Маэстро, вы убийца! - Найо Марш

— Да, я до смешного болтлив. Должно быть, потому что нахожу собственную болтовню менее скучной и утомительной, чем чужие разговоры.

— Вам можно позавидовать, — произнёс Аллейн.

Малмсли вопросительно вскинул брови.

— Что говорил вам в тот день Гарсия по поводу Пилгрима? — поинтересовался Аллейн.

— Пилгрима? — переспросил Малмсли. — Ах, да, он сказал, что в лице Пилгрима Вальма Сиклифф обретёт не мужа, а зануду. По его мнению, Вальме скоро надоест любоваться на его хорошенькую физиономию. Я же сказал, что куда скорее ей приестся его добродетельный нрав. Ведь добродетельных мужей женщины не любят ничуть не меньше, чем изменников.

«О Господи, — подумал Аллейн. — Этот парень, кажется, начитался Оскара Уайлда». А вслух спросил:

— И что тогда?

— Тогда он ответил, что Бейсил Пилгрим не такой уж святоша, каким кажется. Я же ответил, что как-то не задумывался на эту тему. Тогда Гарсия предложил обсудить добродетель Сиклифф, присовокупив, что может про неё «ох как много» порассказать. Меня, признаться, это не прельщало. Я чувствовал, что помолвка Сиклифф с Пилгримом задела его за живое. Гарсия ведь — это ни для кого не секрет — всерьёз увлечён ею, а я давно заметил, что куда интереснее слушать, как расхваливает женщину мужчина, который её терпеть не может, нежели выслушивать, как влюблённый выливает ушат грязи на объект своей страсти. Словом, я счёл за благо сменить пластинку.

— И вы переключились на Соню Глюк?

— Гениальное озарение, инспектор — если бы я уже не сказал вам об этом раньше.

— Это едва ли не единственное из нашей беседы, мистер Малмсли, что я запомнил. По вашим словам, Гарсия спросил вас… — Аллейн сверился с записной книжкой. — Не возникало ли у вас когда-нибудь желания убить свою любовницу — просто так, ради острых ощущений. Так?

— Да, — кивнул Малмсли.

— И что вы ответили?

— Я ответил, что никогда не связывал себя с женщиной достаточно крепкими узами, чтобы она имела право назвать себя моей любовницей. Видите ли, есть в слове «любовница» нечто угрожающе постоянное. Тем не менее, тема эта сама по себе достаточно приятная, и мы некоторое время и впрямь развивали её. Гарсия подошёл к моему мольберту, посмотрел на мой эскиз и сказал: «Нет, овчинка выделки не стоит». Я с ним не согласился, сказав, что, не испытав вкуса убийства, настоящим маэстро не станешь. «Ничто так не щекочет нервы, как убийство натурщика», — добавил я, напомнив ему про Микеланджело. А Гарсия просто зловеще расхохотался и вернулся на своё место.

— Как по-вашему, он нормален?

— Нормален? А кого, мой дорогой инспектор, можно в наши дни назвать нормальным?

— Вы, конечно, правы, но всё-таки, положа руку на сердце, вы поручились бы за то, что он вполне нормален?

— Пожалуй, нет, — ответил Малмсли после некоторого раздумья.

— Вам известно, принимал ли он наркотики?

Малмсли наклонился вперёд, загасил окурок и оставил его в пепельнице. Потом полюбовался на свои нефритовые перстни и произнёс:

— Представления не имею.

— Вам не доводилось замечать, какие у него зрачки? — продолжал Аллейн, не сводя глаз с Малмсли. — Зрачки ведь почти всегда выдают наркомана.

— В самом деле?

— Да. Они обычно сужены. Затем, время от времени, они резко расширяются. Как вы, наверное, замечали, если смотрели на себя в зеркало, мистер Малмсли.

— О, вы весьма сведущи, мистер Аллейн.

— Я ещё раз спрашиваю вас, мистер Малмсли, употреблял ли Гарсия наркотики. Предупреждаю вас: все комнаты в этом доме подвергнутся самому тщательному обыску. Будут ли приняты соответствующие меры, если мои люди обнаружат у вас наркотики — целиком зависит от полноты и искренности ваших ответов.

Малмсли быстро перевёл взгляд с Фокса на Найджела.

— Эти господа помогают мне расследовать случившееся, — пояснил Аллейн. — Если же вы хотите пощекотать себе нервы, мистер Малмсли, то полиция вполне в состоянии предоставить вам это удовольствие. Итак?

— Гарсия не может себе позволить такую роскошь, — быстро ответил Малмсли. — Он ведь живёт за чужой счёт.

— А вы когда-нибудь предлагали ему… ну, скажем, раскурить по трубочке опиума?

— Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос.

— Что ж, имеете полное право. Однако предупреждаю: получив ордер, я немедленно прикажу своим людям обыскать вашу комнату и личные вещи.

Малмсли заметно увял.

— Сама даже мысль об обыске внушает мне глубочайшее омерзение, — изрёк он. — Я, знаете ли, весьма разборчив в выборе гостей.

— А Гарсия входил в число ваших гостей?

— Допустим, входил — и что из этого? Ладно, хватит играть в кошки-мышки. Я ведь давно раскусил вашу игру, инспектор. Вы хотите знать, не балуюсь ли я травкой, опиумом или чем-нибудь ещё в этом роде. Да, случается. Друг подарил мне прелестный набор для курения опиума — из нефрита и слоновой кости. Мог ли я устоять перед искушением и не попробовать, что за блаженство он мне сулил? С другой стороны, я не позволил себе впасть в зависимость. Собственно говоря, я не использовал и половины того запаса, что мне подарили. Я вообще неподвластен привычкам.

— И вы приглашали Гарсию курить опиум?

— Да.

— Когда?

— В прошлую пятницу. Днём.

— Наконец-то, — вздохнул Аллейн. — Где вы это делали?

— В студии.

— Где вам никто не мешал?

— Где нам было удобно.

— Вы собирались успеть на шестичасовой автобус. А ведь после опиума вас, должно быть, уже не слишком тянуло в Лондон?

Малмсли беспокойно заёрзал.

— Собственно говоря, — медленно пояснил он, — я выкурил не полную трубку. Я вообще только раскурил её, а потом передал Гарсии.

— А сколько выкурил он?

— Он докурил мою трубку. Только одну.

— Допустим. Теперь, если можно, уточните, как вы провели этот день. В студию вы отправились сразу после обеда. Гарсия был уже там?

— Да. Только пришёл.

— Сколько времени спустя вы дали ему опиум? В котором часу?

— Господи, дорогой инспектор, откуда же мне знать? Часа в четыре, кажется.

— Уже после того, как вы с ним побеседовали о женщинах, натурщице и тому подобном?

— Да, это логично завершало наш разговор. Речь ведь шла об удовольствиях. Вот мы и закончили опиумом.

— И вы сходили домой за принадлежностями для курения?

— Э-ээ… да.

— Хотя при нашей первой беседе вы утверждали, что не покидали студии до тех пор, пока не настала пора идти на автобус.

— В самом деле? Что ж, вполне возможно. Видимо, я подумал, что не стоит будоражить ваше воображение рассказом про опиум.

— Каково было состояние Гарсии, когда вы покинули студию? — спросил Аллейн.

— Он был совершенно спокоен.

— Он говорил ещё что-нибудь после того, как выкурил трубку?

— О, да. Немного, правда.

— Что он вам сказал?

— Что он счастлив.

— И все?

— Сказал, что из любого, даже самого затруднительного положения можно найти выход, если хватит храбрости. Больше, кажется — ничего.

— Вы отнесли опиум с трубкой назад, в дом?

— Нет.

— Почему?

— Горничная собиралась менять мне постельное бельё. Мне не хотелось с ней встречаться.

— И где вы оставили наркотик?

— В коробке, под кроватью Гарсии.

— А когда забрали?

— Сегодня утром, до начала занятий.

— Все было на месте?

— Не знаю.

— Вы уверены?

Малмсли раздражённо фыркнул.

— Я заглянул в коробку. Опиум и трубка лежали там, где я их оставил. Я забрал коробку и отнёс к себе.

— Сколько там опиума?

— Представления не имею. По-моему, банка ещё наполовину полна.

— Как вам кажется, не мог ли Гарсия курить ещё после вашего ухода?

— Ответ тот же — представления не имею. Не думаю. Впрочем, я на сей счёт голову себе не ломал.

Аллейн изумлённо посмотрел на него.

— Неужели вам и вправду не приходило в голову, к чему это могло привести?

— Боюсь, что не понимаю вас, инспектор.

— Мне кажется, вы прекрасно понимаете, мистер Малмсли. Все, что вы рассказали мне про Гарсию, позволяет сделать один, весьма печальный вывод.

Малмсли подскочил, как ужаленный.

— Что за дикая ерунда! — возмутился он. — Я рассказал вам всю правду. Вы… вы не имеете права обвинять меня в том, что я… Что я нарочно одурманил Гарсию, чтобы…

— Вы все понимаете, мистер Малмсли. Вы перестали отпираться сразу после того, как поняли, что при обыске опиум неминуемо обнаружат. Вы также поняли, что, давая показания, Гарсия не преминет упомянуть эпизод с опиумом. Возможно, вы также слышали, что состояние наркотического опьянения может служить частичным оправданием при совершении преступления.

— Вы хотите сказать… Если Гарсию будут судить за убийство, то он… попытается переложить часть вины на меня? Но это… Это же просто чудовищно! Нет, я даже слушать вас не желаю. У вас чересчур разыгралось воображение, инспектор. Только слишком впечатлительные натуры способны напридумывать такое.