Пой вместе с ветром - Мэган Линдхольм

Ки беспокойно теребила пальцы: душевное смятение не оставило места негодованию. Она медленно подошла к Руфусовой холостяцкой кровати и присела на край.

– Ты требуешь от меня невозможного, – выговорила она. – Не вижу, кому и какой прок будет оттого, что я останусь. Но я не могу остаться. И не хочу. Не хочу я и наносить лишние обиды поспешным отъездом. Ты присвоил себе какую-то власть надо мной, но я столько перенесла, что даже и не сержусь. Я как-то переросла такие обиды. Я вообще устала что-либо чувствовать. После гибели Свена я была как струна дерева-арфы, готовой звучать от малейшего ветерка. А теперь ничего не осталось: ни гнева, ни гордости, ни радости. Поэтому я просто говорю тебе – я не останусь. Я не могу вынуть из себя душу и заменить ее другой. И уж ни в коем случае не стану жить среди людей, которые меня презирают. Я пробуду у вас еще три дня, потому что, повторяю, не хочу никого обижать поспешным отъездом. Но больше ты ничего от меня не добьешься.

Ки встала и направилась к двери.

– Но как же с землей-то будет?.. – спросил Руфус, и в голосе его прозвучал такой испуг, что Ки обернулась. – К тебе по праву переходит шестая часть наших угодий. А у меня денег нет… – Руфус кивнул на деревянные бирки, – …чтобы выкупить у тебя долю Свена. Если я выпотрошу семейную мошну, чем я заплачу Заклинательницам за ласковые ветры и хорошую погоду?.. Какой прок от земель, с которых весь плодородный слой унесли суховеи?.. Равно как и от добрых дождей, льющихся на землю, уже нам не принадлежащую?.. Видишь теперь, что за задачку ты мне задала?

– Я не земледелец, – сказала Ки. – Я не претендую на землю. Мне нужно не больше, чем умещается под моим фургоном.

Руфус упрямо покачал головой:

– Так дело не делается. Нельзя просто повернуться и уйти прочь. За землю должно быть заплачено: таков наш обычай…

– Да подите вы с вашими обычаями!.. – утратив самообладание, выкрикнула Ки. – Они уже вон до чего меня довели!.. И не только меня, всех довели!..

– Без обычаев мы ничто, – прозвучал чей-то голос. – Без обычаев мы – не народ.

Руфус и Ки с одинаковым недоумением обернулись к двери. Там, прислонившись к косяку и силясь отдышаться, стояла Кора. Взгляд у нее был предельно измученный, но вполне осмысленный и разумный. Она заметила изумление Руфуса, и бледные губы тронула улыбка.

– Я просила тебя привести Ки ко мне, а не затаскивать ее в темный угол и наседать на бедняжку, пока она не уступит твоей воле, – сказала Кора. Она медленно пересекла комнату и опустилась в ногах Руфусовой кровати. Она тяжело, с хрипом дышала. Некоторое время все молчали. Ки больно было смотреть, каких усилий требовал от Коры каждый вздох. – Мальчишки остаются мальчишками, даже когда вырастают во взрослых мужчин, – коротко усмехнулась Кора. – Помнится, как-то раз я вручила всем троим сыновьям по прутику и велела загнать кур во двор. Свен принялся хлопать своим по земле, пугая кур и гоня их куда велено. Ларс размахивал своим над головой и так увлекся, что позабыл, за чем его посылали. Зато Руфус своим прутом поободрал хвосты двум самым драчливым моим петухам… – Кора вновь улыбнулась. – Он и до сих пор такой же. Кого хочешь в угол загонит. – Руфус сердито открыл рот, но Кора только отмахнулась: – Помолчи! Я слишком устала, чтобы с тобой пререкаться. И вообще, это я послала за Ки. Пусть она отведет меня назад в мою комнату. У меня уже все кости разболелись от сиденья на этом булыжнике, который ты именуешь постелью…

Ки поспешно поднялась, растерянно и смущенно поглядывая на неожиданную спасительницу. Кора оперлась на ее плечо, вернее, сделала вид, что оперлась, и Ки медленно повела ее обратно по коридору в спальню. Повелительный взмах руки Коры – и Холланд исчезла за дверью. Старая женщина с тяжелым вздохом села на кровать, потом откинулась на подушки.

Воцарилось молчание, весьма тягостное для Ки. Все силы Коры, казалось, уходили на то, чтобы дышать. Ки смотрела по сторонам, разглядывая тяжелые занавеси, вышитые шпалеры, массивную деревянную мебель. Кора набросила себе на ноги плотное покрывало, и Ки сказала ей:

– По-моему, тебе лучше было бы на улице. Где-нибудь в тенечке на одеяле, на охапке свежего сена. Сразу полегчало бы на свежем воздухе…

Кора невесело улыбнулась:

– Да ты только представь себе, что с ними будет от подобного зрелища!.. Еще пуще пойдут языками чесать. И уж окончательно убедятся, что у меня с головой не в порядке. Нет, Ки, не надо смущаться. Я-то знаю, Руфус именно так и считает. Слишком подолгу я сижу молча и сама себе улыбаюсь. И слишком часто навещаю стада и отары, чтобы лишний раз посетить гарпий и сделать вид, будто не такая уж я старая развалина. Ну что ж, мои набеги на скот теперь на некоторое время прекратятся… Пускай он радуется и говорит, что нет худа без добра. Я о том несчастье, которое случилось вчера… – Кора помолчала некоторое время, потом заговорила уже о другом:

– Вчера вечером, Ки, я поняла одну важную вещь. Ты очень сильная женщина. Сильнее, чем я когда-либо подозревала. Теперь я знаю, как надежно ты оберегала Свена и малышей… Нам здесь очень нужна твоя сила, Ки.

Ки склонила голову, благодаря на добром слове и одновременно внутренне поеживаясь от того, что должно было за этим последовать.

– Моя так называемая «сила» натворила вчера немало беды, – сказала она.

– Я хочу, чтобы ты знала: я…

Кора остановила ее взмахом руки. На иссохших пальцах можно было разглядеть каждую жилку: возраст неумолимо обгладывал плоть.

– Я вчера в полной мере почувствовала твое смятение и твою борьбу, – выговорила она. – Двое, связанные между собою так, как мы вчера на Обряде, – не забывай, мы вели его, – мало что могут утаить друг от друга. И я чувствовала, как отчаянно ты любила моего сына и ваших детей. Это немалое утешение для меня – знать, что он был так любим… Но я чувствовала гораздо больше этого. Ты неповинна в их гибели, Ки. Даже если бы ты поспешила за ними на ту сторону холма, это не изменило бы ничего. Тебе нечего стыдиться и не за что себя грызть. Оставь свою ненависть, оставь гнев. Если ты сделаешь это, я смогу поверить, что Свен и дети познали Отпущение и отошли к лучшей жизни. Это было бы для меня самым большим утешением…

Ки опустила глаза. Неизвестно откуда в памяти всплыло видение уничтоженных птенцов и их матери, превращенной в смятую тряпку. Звон в ушах сразу стал громче. У Ки помутилось перед глазами. Усилием воли она отрешилась от ужасного воспоминания. Что еще она «не сумела утаить» вчера от Коры?.. Были это одни лишь догадки или мать Свена действительно имела что-то в виду?..

Вслух она сказала:

– Те чувства, что ты во мне обнаружила… я всячески пыталась удержать их при себе и не допустить, чтобы они на вас повлияли. И ты сама понимаешь, что я не могу так просто взять и истребить их в себе. Это не тот случай, когда пообещал – и готово. Время и дорога стали бы для меня лучшим лекарством… Одним словом, для того чтобы исполнить твое желание, я должна осуществить свое.