Школа террористов - Иван Черных

- Неправда! - запротестовала Сусанна Николаевна. - Все продукты высокого качества.

- А вы не обратили внимание на надписи на коробках?

Директриса пожала плечами.

- Право, ни у кого даже мысли такой не возникло. Если вас это так интересует, давайте вместе посмотрим. - И тут же спохватилась: - Вот досада, ключи-то у Альбины Ионовны, она у нас ведает продовольственным хозяйством.

Наверное и на этот раз мое желание было так велико, что Бог снова пошел мне навстречу: дверь отворилась, и в кабинет вошла незамужняя вдова. Я, выразив на лице радость, шагнул к ней и протянул руку.

- Здравствуй, Альбина. Ты так внезапно уехала... Я утром звонил тебе домой, но никто не ответил, - соврал я.

Она неопределенно пожала плечами, выражая то ли удивление, то ли недоверие. Но глаза не скрывали обиды. И все-таки взяла руку, слегка пожала.

- У тебя ко мне дело?

Я чуть замешкался с ответом. Меня выручила Сусанна Николаевна:

- Он утверждает, что Германия прислала нам порченные продукты. Хорошо, что ты появилась, сейчас мы опровергнем слухи. Кстати, не ты сказала ему такое?

- Не она, - опередил я Альбину. - Но вы правы: лучше один раз увидеть, что десять услышать.

- Альбиночка, покажи молодому человеку коробки с гуманитарной помощью. Пусть он убедится по этикеткам годность продуктов.

Альбина молча достала из стола ключи и повела меня в довольно глубокий и просторный подвал, освещенный тусклыми лампочками и пахнущий мышами. У массивной двери, обитой железом, с громадным висячим замком, Альбина остановилась и, как заправская ключница, ловким движением руки открыла замок, затем дверь. Включила свет. Вдоль стены на деревянных полках возвышались коробки с красивыми этикетками. Я прочитал: Rockenkortoffel inWurvtln Mindestens haltbar dis Ende Mai 1991".

- Сушеный картофель, Срок годности - май тысяча девятьсот девяносто первый год, - перевела Альбина.

- Значит, слухи были верные.

- На безрыбье и рак рыба, - холодно констатировала Альбина. - А это медицинское оборудование, - указала она на более массивные коробки и подколола: - Надеюсь, срок годности у тебя не вызывает сомнения? Кстати, оно предназначено не для нас, а для больниц. Но у них пока нет места для размещения. Вот и сгрузили у нас.

Как мне хотелось заглянуть в них! Возможно там то самое, что интересует Токарева. Я потрогал тяжелые коробки.

- Нет, сроки годности медицинских аппаратов у меня сомнения не вызывают, - ответил я с улыбкой. И спросил напрямую: - Я чем-то тебя обидел?

- Ты бросил меня в таком состоянии...

- Прости, но ты заснула, и я не хотел тебя беспокоить - я очень храплю.

- Серьезно? - усмехнулась она. - Только из-за этого? - Лицо чуточку оттаяло. - Какие вы, военные, ханжи. И... трусы... Пусть человек умрет, только бы не запятнать свое имя.

- Прости, я постараюсь искупить свою вину, - и по-дружески взял её за руку, повел к выходу.

Она закрыла дверь на замок, но уходить не торопилась.

- А знаешь, я почти не спала, все думала, думала... И вот какой дурацкий стишок сочинила. Хочешь послушать?

- Ты пишешь стихи?

- А кто их в юности не пишет.

- С удовольствием послушаю.

- Остаться я нашла причину. Ах, обольститель-мальчик! Казалось мне, что ас, мужчина. На деле вышло - зайчик!

- Ну ты настоящая поэтесса, - рассмеялся я. - От такой критики хоть пулю в лоб. Но я стреляться не буду. Может, ещё докажу, что не зайчик.

- Хвалился гномик: что он могуч и скоро вырастет до туч, - выдала Альбина новый экспромт. Или это вычитанная ранее заготовка?

- Тоже твое?

- Понравилось?

- По форме. Но содержание не соответствует действительности. Ты давно увлекаешься поэзией?

- Не очень. Так, балуюсь иногда.

- Хотелось бы почитать твои стихи. Доверишь?

Она ответила не сразу.

- Они сугубо личные. Но мне тоже интересно послушать мнение столичного литератора. Ведь журналисты - литераторы?

Обида её, кажется, прошла, разговор стал доверительнее.

- А какой-то степени... Кстати, в курсантские годы я тоже увлекался поэзией, и ямб от хорея умею отличить.

Мы поднялись из подвала. Перед тем как открыть дверь в учительскую, Альбина снова приостановилась и спросила:

- Ты когда уезжаешь?

- Хотелось что-то определенное узнать о гибели Андрея. Возможно она связана каким-то образом с контрабандой оружия. Так что с недельку придется ещё пожить здесь.

- Очень хорошо. Поверь, Игорек, с тобой мне намного легче. Я не так тяжело переношу потерю. Не знаю, что бы я делала без тебя. И когда ты вчера ушел, мне не хотелось жить... Я очень прошу тебя, побудь со мной, пока я не приду в себя.

Мне стало искренне её жаль. Надо же было такому случиться. Убили в самый канун свадьбы. Кому Андрей так навредил? Неужели он причастен каким-то образом к контрабанде? И поведение Альбины смущало меня, вносило путаницу в мысли, в чувства. С одной стороны все вроде бы ясно: гибель Андрея потрясла её, а с другой - её объяснения приводили меня в смятение, раздражали и вызывали недоверие: можно ли так быстро привыкнуть к незнакомому человеку, даже если она и считает меня другом Андрея? Или я чего-то не понимаю, или сужу слишком прямолинейно. Надо не спеша во всем разобраться...

- Собственно, я к тебе ехал.

- Вот и хорошо. Тогда попрощаемся с Сусанной Николаевной и поедем к нам.

Я извинился перед директрисой за отнятое время и, пожелав ей успехов в работе, покинул вместе с Альбиной кабинет.

Натертые и пахнущие полиролью Альбинины "Жигули" сверкали как новенькие, коврики - без пушинки, на панели - ни пятнышка пыли; стерильно-медицинская лаборатория да и только. И Альбина одета не в траурное платье, как вчера, а в легкое из цветастого крепдешина, просвечивающее ажурное кружево бюстгальтера и трусики. Загорелая кожа, округлые бедра, стройные ноги выглядели так соблазнительно, что всколыхнули во мне желание, и я невольно похвалил себя за вчерашнюю выдержку...

Взревел мотор, и машина рванулась со школьного двора.

Я обдумывал дорогой, как быстрее отделаться от Альбины - иначе могу наделать глупостей, - и доложить Токареву о своих соображениях. Предлог проверить гуманитарную помощь в школе органы правопорядка найдут, хотя бы под видом изъятия утратившего срок годности сушеного картофеля, пока сомнительное медицинское оборудование не перекочевало в другое более укромное местечко.

К моему глубокому огорчению, Альбина подвернула к знакомому нам кафе, объяснив, что проголодалась как волчица, а дома мачехи нет и обед не приготовлен.

- Да ты не бойся, теперь здесь к нам никто приставать не станет, предупредила она мое возражение.

Выглядеть в её глазах трусом мне совсем не хотелось, и я с одобрительной усмешкой принял её предложение.

- На голодный желудок цыган и спать не ляжет.

- А ты откуда знаешь про цыган? - засмеялась Альбина. - Все зависит от цыганки: одна накормит, напоит и ублажит; другая и плетью отходит, у цыган ныне тоже эмансипация женщин.

В кафе народу было мало, и Альбина провела меня за тот же столик, за которым мы сидели втроем. Официант, едва увидев нас, поспешил, как к долгожданным гостям; расплылся перед Альбиной лакейской улыбкой.

- Рад снова видеть вас, - услужливо согнулся он в поклоне. - Сегодня у нас вкусное сациви, свежие цыплята, корейка на вертеле, Алиготе, Фяско.

- Что-то ты, Лайко, стал забывать мои вкусы. Дай-ка нам самим взглянуть на меню.

- Пожалуйста, пожалуйста, Альбина Ионовна, - официант протянул меню, виновато склонился ещё ниже. - Изучайте, выбирайте. - И удалился.

Альбина пробежала по написанному, недовольно помотала головой.

- Ни икры, ни осетрины. Никакой порядочной рыбы. Совсем оскудел наш общепит. Закажи по сациви и по корейке, зелени побольше, а я пойду позвоню подруге. - Поднявшись, добавила: - И по сто коньяку.

- Ты же за рулем, - напомнил я.

Она взглянула на меня насмешливо.

- Я уже объясняла: коньяк стимулирует энергию и повышает реакцию. Пора бы тебе знать такие тонкости, товарищ журналист. Если нет денег, так и скажи. У меня есть, - и пошла, соблазнительно покачивая бедрами.

"Черт с ней, пусть пьет! - разозлился я, решив сам в рот не брать и после кафе сразу уехать в гарнизон. - А если она и директриса в курсе содержимого тех ящиков в подвале? - мелькнула мысль, но я тут же отверг ее: - Они не повели бы меня в подвал, нашли бы любой предлог... И чувствовали они себя очень уж спокойно... Альбина о стихах заговорила. До любовной ли лирике было бы ей, когда перед глазами замаячила тюремная решетка?"

Заказ её я выполнил. Альбина долго не возвращалась. В ожидании её я невольно стал осматривать зал. Из всех посетителей, которых и десятка не насчитывалось, только мужчина и женщина, устроившиеся в дальнем углу, привлекли мое внимание. Ему лет пятьдесят, представительный, вальяжный, в светлом костюме и при галстуке. Женщине лет двадцать пять, симпатичная блондинка, худенькая, бледнолицая, явно не молдаванка. Но и не русская очень уж медленно подыскивает слова и напрягает губы. Скорее всего из Прибалтики - была у меня одна такая знакомая. Когда им на стол поставили бутылку коньяка, шампанское и закуску, интерес мой к ним пропал - обычная пара прелюбодеев.