Траектория чуда - Аркадий Гендер

— Алё, привет! — раздался в трубке ее веселый голос. — Как ты там?

— Привет, ничего, — ответил я вроде бы совершенно ровно, но мой тон Ташу не обманул.

— Что-то случилось? — мгновенно потухла она.

— Да, пожалуй. Случились две вещи, — начал издалека я, — хорошая и… не очень. С какой начать?

— Начни с хорошей, — поникшим голосом попросила Таша.

— Послезавтра летим в Швейцарию, как я говорил, так что собирайся.

В трубке на секунду повисло молчание.

— Боже, неужели — правда? — после паузы отозвалась Таша изменившимся голосом.

Я усмехнулся:

— Правда, правда, или ты думала, что я пошутил?

— Нет, конечно, нет, — горячо заговорила она, — но это выглядело так невероятно, что мне казалось, что все сорвется в последний момент. Тем более я тут узнала, что прямо в Женеве есть клиника, которая без проблем делает эту операцию. В общем, фантастика, сказка прямо! Я чувствую себя Золушкой и Ассоль в одном лице!

— Кстати, о сказках, — в шутливом тоне подхватил я. — Не помнишь, в классических вариантах добрых сказок за Золушкой и принцем подглядывали? Или за Греем и Ассоль?

— Я не понимаю, ты о чем? — забормотала Таша.

Пару секунд я раздумывал, потом вздохнул, и рассказал ей все. Вернее, почти все.

— Не может быть! — вполне по-женски испуганным шепотом отреагировала Таша.

Я прямо-таки видел, как она в ужасе закрывает рот рукой. Ее испуг был настолько не наигранным, что это окончательно уверило меня в том, что она ничего не знала.

— Если розовый бегемот не дорог тебе как память, раскурочь его, там внутри — камера, — в шутку посоветовал ей я.

— Да я и прикоснуться-то к нему не смогу от страха! — ужаснулась Таша и совершенно растерянно спросила: — Господи, Глеб, что же теперь делать?

В ее голосе явственно сквозили слезы. Ладно, можно считать ее невиновность доказанной, нужно успокоить девушку.

— Что делать? — ласково передразнил плаксу я. — Паковать чемоданы. Послезавтра мы улетаем в дальние страны.

— Значит, уже все в порядке? — с надеждой в голосе спросила она.

— Да, я разобрался с плохими парнями, теперь все в порядке, — ободряюще расхорохорился я.

Ташин голос в трубке снова повеселел. Мне удалось ее успокоить и ободрить, вот только кто бы успокоил и ободрил меня?

Только я вошел домой, мне на шею бросилась Юлька с криком: "Папа, папа, мама мне все рассказала, теперь ты купишь мне новую Барби?" Я прижал ее крошечное тельце к себе, ощущая себя последней сволочью. "Для того, чтобы купить тебе новую куклу, а маме — норковую шубу, а папе — машину, тебе, доча, надо немного побыть заложницей", — не сказал ей я. Слава Богу, что хотя бы разговор с Галиной, которого я так боялся, прошел неожиданно легко. Я ничего не стал додумывать, а воспользовался версией Лорика, и Галина безропотно согласилась на время моего отсутствия пожить вне дома. Да, после того, как «россказни» тетушки Эльмиры оказались чистой, да к тому же многомиллионной, правдой, разговаривать с моей благоверной стало не в пример легче.

— Ну, надо, так надо, — ответила она, убежденно тряхнув головой, и мне показалось, что длинные висюльки лапши на ее ушах изящно качнулись. — Когда переезжать-то, завтра? Господи, это сколько ж сборов! Тебя ведь еще надо упаковать.

Я облегченно вздохнул. Раз Галина начала думать о сборах, сумках и шмотках, значит, в этот момент в ее душе — мир и спокойствие.

Среда

После дачного недосыпа и страшного напряжения минувшего дня я наделся хотя бы выспаться, но всю ночь меня мучил один и тот же кошмар. Мне снилось, вернее — грезилось на странной грани между сном и явью, что никакой клаузулы на самом деле нет, что Лориков наезд — просто мистификация и, значит, нет никакой необходимости отдавать Галину и Юльку в его лапы. Этот сон был настолько реален, что к утру превратился в навязчивую идею. С этой полубезумной надеждой я проснулся, если можно так назвать процесс выхода из состояния, напоминающего бред во время отходняка после наркоза. К моменту, когда в одиннадцать с копейками приехал в "Московский Законник", надежда превратилась в твердую уверенность.

Улыбчивая Яна вылетела мне навстречу существенно быстрее, чем того требовали самые строгие рамки этикета, — наверное, ей просто не терпелось в очередной раз продемонстрировать свои ноги. Но сегодня мне было не до них. Я вымученно выслушал подробные разъяснения по поводу завтрашнего отъезда, забрал кипу бумаг — билеты, паспорта, ваучеры отеля, пухлый конверт видимо, с деньгами, и совершенно автоматически спросил, встретят ли нас в Женеве. Яна, замешкавшись, сказала, что она, к сожалению, не знает, так как Вадим Львович ей этого не поручал. На вопрос, могу ли я видеть Вадима Львовича, Яна ответила, что шеф в отпуске, он большой любитель понырять с аквалангом, и завтра он летит в Египет в дайвинг-тур на Красное море, но что сегодня на работе его уже не будет. Какая жалость, что, вероятно, впопыхах он не оставил ей никаких инструкций на счет нашего трансфера.

— Да встретят вас, не волнуйтесь, уважаемый Глеб Аркадиевич! — внезапно раздался у меня за спиной голос, при звуках которого я вздрогнул. — Этим вопросом занимаюсь я. Прошу ко мне!

И, как обычно, бесшумно появившийся невесть откуда Лорик сделал широкий приглашающий жест в сторону своего кабинета, коротко и властно бросив Яне:

— Сделай нам кофе.

Заходя в распахнутую передо мной дверь, краем глаза я успел заметить, как на лице Яны мелькнул явный испуг. Похоже, кроме всего прочего на господина Степанова в юридической фирме были возложены и функции офисного цербера тоже.

Кабинет у начбеза был хоть и поскромнее, чем у Шуляева, но тоже ничего себе. Закрыв дверь, Лорик пододвинул мне стул, а сам удобно пристроился своей подтянутой задницей на край стола и с улыбочкой молча уставился на меня. Не торопясь начинать разговор, я тоже не мигая уперся взглядом ему в переносицу. Наш своеобразный взглядовый армрестлинг прервала принесшая кофе Яна. Быстро расставив чашки и дежурно улыбнувшись, секретарша бесшумно вышла. Лорик проводил ее похотливым взглядом пониже поясницы.

— Слышь, Лорик, — прервал его плотоядные мечтания я, позвякивая в чашке ложечкой. — Я тут вот о чем подумал. А существует ли она вообще, клаузула эта?

Лорик мгновенно с того места, где только что скрылась за дверь аппетитная Янина задница, снова перевел взгляд на меня. Если мои предположения верны, то он должен был сейчас растеряться, но не тут-то было.

— Не о том думаешь, Глеб, не о том, — зевнув, с издевательским сочувствием в голосе сказал он. — Ты подумал, что я всю эту фигню придумал, чтобы заставить тебя отдать лавэ, потому что твои жена и дочка будут у меня? Ты обо мне слишком хорошего мнения. Придумать такую потрясающую аферу у меня не хватило бы мозгов, да и не занимаюсь я похищением людей, хотя бы и из принципа. У меня другой бизнес. Нарыть компромат, и продать его — вот это мое, это по мне! Вот я поймал тебя за хрен, а ты ищешь лазейку, чтобы не платить. Нехорошо. Хотя, что ж, не хочешь, как хочешь. Заставить я тебя не могу, — не вымогатель же я какой, на самом деле. Жаль только, что если б по-моему — все были бы в шоколаде. А по-твоему — все останутся с хреном. И в первую очередь — ты сам, потому, что клаузула эта существует.

С этими словами он встал, повернулся к одинокой картине на стене у него за спиной и снял ее с кронштейна. Картина скрывала сейф, монтированный в стену. Довольно долго провозившись с кодовым замком, Лорик открыл его, вынул из его черных недр черную же пластиковую папку, и бросил на стол. Папка проскользила по полировке, и остановилась аккурат у моей руки, лежащей на столешнице.

— Смотри, вот полный текст завещания твоей прабабки. Разумеется, копия, но официально заверенная в Женевском нотариате. Читай — там есть русский перевод.

Скорее машинально, чем с целенаправленным желанием ознакомится с содержимым, я открыл папку. Весь в вензелях бланк "Бернштейн и Сын, Женева", обилие синих печатей. Я пролистал довольно длинное завещание. В самом конце был отдельный конверт с надписью "Сугубо конфиденциальное приложение. Только для поверенных". Конверт не был запечатан, но я не стал его открывать. И без этого было ясно, что клаузула существует. Просто перевозбужденный мозг смоделировал во сне другую реальность, в которой клаузула является выдумкой Лорика, а я, очнувшись, ухватился за подкинутую сном идею, как утопающий за соломинку. Но сон — это только сон, каким бы реальным он ни казался. Так тошно вдруг стало, что я захлопнул папку, и отшвырнул ее по крышке стола Лорику. Тот не дал ей упасть, ловко подхватил, и с вернул в недра сейфа. Закрыл толстую стальную дверцу, водрузил на место картину. Я сидел совершенно размякший, безвольно обтекая спиной спинку стула. Видимо, мой вид внушал такую жалость, что Лорик подошел ко мне и сказал, по-товарищески приобняв за плечо: