Ревизор: возвращение в СССР 2 - Серж Винтеркей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 13
Воскресенье, 21.02.71 г. Дома у Домрацких — Ивлевых
Я проснулся от того, что меня трясли за плечо. Не сразу включившись в действительность, я резко вскочил, испуганно дико озираясь вокруг.
— Спокойней, чего подскакиваешь, — сказала бабушка, — без пятнадцати шесть уже, ты в баню собирался идти.
— Спасибо, — поблагодарил я ее и потопал умываться. Плохо под вечер спать, голова дурная потом.
В кухне за столом сидели Эмма и мама. Я налил себе чаю и сел рядом.
— Ну, что, Эмма, завтра маман твоя приезжает, — напомнил я. — Настроилась на встречу?
Девчонка побледнела, но, когда она подняла на меня глаза, я увидел в них дерзость и решительность. Я не смог скрыть улыбки. Молодцы мои бабоньки, вправили ей мозги.
— Пусть приезжает, — сказала она. — Я хоть в школу ходить буду.
— Соскучилась? — поддержал разговор я.
— В школе хорошо, за меня взрослые всё решают, — задумчиво сказала она. — А дома я — взрослый и сама за всё отвечаю. Это так тяжело.
— Ничего, Эм. Так будет не всегда, — попытался я успокоить её. А сам крепко задумался: как нам с Германом завтра с её маман разговаривать? Какими словами?..
Но будем решать проблемы по мере их поступления. Сегодня у нас по плану — баня. Который час? Я взглянул на ходики.
— О, скоро шесть, — я встал из-за стола. — Ба, собрала что мне в баню взять?
Она показала мне на матерчатую синюю сетку, висящую на ручке входной двери. Я заглянул в неё и обнаружил там пластмассовую мыльницу, длинную мочалку из люффы, бельё, завёрнутое в полотенце и сланцы.
— Ты ещё что-то про расчёску говорила, — напомнил я. — Какую можно взять?
— Возьми эту, — показала она на общую расчёску на полочке возле умывальника, — не потеряй только.
Бабушка положила на стол 10 копеек.
— Это билет столько стоит? — уточнил я. — Это только за вход? В оплату ещё что-то входит?
— Тазик входит, — ответила, усмехнувшись, бабушка.
Эмма вертела головой глядя то на меня, то на бабушку, пытаясь понять, что происходит.
— Ты как будто первый раз в баню идёшь, — в конце концов сказала она.
— Почему? — спросил я.
— Ерунду всякую спрашиваешь.
— Ну и что? За спрос денег не берут. Может, я так просто, поговорить.
Тут в сенях хлопнула дверь, и почти сразу в хату заглянул Славка.
— Всем привет. Ты готов? — спросил он меня.
— Готов, кажется.
— Давай, выходи. Я тебя на улице жду, — велел он мне, а сам глаз не сводил с Эммы.
Я постоял немного в сенях, выбирая, что надеть, бушлат или куртку, наконец, выбрал куртку и вышел из дома.
— Ну веди, — сказал я, предвкушая горячую воду и парилочку.
Мы вышли на Ленина, прошли мимо Юлькиного дома, прошли Площадь и вот она баня. Пять минут неспешным шагом. Обычное одноэтажное кирпичное здание. У дверей вывеска: Городская баня № 1. У входа очередь, человек десять: мужчины, женщины, дети. Мы пристроились в конец.
Когда мы попали внутрь, выяснилось, что там очередь продолжалась через весь холл к окошку кассы.
— Воскресенье, народу много, — шепнул мне на ухо Славка.
Система там была простая: сколько народу вышло, столько же зашло. Мужчина вышел — мужчина зашёл. Женщина вышла — женщина вошла. Женщину с ребёнком считали за одного человека.
— А если нет очереди, тогда как? — спросил я Славку.
— Подходишь к кассе, даёшь деньги. Если мест нет, тебе скажут, подождёшь немного.
Мы попали в раздевалку где-то через полчаса. Как я заметил, у мужчин очередь шла быстрее.
Мы предъявили при входе в раздевалку маленькие билетики, похожие на автобусные из механических касс, где бросали монетки и крутили ручку. Нам выдали два овальных оцинкованных таза.
Помещение раздевалки было с высоким потолком, на полу коричневая потёртая плитка.
В раздевалке шкафчиков не было, были деревянные скамьи с высокими спинками и сплошными высокими подлокотниками, которые, скорее, служили разделителями между скамьями. Скамьи стояли сплошной стеной в два ряда напротив друг друга и загораживали окна с одной стороны. На спинке каждой скамьи было по два крючка для одежды и небольшое зеркало, только голову видно.
Я сначала удивился: неужели не воруют? Но потом заметил, что пожилая техничка со шваброй в руках стоит посередине прохода между скамьями и не собирается никуда выходить, зорко следя за вверенным ей помещением.
— Она что, так и будет тут стоять? — спросил я Славку. Спросил тихо, как я думал. Но техничка услышала и посмотрела на меня так, что мне захотелось стать невидимкой.
— Раздевайся! Чё я там не видела? — громко, на всю раздевалку, заявила она.
Блин. Так и импотентом можно стать.
Я спрятался за Славкой и начал раздеваться.
— Интересно, — ворчал я. — сколько бы продержался в живых какой-нибудь дед, если бы зашёл в женскую раздевалку и сказал: «Бабы, тихо! Что я там у вас не видел?»
— Секунды две, может, если повезет, — хохотнул парень чуть в стороне от нас.
Я, раздевшись, надел сланцы, взял мыльницу и мочалку и двинулся в моечную, как было написано над дверью. На другой двери, в стороне, было написано туалет.
Ну, вход в парилку, скорее всего, из моечной, решил я и, в надежде испытать банное удовольствие, открыл дверь в моечную.
Мама дорогая! Роди меня обратно.
Я стоял в дверях, открыв рот, до тех пор, пока Славка не протолкнул меня внутрь.
Всю моечную заполнял густой влажный пар. Стены и полы были выложены разнородной плиткой. Когда-то белый потолок был весь в чёрных разводах.
Славка прошёл к ближайшей свободной бетонной скамье, занял её своей мыльницей и мочалкой и пошёл со своим тазом к двум кранам над бетонной тумбой. На стене рядом с кранами огромные буквы Х и Г.
Славка набрал в таз немного кипятка и плеснул на скамью, которую занял. Потом набрал полный таз воды, смешивая холодную и горячую. Поставив таз на скамью, он достал мыло, намочил в тазу голову и стал намыливать.
Я опомнился, только когда Славка вылил на себя целый таз воды, смывая мыло с головы и пошёл опять к кранам за водой.
Ну, что же. Горячая вода в неограниченном количестве — это уже хорошо.
Я сразу понял, что нет тут никакой парилки. Тут даже душа нет. Сперва я почувствовал разочарование, но ровно до тех пор, пока не вылил на себя первый таз горячей воды.
Какой же это кайф — горячая вода на весь рост. Я не замечал и не ценил такие «пустяки», живя в
