Полтава. Рассказ о гибели одной армии - Петер Энглунд

Для перестрелок было характерно, что каждый отдельный солдат всегда целился очень плохо. (Были даже представители военной науки, которые считали, что целиться совершенно не нужно, это только задерживает выстрел.) Ружья не были приспособлены для точной наводки: траектория была сильно искривлена, и ни о какой прицельной стрельбе не могло быть и речи. Огонь залпами означал, что солдаты в общем выступали в качестве подставок для своих ружей; соединения функционировали в бою как своего рода примитивные пулеметы, которые толчками извергали большие снопы пуль по врагу. Даже если большинство пуль не попадало в цель и уходило либо выше, либо ниже — залповый огонь был расточительной формой огня, существуют расчеты, которые показывают, что на каждое попадание могло приходиться 300 пуль, ушедших мимо цели, — все же несколько пуль всегда попадало куда надо. Кроме того, эффективность сильно менялась в зависимости от расстояния: чем короче дистанция, тем больше эффект. Это становится особенно понятным, если принять во внимание, что цель большей частью представляла собой плотную массу стоявших во весь рост людей, которые не делали никаких попыток сбежать или искать укрытия. Долгих, затянувшихся перестрелок старались избегать, так как они часто бывали очень дорогостоящими, не достигая решающих результатов. Кроме того, залповый огонь, если уж он был начат, было очень трудно остановить: приказы командиров было невозможно расслышать сквозь оглушительный грохот мушкетов. Первый залп был также, как правило, и самым эффективным, мушкеты солдат были тогда лучше всего заряжены; дело в том, что постепенно стволы забивались. К тому же, когда мушкеты заряжались второй или третий раз, страх и суматоха отвлекали внимание солдат, и они, как правило, заряжали свое оружие недоброкачественно. Поэтому нет ничего удивительного, что стремились ограничиться одним, в крайнем случае двумя залпами на максимально коротком расстоянии. Один воин Карла XII говорил, дескать, король хочет, «чтобы они стреляли не раньше, чем белки в глазах врага увидят». Чем дольше воздерживаться от огня — и здесь должен был вступать в силу контроль со стороны офицеров, — тем больший он давал эффект.

Русские батальоны подходили все ближе. Оружие молчало. Перед неумолимо надвигающимся строем русских у некоторых шведских солдат не выдержали нервы, раздались выстрелы, — возможно, началось с того, что раздался какой-то один выстрел, и одновременно начался панический огонь. Задние подразделения в шведских батальонах вопреки приказу начали стрелять слишком рано. Расстояние было слишком, слишком большим. Разыгралась недолгая перестрелка. Не успел отзвучать шведский залп, как ему ответило грохочущее эхо очень сильного русского залпа. Тогда выстрелили также и первые шеренги рати Рооса.

Ответ русских пришел немедленно: новый залп обрушился на синие линии. Шведский строй пришел в беспорядок, стал валиться. Солдаты начали откатываться назад.

Русские воспользовались своей мощной огневой подготовкой. Они бросились на шведов с холодным оружием. Из зарослей появились спрятанные в засаде штыки, пики и шпаги; русские батальоны навалились на шведов, как оползень. Рукопашный бой был короткий, беспорядочный и кровавый.

Шпаги из ножен летят, и сабли мелькают и гнутся,Рубят и колют кругом, наносят удар за ударом,Тут голова покатилась, там падают всадник и конь…

Так звучат некоторые строфы из стихотворения Харальда Уксе. Два-три шведских батальона, например, далекарлийцы, не сдвинувшись с места, выдержали атаку. Остальные отступили. Фельдфебель Далекарлийского полка Валльберг говорит: «Все было тщетно, острия вражеских пик вонзились в наши тела, смертельно ранив большинство из нас». Еще несколько мгновений — и весь шведский строй поддался напору. Солдаты в панике устремились назад, не повинуясь отчаянным угрозам и мольбам немногочисленных офицеров оставаться на месте и сражаться. Батальонных командиров убивали или брали в плен одного за другим. То же происходило с основной частью скученной массы солдат. Валльберга поймали несколько русских гренадеров и ограбили до нитки, оставив в чем мать родила. Поймали и раздели догола также Юхана Алефельта, лесного следопыта Рооса, и он вдобавок был тяжело ранен во время боя.

Русская конница не вмешивалась. Далекарлийцы, занимавшие позицию на фланге, помешали кавалерии перейти в атаку и полностью завязать мешок. Поэтому на юге оставался выход для тех, кто бегом пытался спастись из ведьминого котла. Тех, кто не был убит или взят в плен, смыло волной бешеной паники и унесло вниз, в большую широко разветвленную лощину, которая проходила непосредственно позади захваченных шведских позиций.

Были отдельные люди, которым в общем хаосе после сражения удалось даже прокрасться не вниз, в ущелье, а в другом направлении. Двадцативосьмилетний капитан из Нерке-Вермландского полка Конрад Спарре был одним из них. Спарре только что оправился от серьезной раны, которую получил в стычке в феврале; он тогда чуть не истек кровью, но рану его удалось зашить и прижечь, а последовавшую за этим гангрену победить рядом операций. Он смог сесть в седло как раз вовремя, чтобы принять участие в этом сражении. Удивительным образом ему удалось после боя выбраться необнаруженным, может быть, потому, что он взял какую-то форменную вещь убитого русского офицера, может быть, потому, что мундир его полка с красными обшлагами приняли за русскую форму, а вероятнее всего, потому что краски мундиров обеих сторон невозможно было различить под толстым слоем пыли и пороховой гари. Во всяком случае, Спарре невредимый прошел через русскую рать и покинул поле сражения со всеми его мертвыми телами, двигаясь в южном направлении по плоской равнине сквозь томительный зной к шведскому обозу.

Избежал гибели на лесной опушке и Абрахам Седерхольм. Вместе со своим денщиком, он ускользнул в лес. Оба они были верхом; денщик еще вел в поводу тяжело нагруженного дорогими вещами запасного коня Седерхольма. Их стали преследовать несколько русских всадников. Во время бегства денщик случайно упустил запасного коня. Несколько казаков тут же схватили его. Абрахам с отчаянием смотрел, как расхватали собранные им богатства. Это была большая потеря, но зато его миновала опасность потерять свободу или жизнь, ему удалось бежать. Поскольку русские солдаты и всадники просачивались в лес и вниз в большую лощину, в конце концов остался лишь один путь к спасению, и он вел через болотце. Этот качающийся мостик к спасению был, однако, опасен для жизни: многие шведы уже провалились здесь. Сам Седерхольм был обременен тяжестью тысячи дукатов, которые он нес на себе. Если бы он случайно свалился с коня, он уже не смог бы сесть в седло без посторонней помощи. И все же другого выбора не было, надо было рискнуть перебраться через болото. Каким-то чудом он перебрался и, бросив провалившихся на произвол судьбы, ускакал — значительно беднее, чем был, но зато живой.

Шведов, которым посчастливилось пробраться в овраг, было от 300 до 400 человек. Среди них был сам Роос. Они отнюдь не были в безопасности. В то время как часть русских войск вернулась в лагерь, другая по приказу Ренцеля продолжала преследовать шведов, которые еще оставались в живых. Русская кавалерия, подобно темной туче, с шумом ринулась в лощину наперерез бегущим солдатам. По пятам шведов преследовала пехота, размахивающая штыками. Русский батальон, который прошел через лес и сражался с неркинцами, продолжал ломиться сквозь заросли и грозил ударить все уменьшающимся остаткам армии во фланг. Еще раз они подверглись угрозе окружения.

Они должны были силой проложить себе путь. Шведы открыли ураганный огонь по русской коннице, заставив ее отступить и держаться на расстоянии. Батальон в лесу угрожал им все время. Потрепанная толпа ускользнула, выкарабкалась по другую сторону ущелья, упорно двигалась по его краю в лес. Роос вел людей на юг, к лагерю пехоты, который они покинули прошлой ночью. Он лелеял безумную надежду найти помощь, может быть, там находится король и главные силы? Их жестоко преследовали. Со всех сторон вокруг них кишели вражеские солдаты.

Боевой дух шведских солдат, который уже и раньше выказывал признаки колебания, теперь полностью упал. Да и неудивительно. Крупные и неоднократные неудачи, угроза окружения и страшные потери явно сломали людей. Потери в 20 процентов считаются очень большими, и чрезвычайно редко воинская часть оправлялась после потерь около 50 процентов. Если потери сконцентрированы в коротком отрезке времени, они еще и кажутся значительно больше. Соединения Рооса в течение нескольких часов потеряли более 80 процентов своего первоначального состава. Это невероятная цифра. Многие из солдат вопили в отчаянии, что нужно сложить оружие и просить пощады. Они больше не хотели сражаться. Роос упрямо отказался. «Так ни один честный человек не поступает, — крикнул он в ответ и попробовал подбодрить их. — Мы найдем армию и получим „сикурс“ (помощь)». Сражение продолжалось на ходу: разбитые части тянулись на юг, преследуемые роями русской конницы и пехоты, которые становились все плотнее и плотнее.