Первокурсница - Виктория Ледерман

Никогда еще меня не соблазняли так тщательно и красиво. Песен мне не пели, это уж точно. Кирилл петь не умел, а другим это и в голову не приходило. Оказывается, как приятно, когда поют для одной тебя! И даже тянет думать, что это просто так, от души, что никакая корысть за этим не прячется… Невероятно, какая чепуха лезет в голову, когда вот так раскиселишься и размякнешь! Я же знаю, что так не бывает и за все надо платить. Чего мечтать, это же просто ухаживания очередного прохвоста, который преследует исключительно свои цели. Хотя, если говорить правду, ухаживания приятные. Ничего не попишешь, придется уступить.

Дождавшись удобного момента, когда Саня встал, чтобы отставить гитару в сторонку, я сдернула с себя футболку, сбросила платок и осталась сидеть на «шкуре» в красивом кружевном комплекте. И порадовалась, что сегодня утром надела именно его, а не старый бюстгальтер с пришитой бретелькой. Как знала! Затаив дыхание, я ждала мгновения, когда Саня меня увидит.

Саня повернулся ко мне и замер. По его ошарашенному виду я поняла, что он такого от меня не ожидал. Он стоял на том самом месте, где его настиг мой эротический образ, и в глазах его металась растерянность и даже легкая досада, как будто я все испортила. Не исключено, что все это дорисовало мое бурное воображение, а на самом деле парень впал в ступор от неожиданно обрушившегося на него счастья. Пауза затягивалась, и я уже забеспокоилась, как бы мне не пришлось самой выкручиваться из неудобного положения. Но тут наконец Саня отмер и вновь обрел способность двигаться. Он подошел, опустился передо мной на шубу, какое-то время пристально глядел мне в глаза, будто хотел найти в них какой-то ответ. У меня закружилась голова от мысли, что сейчас меня коснется эта шершавая небритая щека и я дотронусь до растрепанных густых волос, узнаю, какие они на ощупь. Я закрыла глаза.

И вдруг, к своему великому изумлению, я почувствовала на плечах мягкую шаль, в которую Саня меня закутал. После чего крепко прижал к себе одной рукой и снова застыл, глядя в огонь. Я была так поражена, что даже не почувствовала всей глубины нанесенного мне оскорбления. И только поэтому не бросилась бежать прямо так, босиком и в шали, по сугробам к электричке. Просто сидела, прижатая к его теплому боку, и молчала. Я и не знала, что можно так растеряться, до исчезновения в голове самой последней мыслишки, и быть не в состоянии даже начать о чем-либо думать. Молчание было тяжелым и долгим.

– Что происходит? – вымолвила я наконец. – Разве не для этого ты меня сюда привез?

– Какая ты еще глупая, Алька, – помолчав, сказал он. – Кто же тебя так разочаровал?

– А ты хочешь сказать, что у тебя и в мыслях ничего не было? – усмехнулась я. – И мы приехали просто посидеть у огня?

– Трудно жить, когда никому не веришь, правда?

Он рывком поднялся и вышел из комнаты. Я поняла, что мне дали время одеться. Я сбросила с плеч шаль и задумчиво принялась натягивать футболку. Что-то у меня в последнее время крушение идеалов и стереотипов. Сплошные исключения из правил. Яркие и красочные примеры чуткости, добродетельности и бескорыстия. А вдруг, чтобы совсем разбить мои жизненные устои, хоть один из мужиков окажется еще и верным?!

Саня вернулся и, покрутив краник на самоваре, нацедил еще чаю. Несмотря на позднюю ночь или, вернее, на раннее утро, сна не было ни в одном глазу. Комната прогрелась настолько, что возле огня уже становилось жарко. Саня убрал «шкуру» подальше от печки, затем открыл верхнюю заслонку, чтобы лишний жар уходил в трубу. Убедившись, что постель на сегодняшнюю ночь не запланирована, я успокоилась и расслабилась. И как-то так, слово за слово, от всяких глупостей, вроде историй о знакомых, друзьях, учебе, мы перебрались к более серьезной беседе. То ли обстановка располагала к взаимному доверию, то ли подошла пора выплеснуть все это на кого-нибудь, все равно на кого, лишь бы слушали… То ли Саня просто попал в десятку, спросив, что это за человек, из-за которого я так убивалась возле роддома… Не могу объяснить, почему я рассказала ему про Кирилла. Рассказала все как есть. Так, как об этом еще не слышал никто, – изнутри.

Внешняя сторона, о которой знали мама, отец, Кирилл да еще Янка, была, конечно, неприятной, но не настолько, чтобы всерьез беспокоиться о последствиях. Ну, подумаешь, сочинила себе девчонка любовь! Да они все влюбляются в этом возрасте, это нормально. Только вот объект не тот выбрала, что тоже не редкость. Девчонка выросла и выкинула из головы глупости. Все довольны, хеппи-энд, танцы и веселье! Наверно, даже Кирилл (не говоря уж об остальных) не догадывался, что это была катастрофа для меня и что я до сих пор так и не смогла не то что построить новый мир, а даже выбраться из-под старых развалин. В двенадцать лет меня вынудили расплачиваться за чужие грехи, за глупые ошибки молодости. За то, что много лет назад кто-то не захотел подумать и сделать правильный шаг. И за то, что каждый участник истории тянул одеяло на себя. Обо мне не подумал никто, ни один из них не захотел посмотреть дальше своего носа и поступить так, как будет лучше для меня. Выбрать один вариант, самый гуманный и безболезненный. Например, сразу на моем пятом дне рождения сообщить, что я очень счастливая девочка и у меня не один папа, как у других детей, а целых два. А если решено было скрывать правду, не нужно было тогда моим родителям возвращаться в Самару, могли бы выбрать другой город для жительства. Чтобы не получить потом истеричного подростка с искалеченной психикой.

Ровно гудел огонь в печи, краснел медным боком пузатый самовар на лавке, скрипучий механизм старых настенных часов мерно отсчитывал минуты. Но все, что сейчас имело значение, – лишь внимательные глаза сидящего рядом человека. Все напускное и фальшивое слетело и осыпалось, как шелуха. И теперь возле меня был друг. Чуткий и понимающий. И я делилась с ним своей болью.

На мгновение я выпала из реальности, и мне показалось, что меня слушает сам Кирилл. От него исходит тепло и покой. И именно его рука, обнявшая меня, – моя единственная надежда на спасение…

Это ощущение преследовало меня и в машине, на обратном пути, и я не могла оторвать взгляда от большой крепкой руки, уверенно покоящейся на рычаге переключения скорости. А когда она сжимала набалдашник рычага и сдвигала его в сторону, мое сердце камнем ухало в живот и ноги покрывались мелкими мурашками.

К девяти утра я добралась до своей постели и свернулась калачиком под одеялом, обняв мирно дремлющую Лаки. Перед закрытыми глазами вновь заискрились языки пламени в каменной печи, заструился белый дымок из урчащего самовара и темный мужской силуэт опустился возле меня на жесткий мех… Но я не успела понять, кто этот человек. Я уснула.

Глава 27

Следующий экзамен пролетел на одном дыхании. Русский язык у меня никогда не вызывал затруднений, да я еще умудрилась вытянуть самый простой билет.

Остался последний экзамен по введению в языкознание, который нужно было сдать двадцать третьего января. А на двадцать пятое был назначен заезд в санаторий. Приближались самые важные десять дней в моей жизни. Близился мой звездный час. Я серьезно углубилась в изучение основ языкознания, старательно разбираясь в группах и семьях различных языков планеты, как живых, так и давно ушедших. Это был адский труд. Я отключила оба телефона, не реагировала на звонки в дверь, на кухню выползала, когда в ушах уже звенело от голода и перенапряжения. Двадцать третьего января я, собрав волю в кулак, выдала профессору Губареву такой блестящий ответ, что он с чувством глубокого удовлетворения закрыл глаза на два пропущенных мною семинара без уважительной причины и выставил мне «отлично».

Словно на крыльях влетела я в студенческий буфет и вдохновенно начала поедать заварные пирожные, запивая их горячим чаем. Какое же это счастье – после тяжкого труда вновь ощутить себя свободной! Просто гора с плеч! Первая сессия – и такой успех! Все пятерки. И на зачетку приятно посмотреть, и стипендия будет самая высокая. Ну и, конечно, самоуважение зашкаливает. Ай да я! Могу, когда захочу.

И вдруг, как заслуженный подарок судьбы, на пороге буфета возник Геныч. Даже, можно сказать, двойной подарок судьбы, потому что он вновь был один. Он взял стакан сока и подошел к моему столику. Не заметить меня было просто невозможно – я бешено махала ему рукой и подпрыгивала от нетерпения.

– Как успехи? – поинтересовался он.

– Все пятерки! – счастливо похвасталась я. – Только что языкознание сдала. А ты как?

– У нас сегодня русский. Я сдал, на пять. А по английскому четыре.

– Четыре? Из-за Мамонтовой, что ли?

– Ну да. Привязалась к произношению.

– Ясно. А у Ольги как дела?

Ольгой я поинтересовалась вовсе не из вежливости, а с дальним прицелом. Должна же я была знать, какую стратегию разрабатывать на следующие десять дней.