Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив - Грант Аллен

— Все, хватит. Вот и мотив. Теперь все у нас как надо: это убийство с отягчающими обстоятельствами, и мы повеселимся на славу, а в конце ты, Джим, станешь героем — готов поспорить на тысячу долларов.

Но Джиму это ни чуточки не понравилось. Он сказал, что был бы рад и за десять центов выйти из игры. Том был очень доволен. Теперь, говорит, нужно рассказать окружному прокурору про мотив, и тогда все пойдет как по маслу. Потом он договорился с шерифом, чтобы Джиму давали табак, и вкусную еду, и все, что он пожелает, а Джиму на прощание пообещал, что мы будем приходить каждый день и скучать ему не дадим. А потом мы ушли.

Шум поднялся на весь город. Все говорили об убийстве, и никто не сомневался, что Джим в сговоре с Сынами Свободы, и что бандиты ему заплатили за убийство работорговца, и что убийства еще будут: каждый, у кого есть негры, должен опасаться за свою жизнь, и что, мол, это только начало, и теперь, вот увидите, город потопят в крови. Так они говорили. Все, что болтали про Джима, — это, конечно, вздор. Он всегда был хорошим негром, и все это знали. Но его уже больше года как отпустили на волю, поэтому на него, известное дело, злились, а о доброте его и думать забыли. Так всегда бывает. А о Кроте Брэдише так горевали, будто он был ангел. Все о нем печалились и без конца рассказывали друг другу о его маленьких добрых делах, про которые раньше никто не вспоминал. А чего вспоминать — ведь их никогда и не было. Еще вчера никто бы слова доброго о Кроте не сказал, всем было на него наплевать — ведь работорговцев все презирают. А сегодня горюют о нем: ах, какая потеря. Такие уж они, люди, — большинство совсем бестолковые.

Джима, конечно, собирались линчевать, все так говорили. На улицах возле тюрьмы собралась толпа — все кричат наперебой и ждут не дождутся, когда начинать. Но за дверью сидел капитан Бен Хаскинс, шериф, и, если бы толпа вломилась без спросу, никому бы, понятное дело, не поздоровилось. А у входа стоял полковник Элдер — при нем толпе тоже не развернуться. Так что мы с Томом шли себе спокойно дальше и о Джиме не тревожились. Том пустил слух о мотиве, чтобы он дошел до окружного прокурора. Потом мы зашли с черного хода к тете Полли перекусить. Поесть раздобыли без труда, ведь тетя Полли ушла набираться впечатлений и искать Тома. Оттуда мы пошли на гору — вздремнуть в лесу, где никто не мешает, и Том выложил мне свой план.

Сегодня, говорит, пойдем на дознание, а завтра нас допросят на совете присяжных, только наши показания против капитана Хейнса и Бака Фишера никто и слушать не станет, так что Джима обвинят в убийстве как пить дать. Где-то через месяц будет суд. Как раз за это время нога у того парня заживет, он уже сможет ходить. Значит, нам нужно устроить так: только в суде дело против Джима повернется, мы как раз схватим тех двух жуликов и приведем в зал — то-то будет шуму! — и Джим станет героем, и мы вместе с ним.

Мне этот план не понравился, очень уж он страшный и риск большой: а вдруг что-нибудь случится? Ведь если хоть что-то не заладится, Джима уже не спасти. Он ведь негр, а значит, дело гиблое. Я и говорю: давай скажем шерифу, пусть поймает тех двоих прямо сейчас и посадит в тюрьму. Тогда они будут в наших руках.

Но Том меня и слушать не хотел. Если мы так сделаем, разве в этом будет что-то особенное? Нет, нужно их схватить, когда они ничего не подозревают, и привести в суд, а там устроить настоящий спектакль, как тогда в Арканзасе. Видно, Тому после Арканзаса слава в голову ударила — ничего больше не мог делать по-простому.

Тут у нас глаза стали слипаться, и решили мы: вздремнем часок, а потом пойдем на дознание. И, знамо дело, проспали. Пришли — а все уже кончилось, никого нет, и труп тоже унесли. Ну, ничего страшного — завтра пойдем на совет присяжных.

Оказалось, мы проспали чуть ли не до вечера, и время шло к закату. Пора домой ужинать, а Том говорит: нет, нужно убедиться, что те двое на месте. Надо подождать до темноты, а там он еще разок зайдет в дом с привидениями и послушает. Я обрадовался — так спокойнее. Спустились мы вдоль ручья, прокрались к реке, прошагали вниз по течению еще четверть мили под обрывом, вошли в воду и стали там ждать. А через час после того, как стемнело, вернулись, Том пробрался через бурьян к дому, а я остался.

Жду-жду, кругом темно, и тихо, и одиноко, и дом с привидениями близко-близко — просто мурашки по спине бегают от ужаса! Времени-то на самом деле не так уж много прошло, а казалось, целый век ждал. Наконец Том продирается через бурьян и говорит:

— Бедный Джим, бедный Джим, его повесят — их там нет!

Я едва не рухнул на месте. У меня все плыло перед глазами, казалось, еще чуть-чуть и в обморок упаду. Тут я не выдержал и расплакался — что толку терпеть? Смотрю, а Том тоже плачет и говорит:

— Зачем я это сделал? Ну зачем, Гек? Они уже были в моих руках, и не будь я таким ослом, я мог бы спасти Джима! Говорил ты мне, Гек, чтоб я рассказал шерифу, а я, дурак, не послушал, и вот теперь они сбежали, и мы их больше никогда не увидим, и Джима теперь не спасти — и все из-за меня, лучше бы я умер!

Том готов был сквозь землю провалиться и много злых слов наговорил про себя — я и сам собирался все это ему сказать, да у меня духу не хватило, хоть слова и вертелись на языке. Я стал было его утешать, а он и слушать не хочет: говорит, лучше ругай меня, обзывай самыми страшными словами, какие знаешь, только от них мне сейчас будет польза. И сам как начал себя ругать: мол, с чего это он сразу решил, что у того парня сломана нога? Может, это всего-навсего растяжение, теперь-то уже ясно, что так оно и есть! И вдруг он что-то придумал, да и говорит:

— Пошли!

И мы помчались по дороге. А что, сказал Том, если они отправились в ближайший город ниже по течению? Тогда мы успеем на пароход и опередим их. Когда прошли Холодный ручей, увидели пароход. Добрались до пристани, а он уже отходил, но мы успели запрыгнуть на борт. Нам кричат: да знаете ли вы, куда пароход идет? А нам хоть бы что — забрались на штормовой навес, отошли подальше к корме, уселись среди искр и стали высматривать челнок. О совете присяжных мы и думать забыли, и Том сказал, что это не важно, главное сейчас — найти убийц, только так мы можем спасти Джима.

Том совсем голову потерял, оттого что дал им уйти и на Джима такая беда свалилась. Он даже говорить не мог ясно и понятно. Скоро и до Тома дошло, что у него в голове все перепуталось:

— Гек, мне так плохо, что я с горя соображать перестал. Понимаешь, нам сейчас на этом пароходе делать нечего!

— Почему, Том?

— Потому что пароход нам бы пригодился, если бы у парня была сломана нога — а она не сломана. Значит, ему не нужен доктор и он может идти на все четыре стороны. Они ушли в Иллинойс, там леса без конца и края, лучше и безопаснее места для них не придумаешь. Гек, они ушли, как только стемнело. Поплыви мы тогда от устья ручья, а не на четверть мили выше по течению, мы бы их увидели. Вот бы сейчас оказаться в городе — все бы за это отдал! Мы бы вышли на след, отыскали их лагерь и загнали бы их в угол — это пара пустяков, ведь у парня болит нога, и он ни шагу не может ступить без помощи. Гек, нам нужно вернуться, и чем скорее, тем лучше. Какой же я осел, что забыл про ногу и кинулся бежать на этот пароход!

Теперь я и сам понял — сначала мне просто в голову не пришло. Но Тома ругать не стал. Ведь если подумать, он не виноват, что просчитался. На его месте кто угодно бы соображать перестал. Я хотел было его подбодрить, а он обозлился, разобиделся и говорит:

— Удача изменила нам, и против этого ничего не поделаешь — вот, смотри!

Гляжу — и правда: дождь начался. Мне так жаль стало Тома, что я чуть не заплакал.

— Теперь следы смоет. — Том совсем отчаялся и сказал, что если с Джимом что-нибудь случится, то он сам с собой рассчитается как следует — вышибет себе мозги и уж точно не промахнется!

Я смотреть не мог, как он мучается, и стал его утешать. Говорю, еще неизвестно, куда они пошли. Мы ведь даже не знаем, кто они, тогда откуда нам знать, что они будут делать? Что, если они из банды Беррела?

— Может быть. Ну и что из этого?

— Значит, им, наверное, безопаснее вместе с остальной бандой.

— Разумеется. Продолжай.

— Где у них притон — на Лисьем острове?

— Ну да.

— Далеко отсюда?

— Сто семьдесят миль.

— В челноке они доберутся за четыре ночи, если днем будут прятаться. Может, они как раз на пути туда!

— Дай я тебя обниму, Гек! Хоть один здравомыслящий человек у нас остался! Гек, если мы задержим их на пути туда, а с нами будет шериф… Гек, если они впереди нас, то и часа не пройдет, как мы с ними поравняемся, а потом устроим погоню на этом же самом пароходе! Держу пари, Гек, мы на правильном пути! А теперь быстро на полубак — и гляди в оба. А я пойду в рубку и тоже буду смотреть. Если их увидишь, гаркни три раза со всей мочи, а я тем временем подготовлю рулевого, так что он тоже будет рваться в бой! Бежим!