Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив - Грант Аллен

— Кто? Я? Да ни за какие коврижки! Если хочешь нарваться на этих бандитов и попасть в беду — дело твое, я тебя здесь подожду, но сам с места не двинусь.

Том взял курс по своему маленькому компасу и пополз, а я сидел в кустах и смотрел. Том здорово все провернул. Только верхушки бурьяна слегка шевелились: покачаются-покачаются, потом все стихнет, а после опять зашевелится, но уже чуть поодаль, и я всегда знал, где Том, а Том хоть и медленно, но все время продвигался вперед. Наконец он туда пробрался, а я ждал долго-долго, чуть со скуки не помер, а потом испугался, что его схватили и задушили до смерти. И тут вижу — трава шевелится. Значит, Том возвращается! Слов нет, как я обрадовался. Том поравнялся со мной и говорит:

— Пошли, все в порядке — они там. Я прополз через дыру, где свиньи пролезают под дом, темно было хоть глаз выколи, я и сунул голову в трещину в полу…

— Ну и дурак!

— Сам дурак — меня не было видно! Меня бы даже при свете никто не увидел — мешал наш фальшивомонетный сундук. Я их тоже не видел, зато слышал. Они были совсем рядом, почти как ты сейчас. Будь у меня трость, я мог бы до них дотянуться и ткнуть. Но лучше не надо.

— Значит, Том Сойер, хоть капля здравого смысла у тебя осталась, но все равно меньше, чем нужно. Что они говорили?

— Обсуждали драку.

— Ну, само собой разумеется. А если поточнее?

— Много чего.

Тут он сказал, что очень устал и ему неохота тащиться пешком в город, да и спешить некуда — лучше прыгнуть в воду и доплыть до города на спине. Мне это пришлось по душе, но я понял, что о том разговоре больше ничего не узнаю. Похоже, те два мошенника опять что-то задумали, но их план пока что как цыпленок, который из яйца не вылупился, и Том еще не готов рассказать.

А вскоре на нас свалилась такая удача, что нам и не снилось. Добрались мы до места, где ручей впадает в реку, и видим: у берега стоит ялик с веслами в уключинах, а хозяина поблизости не видно. Вот мы и решили взять его на время. Том поблагодарил Провидение, мы сели в ялик, отошли подальше от берега, бросили весла — пусть плывет себе по течению, а сами разлеглись и закурили трубки. Вот было здорово — после всего, что нам досталось за день! Немного погодя Том говорит:

— В плане этого не было, но все к лучшему.

— Чего не было?

— Убийства. Жаль, конечно, Крота Брэдиша — он ничего плохого не делал. Но ведь кто-то же должен был оказаться на его месте, и для заговора это очень хорошо, правда, Гек? Мы должны благодарить Провидение. И верить сильнее, чем когда-либо. Сначала бы это и в голову не пришло, Гек, но теперь ясно, что заговор, если его устраивать по всем правилам, ничуть не хуже революции. Ей-богу, не хуже, и хлопот с ним меньше.

— Да, пожалуй.

— Понимаешь, Гек, заговор кое в чем очень похож на революцию, а если не знаешь, так их и вовсе не отличишь. Его устраивают из-за чего-то одного, а выходит совсем другое. Мы хотели всего-навсего перепугать народ в городке, а кончилось убийством работорговца. Значит, тут налицо все признаки революции, и раз у нас дело идет так гладко, думаю, если постараться хорошенько, можно наш заговор превратить в самую настоящую революцию. Нужен только капитал и повод, из-за чего восставать.

Ну, раз Том завелся, лучше оставить его в покое. Пусть себе обдумывает свой план, пусть разукрасит его хорошенько, а я полежу тихонечко и отдохну.

Добрались мы до города, сошли на берег возле Холодного ручья — там, где мельница, а навстречу нам Билл, одноногий негр Хиггинса, подпрыгивает, опираясь на костыль, запыхался, от страха сам не свой и говорит:

— Масса Том, старик Джим просит, чтобы вы с Геком шли к нему в тюрьму, да поживей — его поймали и посадили за решетку.

— За что?

— Он убил старого Крота Брэдиша.

— Господи помилуй! — отвечаю.

Посмотрел я на Тома, а он весь сияет от радости. Меня просто в дрожь бросило.

Дал он Биллу десять центов и говорит как ни в чем не бывало:

— Хорошо, беги, мы сейчас придем! — Билл ушел, и мы ускорили шаг. Том и говорит радостно: — Правда, здорово все идет? Это самый блестящий ход, мы бы в жизни до такого не додумались! Теперь-то ты поверишь по-настоящему и перестанешь вешать нос.

— Том Сойер, — отвечаю, — что ты здесь нашел хорошего? — Я был сам не свой от горя и злости и чуть не плакал. — Старина Джим, наш самый лучший друг, золотое сердце, другого такого честного и чистого человека на свете нет, и вот теперь его хотят повесить за убийство, которого он не совершал. Я-то точно знаю, что он никого не убивал, а все из-за этого проклятого заговора, чтоб его…

— Замолчи! Не тебе судить, что хорошо, а что плохо! Первый раз вижу такого болвана: что ни делает Провидение, все ему не по нраву. Постыдился бы! Кто здесь главный заговорщик — ты, что ли? Да как бы не так: ты мешаешь заговору как только можешь! Говоришь, нашего Джима повесят? Ну ты и осел, да разве мы допустим, чтоб его повесили?

— Нет, но…

— Замолчи! Никаких «но»! Все будет хорошо, просто великолепно. Мы с тобой и с Джимом будем купаться в лучах славы! Дубина ты, счастья своего не понимаешь! Говоришь, Джима повесят? Ничего подобного, он станет героем — вот что будет! И духовой оркестр, и факельное шествие в придачу, не будь я сыщик!

У меня, ясное дело, отлегло от сердца. Этим всегда кончается: Том так твердо во все верит, что, хочешь не хочешь, начинаешь с ним соглашаться.

Мы с Томом были важные птицы, с пропусками, так что пробились через толпу у входа в тюрьму, и шериф нас пропустил, а больше никого не хотел пускать. Том мне шепнул: ни в чем не признавайся! Он собрался говорить с шерифом за нас обоих, и сам тоже сделал вид, что ничего не знает. Все удалось как нельзя лучше, Том шерифу ни единым словом не проболтался. Старик Джим перепугался до смерти и был уверен, что его повесят, а Том нисколечко не волновался и говорил ему: не бойся, до этого дело не дойдет. И десяти минут не прошло, как Джим успокоился и повеселел. Том Джиму сказал, что полицейские ему не будут задавать вопросов, а если вдруг кто-то зайдет и спросит что-нибудь, надо отвечать: я ни с кем не буду разговаривать, кроме своего адвоката. А после Джим рассказал нам, что с ним случилось.

Тетю Полли он дома не застал: она, ясное дело, выбежала на улицу посмотреть, что за ужас там творится. Джим сразу пошел нас догонять, но отправился короткой дорогой через Кардифскую гору, а мы-то шли по длинной, вдоль реки, так что до дома Брэдиша он добрался еще затемно, споткнулся о мертвого Крота и упал прямо на него. А как стал подниматься, тут подбежали двое и схватили его. Оказалось, это Бак Фишер и старый капитан Хейнс прибежали на страшный шум и теперь рады были, что поймали Джима с поличным. Джим хотел им все объяснить, но ему и слова сказать не дали — мол, слово негра не стоит ломаного гроша. Пощупали Кроту сердце, сказали, что он мертв, отвели Джима обратной дорогой в город, а оттуда в тюрьму и всем рассказали, что стряслось, и тут такой переполох поднялся, что дальше некуда. Том поразмыслил чуть-чуть, да и говорит задумчиво:

— Могло быть и лучше. Но и так тоже неплохо.

— Боже милосердный, масса Том, разве можно так говорить? Я сижу тут весь в его крови, а вы…

— Так, неплохо — хорошее доказательство, просто отличное, но с ним далеко не уедешь.

— О чем это вы, масса Том?

— Само по себе это ничего не доказывает. Нужен мотив.

— Что такое мотив, масса Том?

— Причина для убийства Крота Брэдиша.

— Боже сохрани, масса Том, я же не убивал его!

— Знаю. В этом-то вся и загвоздка. Доказать, что ты мог его убить, труда не составляет. Это, конечно, хорошо, но, чтобы отправить человека на виселицу — во всяком случае, белого, — этого мало. А будь у тебя мотив — было бы куда надежней.

— То ли я не в своем уме, масса Том, то ли вы. Ничего не понимаю, провалиться мне на этом месте!

— Да черт побери, это же проще простого! Давай разберемся. Я хочу тебя спасти — тут все понятно, это пара пустяков. Но что особенного в том, чтобы просто вытащить человека из тюрьмы? То ли дело спасти его от виселицы! Тут должно быть убийство с отягчающими обстоятельствами, понимаешь? А значит, у тебя должен быть мотив — и тогда все будет просто замечательно! Джим, если придумаешь подходящий мотив, я сделаю так, что тебя осудят за убийство с отягчающими обстоятельствами, — мне это раз плюнуть!

Том был как на иголках от новой затеи, а Джим… Джим до того изумился и перепугался, что слова не мог вымолвить.

— Масса Том, побойтесь Бога, сынок, — я бы ни за что…

— Не хнычь, говорю тебе, а подумай о мотиве! Пока ты дурака валяешь, я бы на твоем месте напридумывал уже с десяток! Скажи, тебе нравился Крот Брэдиш? А ты ему?

Джим замялся. Том сразу все понял и принялся его расспрашивать. Как Джим ни юлил, ничего ему не помогло. Том вытянул из него всю правду: оказалось, когда старая мисс Уотсон чуть не продала Джима на Юг, а Джим услыхал про это и сбежал, и мы с ним поплыли на плоту в Арканзас — так вот, тут не обошлось без Брэдиша. Это он уговорил мисс Уотсон продать Джима, а сам хотел быть посредником. Наконец Том говорит: