Волк. Рождение - Александр Авраменко

– Мой учитель всегда рисовал на чучеле мелом крестик и заставлял меня попадать в него.

Рыцарёнок хвастливо выпятил грудь:

– Ты, щенок! Рисуй, где хочешь! Девка будет моя!

– Ну-ну… Эй, кто там? Посыпьте его мелом.

– Зачем?!

Всю браваду и наглость горе вояки словно сдуло ветром, он даже отшатнулся на шаг, когдя я крутанул массивную булаву так, что воздух загудел. Матушка заулыбалась, да и Эрайая тоже чуть отошла от страха – когда я сделал себе палицу, то пришлось им рассказать анекдот про рыцаря и дракона, ну, где они другу мелом крестики рисовали. Сначал рыцарь дракону на чешую начертил, и объяснил, что мол, сюда поразит чудище мерзкое своим мечом. Ну, дракон, недолго думая, обсыпал всего рыцаря в ответ и взял вот такую же булаву, как у меня. Только больше намного. Драконы, они ведь не маленькие…. И долго потом смотрел вслед облачку пыли удирающего рыцаря… Это рыцарь про анекдоты не слышал. Но насторожился… Его движения такие неуклюжие и смешные… Меч медленно выходит из ножен, поднимается в замахе… Дзинь! Удар, в который я вкладываю всю свою злость к наглецу! Его словно сметает ураган! Мощь тяжёлой, шестнадцатикилограммовой болванки, плюс моя далеко не фиорийская сила, плюс злость, умножающая удар в несколько раз… Рыцаря буквально уносит вместе с доспехами. Меч вылетает из его руки, жалобно звякнув, падает на площадку, и пока наглец пытается подняться, я нагибаюсь, и, не выпуская булавы, которая висит на петле, нагибаюсь, подбирая чужое оружие. Кручу кистью, проверяя баланс, затем просто берусь за остриё. Хруп, вау! Меч ломается, резко, жалобно. Швыряю обломки снова на площадку, нагибаюсь, вздёргиваю наглеца на ноги, тот никак не может вздохнуть – доспехи не дают этого сделать, потому что вмяты молодецким ударом. Пинь! Лопаются ремни, потому что я зацепил пластину своей клешнёй, накачанной в кузнице тяжёлым молотом, и отодрал её с мясом. Пулемётной очередью разлетаются в сторону кольца порванной в клочья кольчуги. На! Кулак врезается в челюсть, и рыцарёнок улетает внутрь башни! Хлюп! Сапог подбрасывает распростёртое тело, не подающее признаков жизни, откидывает на несколько метров. Я с трудом давлю свой гнев и тщательно контролирую силу ударов, чтобы не искалечить, и, тем паче, не убить дурачка. Тресь, шмяк! Бум-бум-бум, сочный шлепок внизу лестницы, которую тот пересчитал своей головой. Раскрывается дверь, и я со всего маху вышвыриваю обеспамятевшее тело на улицу. Замираю, потому сверху слышу отчаянный женский крик:

– Сьере барон! Не надо!!!

Поднимаю взгляд – из-за зубцов высунулась голова Эрайи с искажёнными страхом чертами лица, она действительно переживает за этого ублюдка, который изнасиловал её… Но, раз так хочет дама – Нижайший с ним. Сервы, собравшиеся во дворе, с ужасом смотрят на безжизненное тело, болтающееся в моей руке. Уж кто-кто, а они не раз видели то, на что я способен… Бросаю тушку на землю. Она дёргается. Но это бессознательное движение.

– Привязать этого дурачка к его лошади и выгнать обоих прочь.

Разворачиваюсь, вновь уходя в башню…

Молодая женщина с непередаваемым выражением смотрит на меня. Матушка тоже. Понятно.

– Да жив он, жив. Я даже ему ничего не сломал. Просто когда придёт в себя, всё тело будет болеть очень сильно… Нечего волноваться.

Облегчённый вздох Эрайи. Но у меня уже нет настроения, и я разворачиваюсь к люку, ведущему внутрь:

– Я к себе. И не беспокоить. Надо поработать.

Не дожидаясь ответа или пожеланий с их стороны, ухожу к себе в покои, плюхаюсь на кровать. Вот так всегда – прояви доброту, вступись за честь женщины, и будешь ещё и виноват. А ведь полгода назад ещё глазки строила, да и опять тут попыталась намедни меня соблазнить, явившись в кабинет и начав меня обхаживать, вовремя выгнал. И вот – вся она благодарность… Тьфу! Если бы не матушка – выдрал бы тебя розгами уже не раз, зараза! Графиня она, подумаешь…

…Утро начинается с понурой лошади. Это первое, что я вижу, выйдя из башни после завтрака. Бедное животное стоит, опустив голову, потому что её поводья зажаты в кулаке у стоящего на коленях в пыли посреди ворот моего вчерашнего знакомца. Парень весь синий от кровоподтёков, лицо безобразно распухло, а глаза превратились в узкие щёлочки. Но не это главное – он не просто стоит на коленях, на его шее висит ремень с пустыми ножнами и кинжалом. Щита нет. Я размолотил его первым ударом булавы. Доспехов, если ту срамоту, что была на нём вчера, можно назвать так, тоже нет. Кольчуга порвана, пластина лежит в кузнице, смятая в нечто неудобоваримое. Обломки меча тоже там. Сервы сгрудились у выхода, потому что не могут вывести повозки на работу и не знают, что делать. Подхожу ближе, парень видит меня, но не шевелится, стоя неподвижно. Лишь ещё ниже опускает голову с грязными, спутанными волосами, залитыми кровью.

– В чём дело?

Он пытается что-то сказать, но вместо звуков голоса из груди вырывается сип.

– Дайте ему воды.

Кто-то из сервов подносит ковш с ледяной водой, парень жадно пьёт. Капли падают ему на окровавленную рубаху, ходит кадык, и я замечаю, какой он тощий. Да у меня сервы упитаннее. И конь… Вот кто бедолага. Рёбра едва не прорывают шкуру.

– Ты мешаешь моим людям.

– Простите, сьере барон… Но я бы… Я… Прошу прощения за вчерашнее…

– Ладно. Ты прощён. Можешь идти. Не мешай людям работать.

Но парень не двигается. Вновь сглатывает слюну. Потом выдавливает из себя:

– Сьере барон… Я бы хотел наняться в вашу дружину…

Опаньки… Первый рекрут… А может… Вроде дурь из него вылетела… Оборачиваюсь, заметив краем глаза движение за спиной. Есть у меня привычка – терпеть не могу, когда кто-то подходит сзади. Эрайая! Стоит, держа дочку на руках, застыла. Только в глазах такая жалость! И к кому? Да к этому… Рыцарёнку… Твою ж мать… Графиня с голой задницей…

– Пойдём. Побеседуем. Эй, кухня свободна? Подайте нам… Порцию для рыцаря…

Вопросительно смотрю на парня, тот выдавливает:

– Ролло дель Ват, сьере барон… Рыцарь… Безземельный…

Пытается подняться, но едва не падает – то ли ноги затекли, то ли я вчера перестарался…

– Помогите рыцарю подняться и отведите его умыться. Потом – на кухню, накормить. Как поест – ко мне. Я буду в кузнице…

Ухожу, замечаю шевеление за спиной. Короткий сдавленный стон. Понятно. В ребре трещина…

…Парня приводят ко мне через час. Он уже выглядит получше. Голова забинтована чистой тряпицей, через которую видны зелёные пятна растёртого подорожника. Рука, левая, на перевязи. И чистая рубашка и штаны. Узнаю одежду из собственных запасов – такие выдаются всем новичкам. Ролло застывает в изумлении, увидев, чем занят владелец такого огромного лена. Я же аккуратно навожу глянец на собственный меч. Это очень долгая и нудная работа, которая делается вручную, и доверить её любому из моих мастеров я просто не могу. У меня – точная копия моего офицерского меча. Конечно, изготовить его из монокристалла, как делают во флоте Империи, невозможно. Но вот отковать нечто похожее из лучшего оружейного имперского металла мне удалось. Чуть изогнутое узкое лезвие длиной сто двадцать сантиметров с длинной рукояткой и узорчатой гардой у меня вышло. Двенадцать медных диби, поставленных столбиком друг на друга, рассёк с одного удара, на лезвии не осталось и следа. В общем – вещь. Достаточно гибок и прочен одновременно. И вот теперь я наношу тончайший слой специальной пасты, а потом тру и тру изделие об абразивный брусок…

– Удивлён? Настоящий воин сам делает себе оружие. Иначе, как он может довериться клинку, который не знает?

– Ваше… Сьере барон, могу ли я…

Я на мгновение останавливаюсь, киваю на одежду:

– Эрайя дала? И забинтовала?

Парень краснеет, потом вдруг вскидывает голову:

– Почему вы называете графиню дель Суори так, словно она крепостная?

Машу рукой:

– Да не заводись. У нас, в Парда, всё просто. Мы люди деревенские, привыкли к такому обращению. А твою графиню я в прошлом году купил. На рынке Саль. Так что она – моя крепостная. По факту и по купчей. И если моя матушка пригрела девчонку, то это её прихоть. А для меня она – никто. И её титул ничего в Парда не значит. Так то, парень. И давай, не будем лучше говорить о ней. Могу и не выдержать. Да и не станет такое способствовать твоему найму.

Прекращаю тереть лезвие о камень, поднимаюсь с колен, и… Ссссииии… Словно свист ветра… Ролло вздрагивает, с глубочайшим удивлением и почтением смотрит на меня, а я подмигиваю:

– Ты думаешь, что я только булавой махать умею? Ха!

Выдёргиваю волос из овчины, на которой сидел, кладу на лезвие меча, дую… Щёлочки глаз на опухшем лице на мгновение расширяются, и парень кривится от боли, тут же хватается за лицо, охает. Забылся…

– А твой доспех этот меч разрежет, словно куриную грудку. Поверь.

Короткая тишина, я снова посыпаю клинок порошком, но тут рыцарь приходит в себя: