Огни Азерота - Кэролайн Черри

Он покачал головой, глаза его затуманились. Вновь им начал овладевать страх.

— Не совсем честно давить на тебя, когда ты напичкан этой дрянью, не так ли? Ты открыт, как чистая страница. Что ж, больше не буду. Но мы еще поговорим, когда ты придешь в себя. То, о чем я тебя спрашивал, я спрашивал не для того, чтобы причинить тебе вред. И ты не должен спать, Вейни. Не закрывай глаза. Смотри на меня осмысленно.

Ему это не удавалось, и Рох ударил его, чтобы привести в чувство.

— Не спи. Можешь злиться на меня, если это поможет. У тебя в глазах все еще туман от того наркотика, и пока это не пройдет, ты не должен засыпать. Я видел, как в стане люди от него умирали. Они умирали во сне. А ты мне нужен живым.

— Зачем?

— Что ж, по-твоему, даром я сегодня подставлял свою шею? Мне нужна за это хоть какая-то награда.

— Чего ты хочешь?

Рох засмеялся.

— Я хочу твоего общества.

— Я предупреждал… Я предупреждал, что ты не можешь ожидать от своих друзей доброго отношения. Ты — человек, а они ненавидят таких, как ты.

— Правда? — Рох засмеялся. — Так значит, ты признаешь во мне своего кузена?

«Кел сказал мне, — чуть было не проговорился он, — что ты — почти он». Но он был не настолько безволен, чтобы сказать это, и вовремя остановился. Рох обратил на него странный взгляд, затем пожал плечами и снова стал протирать его раны. Прикосновения причиняли боль, и Вейни морщился. Рох тихо выругался.

— Ничего не могу с этим поделать, — сказал он. — Благодари за это Фвара. Я стараюсь, но ничего не получается. Радуйся, что акил пока действует.

Рох действительно был осторожен и искусен. Он очистил раны, смазал их теплым маслом и перевязал самые кровоточащие из них. Он положил горячий компресс Вейни на колено, затем сменил его. Временами голова Вейни опускалась, и Рох приводил его в чувство и, наконец, позволил ему заснуть, тревожа только тогда, когда менял компрессы. Проснувшись ненадолго, Вейни увидел, что стоит глубокая ночь, и снова заснул, но Рох вскоре снова разбудил его, в очередной раз меняя компресс.

— Рох? — удивленно спросил он.

— Я не причиню тебе боли.

— Кто-нибудь может подсмотреть.

— Кто? Фвар? В моем шатре мало слуг. Спи, кузен.

Он заснул. Это сон был спокойным, в первый раз с тех пор, как он покинул Кархенд. Это был последний и самый приятный эффект слабеющего действия акила. Измученный, теперь он мог отдохнуть.

9

Когда Рох разбудил его вновь, в щели полога просачивался дневной свет, а сквозь дымовое отверстие над головой — туман. Перед ним стояла пища. Вейни уселся и стал поедать завтрак — хлеб и соленую рыбу, запивая кисловатым шиюнским напитком. Впервые за несколько дней он мог наесться вдоволь, как бы ни была проста эта пища и какие бы воспоминания она ни вызывала о Шиюне.

Пережевывание пищи вызывало боль, а на теле не было места, которое бы не саднило. Но колено в то утро уже могло сгибаться спокойно, и боль в нем, которая все эти дни была такой постоянной, что Вейни почти привык к ней, начала утихать. Он не стал одеваться, а просто закутался в отрез ткани, и Рох сказал, что горячий компресс должен оставаться на колене до обеда.

— Спасибо, — сказал Вейни.

— Что, искренняя благодарность? Это больше, чем я получил во время последней встречи. И думаю, что ты по-прежнему хочешь перерезать мне горло, кузен.

— Я в здравом рассудке и понимаю, что обязан тебе.

Рох криво усмехнулся и подлил воды в горшок, стоявший на огне, затем уселся и налил себе кружку шиюнского напитка, а выпив, скорчил гримасу. — Потому, что я не поступил с тобой так, как должен? Они накачали тебя этим наркотиком так, что ты перестал что-либо соображать, и если бы это продлилось достаточно долго, пожалуй, ты бы выдал им все, что знал, и этого было бы достаточно, чтобы они тебя пощадили… а может быть, и нет. Ты бы прожил столько времени, сколько им хватило бы, чтобы насытиться твоими мучениями. Ты должен быть мне благодарен. Но, конечно же, мне все равно пришлось бы выручать тебя — это было необходимо для меня самого. Ты мог меня погубить. А что касается всего остального, то тут ты прав — за тобой должок.

Вейни повернул ладонь шрамом вверх — на ней был знак Моргейн, рана, зарубцевавшаяся с кровью и пеплом.

— Я не могу так поступить, и ты это знаешь. Все, что я должен сделать, я сделаю — таков закон илинов. Не обещаю, что могу отступиться от него — это выше моих сил.

— Но у тебя их достаточно, чтобы напомнить об этом мне.

Он пожал плечами, обеспокоенный — Рох всегда имел возможность вырвать у него из груди сердце.

— Похоже, тебя не слишком испугало происшедшее в том шатре в минувшую ночь. Они пока не готовы покончить с тобой. Пока. Но однажды они все-таки найдут способ.

— Я знаю. Я знаю, в какой мере могу доверять Хитару, и мы давно ушли за эти границы.

— Потому-то ты и окружаешь себя подобными Фвару. Тебе хорошо известно, что он и его родичи некогда служили Моргейн, но стали ее противниками, когда не смогли получить от нее то, чего хотели. Они поступят так же и с тобой, в ту же минуту, как только ты пойдешь наперекор их желаниям. Это во мне говорит не только ненависть. Это правда.

— Я не упускаю этого из виду. Но есть еще тот факт, что Фвар и его родня предпочитают служить мне, а не кел, потому что хорошо знают, насколько кел любят их. Кел ненавидят всех людей в этом лагере — и хию, и болотников, — всех, кто имеет хоть малейшее представление о независимости. Но болотники не любят Фвара. Фвар и его люди малочисленны, и он знает, что если он потеряет бдительность, то болотники окунут его мордой в грязь. Фвар любит власть. Она ему просто необходима. Но чем больше власти, тем больше у тебя врагов. Когда он думал, что Моргейн даст ему власть, он присоединился к ней, и пока был уверен в ней оставался ей верным и сопровождал ее во всех опасностях. Ко мне он присоединился только потому, что знал: ему не совладать с кел, а я имею влияние в этом лагере. Фвар держит болотников под жестким контролем, и это меня устраивает. Он важен для того, чтобы я мог здесь существовать. Без меня он ничто, и он это знает. Но пока он служит мне, кел в этой стране не будут править хию и болотниками. И как ни горды кел, они понимают, что остальные превосходят их числом и что те люди, которые все еще служат им — это не более чем просто скот. Ни один человек из Шиюна не питает симпатий к болотникам и хию, но при этом ни один человек, живший под властью кел, не любит своих хозяев, даже те, кто носят клеймо на лице. Кел очень боятся своих собственных слуг и действуют вдвойне жестоко, чтобы держать их в повиновении. Но в открытую об этом они не говорят. С другой стороны, не получится ничего хорошего, если люди прознают об этом, не правда ли? Еще хлеба?