Украинский национализм: ликбез для русских, или Кто и зачем придумал Украину - Кирилл Галушко

Легкость обращения киевских церковных деятелей и образованных людей со словом «Россия» было очевидным для их столь же образованных современников. Хорошее образование, видимо, позволило Богдану Хмельницкому при торжественном въезде в Киев в январе 1649 г. не испугаться студентов Могилянского коллегиума, которые его приветствовали в торжественных стихах и от имени «России» (сохранились тексты). Во всяком случае, ученая православная поэзия этого круга в 1649 г. в приложении к казацкому реестру сообщала (за пять лет до воссоединения с Россией), что «С сынов Владимировых Россия упала, С Хмельницких при Богдане на ноги встала». Очевидно, что Россию киевские интеллектуалы XVII в. размещали явно не там, где она сейчас находится, а отождествляли ее с территорией вокруг Киева, т. е. нынешней Украиной. Но они не считали ее «Россией» в том смысле, какой вкладывают в это слово последние триста лет. Они все же имели в виду исконную Русь, но с эдаким гиберболическим вывертом.

15. «Сахаровщина»: о комплексах неполноценности в новейшем изложении российской истории

Прочитав выше по тексту мое обширное обращение к советскому учебнику, читатель мог бы возразить, что, возможно, сейчас в изложении истории уже многое изменилось. Посему обратимся к современности. Это поучительно.

История каждого народа имеет определенные территориальные и хронологические рамки, обычно определяемые временем возникновения и масштабами распространения своего героя. Если говорить об истории стран (по сути государств) — то это еще более существенно. Хотя бывают и парадоксы, и странности. Мы помним, что школьная и вузовская «история СССР» начиналась с палеолита, хотя СССР существовал лишь с 1922 г. Но, в принципе, она содержала в себе совокупное наследие всех вошедших республик, хотя мера представленности последних весьма отличалась. В основе лежала история Древней Руси, Московского государства, Российской империи и Советской России с вкраплениями событий из истории «добровольно вошедших» в этот конгломерат народов: украинцев, армян, грузин, народов Прибалтики и Средней Азии. Единственное исключение представляло собой отсутствие истории поляков и финнов, которые так и не закрепились в составе империи и в орбиту СССР уже попали как представители «братской социалистической страны» или приемлемые нейтралы. История Украинской ССР, преподававшаяся факультативно (как краеведение), излагала в том же духе: все, что происходило в прошлом на территории УССР, территориально оформившейся с 1919 г. по 1954 г.

После 1991 г. этот принцип хронологии и территории в изложении истории в независимой Украине сохранился. Изменилась лишь информационная наполненность и трактовки событий. Для нормативной «истории Украины», которая по преимуществу является сложной историей народа, назвавшегося на одном из этапов своего долгого пути «украинцами», этот формат подачи выглядит вполне естественным[29]. От славянских племен начинаются предки нынешних украинцев, а дославянский период истории — это история земли, на которой ныне проживают граждане Украины. На чужие земли украинский учебник не замахивается, кроме тех случаев, когда речь идет об автохтонных украинских землях, которые оказались теперь в составе соседних государств. Например — Холм, столица Галицко-Волынского государства, ныне — в Польше. Надо ли изучать «доукраинский период» в Украине? Надо, а то как пояснить, например, наличие у нас древнегреческих колонн Херсонеса? Даже венгры, пришедшие в Венгрию в ІХ в., учат и предшествующий период — у них тоже есть античные руины и прочее древнее наследие.

Иная ситуация с историей России. Взять, например, учебное пособие для студентов гуманитарных вузов История России с древнейших времен до начала ХХІ в. Под редакцией академика А. Н. Сахарова. — Москва, 2006: внушительный том (почти 1300 страниц), созданный в Институте российской истории РАН. Мы можем этот текст считать если и не «официальным», то научно «каноническим». В нем сказано то, что считается необходимым сказать ведущими российскими историками. Начинается труд с главы «Древняя Русь» и посвящен (что понятно) истории государства киевских князей. Территории нынешней России здесь касается 9 страниц из 150 (параграфы «Господин Великий Новгород» и «Владимиро-Суздальское княжество»), если не считать нескольких слов о появлении государства (Рюрик со товарищи) и о существовании племен словен, кривичей и вятичей, поминания разных мест в контексте межкняжеских конфликтов. В следующем разделе («Северо-Восточная Русь») излагаются события, начиная с Батыева нашествия, но касаются они уже исключительно тех территорий, где зародилась нынешняя Россия. Далее, что естественно, речь идет о «Создании русского национального государства со столицей в Москве» (раздел 3). Мне вполне понятен переход от раздела 2 к разделу 3, но остается загадкой «российский» смысл раздела 1 и перехода ко второму. Несколько столетий истории России явно происходят вне ее территории, а то, что было непосредственно в пределах той страны, истории которой посвящен учебник, как будто вторично и не вызывает интереса. Мне кажется (хотя, может, это и наивно), что все-таки в период ІХ-ХІІІ вв. на немаленькой территории от Дона до Тихого океана все же что-то происходило и жили какие-то люди. Причем, что немаловажно, эти люди являются предками тех десятков народов, которые живут в нынешней Российской Федерации.

К Руси я еще вернусь, но есть и более загадочные вещи: например, рассказ о Трипольской культуре (с. 14–15), которую мы уже вспоминали выше. Если «Русь» все же пребывает в некой связи с нынешними русскими и Россией, то при чем здесь проживавшие на территории Румынии и Украины трипольцы времен энеолита? Об их связи даже со славянами вряд ли можно говорить, а если брать географию, то до России их поселения точно не доходили. Причем автор (А. Н. Сахаров) поминает их в контексте индоевропейцев (что весьма сомнительно) и настаивает на их исключительно мирном характере (что тоже неправда). Ну да ладно, но все это на фоне почти полного умолчания о предках нынешних российских народов (полстраницы о том, что еще есть другие языковые семьи, кроме индоевропейцев на с. 16) и тех весьма развитых археологических культурах, которые они оставили. Одни степи Евразии, памятники и государства кочевников чего стоят, Пазырыкские курганы и мумии Горного Алтая! А о них — ни слова. Хотя нет — они (кочевники, а не курганы) возникают в параграфе «Первые нашествия», части главы «Происхождение славян. Их соседи и враги». Ответ получается простым: о предках всех нынешних россиян, кроме русских, не имеет смысла говорить, поскольку это враги славян. Как дополняют этот тезис автор, противостояние с этими врагами «замедляло общее развитие Восточной Европы, которая вставала на пути кочевников и защищала тем самым Запад» (с. 18). Мало того, что «враги», так на них еще и лежит вина за отставание некой «Восточной Европы» от неблагодарного «Запада», который там у себя, видимо, процветал за счет славянских страданий. Хотелось бы спросить также: а кто же защитил «Запад» от гуннов, авар, венгров, монголов, которые проскакивали «Восточную Европу» без остановок или без особых проблем? Батый остановился на Адриатике и поворотился вспять лишь потому, что надо было принять участие в разделе наследства в Монголии. Почему славяне вдруг не исполнили свою историческую миссию «защитить Запад», чтобы потом проклинать его «неблагодарность»?

Оказывается, что из-за своей деструктивной функции в истории русских история татар, которых в России все-таки несколько миллионов, не заслуживает на изложение в учебнике по истории их страны. Они возникают лишь как «враги», с которыми борются. Поэтому Золотая Орда фигурирует лишь в контексте борьбы с ее «игом», а Казанское, Астраханское и Сибирское ханства возникают лишь на последней странице своей истории — в момент покорения Московским государством которое, понятно, не «захватывало», а по сути справедливо мстило за предшествовавшее иго. Почему бы теперь России не напасть на Монголию? Башкиры возникают лишь для того, чтобы их восстание было подавлено петровскими войсками. Не встретить в книге ни хоть сколько-нибудь внятной истории ни Волжской Болгарии, ни Хазарии и других тюркских каганатов, ни Великой Перми и народов Поволжья и Сибири. Неплохо бы хотя бы объяснить — почему.

Притом оценки разных народов в книге весьма специфичны: они опираются на идеи очевидного превосходства одних народов и культур над другими и, соответственно, их разной (очевидно, положительной или негативной) роли в истории. Данный подход обычно справедливо именуется шовинистическим или колониалистским. «Варвары-кочевники (речь идет о сарматах. — К. Г.) не подтягивались до высокого тогдашнего уровня северных земледельцев или греческих мореходов, ремесленников и торговцев, а старались их свести до своего уровня» (с. 20). Мы наблюдаем в труде весьма авторитетных авторов явную установку на то, что оседлые земледельцы априори выше по своему культурному уровню, чем любые кочевники, а посему несут некую цивилизующую миссию. Можно подозревать, что читатель изначально подготавливается к тому, что будущая Российская империя (представляющая земледельцев-русских) будет нести своим колониям более высокую культуру и цивилизацию. Хотя в данном конкретном случае «северные земледельцы» (видимо, автор подразумевает под ними праславян) досарматского и сарматского периода отнюдь не потрясают высотами цивилизации — это если хоть как-то доверять археологам. Но наши авторы считают нужным добавить, что из-за нападения сарматов «восточным славянам (так в тексте. — К. Г.)… во многом приходилось начинать все сначала — осваивать земли, строить свои поселки» (с. 20). Мы воочию наблюдаем некий комплекс исторической неполноценности: славяне трудолюбиво рвутся к высотам цивилизации, но их все время «опускают» до «своего уровня» всякие кочевники. А в это время кто-то (наверное, «Запад») нежится в комфорте и прогрессирует гораздо успешнее. Вот если бы не всякие опускавшие нас «отсталые», мы бы уже таких высот достигли… Похоже, авторам (или, по крайней мере, редактору труда) такой «истории России» крайне досаждает некая «отсталость» (то ли восточных славян, то ли России) и им хочется извечное историческое кивание на «трехсотлетнее татарское иго» применить еще к нескольким историческим эпохам — вплоть до сармат. (Последние, кстати, тоже лет триста господствовали в Причерноморье.) Чем больше было в истории подобных «опусканий», тем понятнее и оправданнее нынешние «отдельные недостатки». Конечно же, теперь понимающий читатель даже ватерклозет в современной России сочтет рекордным достижением инженерной мысли сотен поколений предков, боровшихся против зловредных опускающих кочевников, а все достижения Запада — незаслуженными дарами провидения, искупленными славянской кровью, — так же, как и победа над фашизмом. И здесь уже мелочью покажется то, что относительно времен сарматов современные ученые не могут с большой определенностью сказать даже, где именно предки славян тогда находились, а уж до появления упомянутых «восточных славян» надо было подождать еще лет семьсот-восемьсот (они возникли в результате великого расселения славян VI–VII вв. наряду с западными и южными). Меня это смущает не только из-за навязчивых идеологических установок автора (или коллектива), но в том смысле, что фактическая история (даже без каких-либо оценок) в этом тексте начинает просто исчезать перед закомплексованным бредом. Поэтому на фоне удревнения восточных славян на семьсот лет меня уже не удивляет высосанная из пальца мысль о том, что гетман «Мазепа утвердил новое знамя для своих сторонников — желто-голубой флаг, который по цветам повторял знамя шведского королевства» (с. 394). И это — опять же из-под пера самого уважаемого редактора книги — член-корреспондента РАН А. Н. Сахарова. Хотя историкам даже неизвестно, был ли у Мазепы после перехода на сторону шведов в 1708 г. вообще какой-нибудь флаг, а уж тем более — какого он был цвета.