Приговоренные к приключениям - Вадим Викторович Шарапов

Потом толпа чудовищных созданий зашевелилась, и оттуда настороженно выступил худой остроухий монстр, на котором красовалась старая драная бейсболка с надписью Red Devils. Отчего-то это меня рассмешило, и я, не удержавшись, фыркнул. Мануанус Инферналис негодующе покосился на меня, потом раздулся, как рыба-луна и зыркнул на вновь прибывшего. Под суровым взглядом тот как-то съежился, снял бейсболку с бесформенной головы и развел такими же тощими, как у нашего невольного постояльца, лапками.

— Дедь… Воть…

— Дедь жить здесь! — рявкнул Мануанус. — Одинь!

Дед? Вот это ничего себе… Я от изумления чуть не выронил сантоку, но вовремя успел поймать нож за самый кончик рукояти. Мануанус тем временем окончательно перешел на какую-то смесь шумерского с арамейским, он всегда так делал, когда был чем-то не на шутку взволнован.

В разговор неожиданно для всех вмешался валлиец. Он помахал рукой и крикнул:

— Эй, эй! Ребята! Невежливо говорить на незнакомом языке, когда хозяева тут стоят и ни черта не понимают!

Спустя некоторое время мы кое-как разобрались. Оказывается, сейчас мы наблюдали трогательную семейную встречу нескольких поколений. Которые все эти столетия кочевали по Европе, останавливаясь там, где им больше нравится, до смерти пугая суеверных горожан и селян, попадая в страшные городские легенды и байки. Наш Мануанус был у них патриархом — самый старшенький, то есть. Неудивительно, раз он помнит еще времена римских императоров. Его отпрысков хватало с избытком (кстати, а как размножаются мануанусы? ничего не хочу об этом знать…), но кто-то сгинул бесследно, а кто-то находился в добром здравии… если, конечно, словом «доброе» тут вообще можно кого-то назвать. Так что теперь весь этот сброд водил за собой самый старший внук.

Тут я услышал знакомое слово и перебил недовольно заворчавшего Мануануса. От его мягких знаков у меня уже ум за разум заходил.

— Босх? — спросил я. Внук нашего монстра закивал своей головой так, что уши затрепетали в воздухе.

— Босьхь! Рисоварь… кхудожьникь! Кисть крась!

— Ого, — Фараон хмыкнул, — так вот кому мы обязаны всеми этими жуткими картинами. А критики-то ломали головы, искали потаенные смыслы, чуть ли не к розенкрейцерам бедного Иеронима причислили. Разгадка лежала на виду…

— Жаль только, что кроме нас ее никто не узнает, — закончил я. 

В этот момент я поймал на себе какой-то чересчур уж внимательный взгляд, пригляделся и чуть не подавился чаем — успел все-таки налить себе кружку, под аккомпанемент всех этих семейных разборок.

Из цыганской толпы на меня глядело что-то невообразимо розовое, пушистое и выглядящее настолько странно, что мои глаза отказывались соединять все детали в одно целое. Во-первых, у нее были выпученные глазищи с накрашенными ресницами. Во-вторых, на хоботе красовался кружевной бант. В третьих, на лапы были натянуты женские, когда-то лакированные босоножки, из которых торчали неумело, но старательно крашеные розовым лаком когти. В-четвертых, шерсть на голове была завита явно при помощи старых добрых бигудей. И, как добивающий выстрел прямо в голову — на этой… этом… была детская юбка на резинке!

Увидев, с каким ужасом я уставился и не отвожу взгляд, монстр женского рода — ну, а как мне это было еще назвать? — кокетливо подмигнул мне и обеими лапами поправил что-то впереди. Наверное, грудь. Потом запахнулся в кружевную шаль, невообразимо пыльную и грязную, и призывно заморгал.

Вид у меня, похоже, был тот еще, потому что даже Мануанус внезапно заткнулся и, лязгнув зубами, вопросительно посмотрел на меня. Перевел взгляд на розовое и пушистое. Его хобот нервно дернулся. Инферналис посмотрел на своего внука, и было в этом взгляде что-то такое, отчего тот отступил на шаг и выставил вперед лапы.

— Неть! Неть кусь! Эть Блять!

Отчего-то я ни капли не сомневался.

— Блять! — разъярился Мануанусь. — Позорь!

— Дедь! — игриво пропищало розовое. — Хвать!

И немедленно свое намерение осуществила.

Несколько секунд Мануанус бессмысленно глядел перед собой, суетливо ощупывая самое дорогое, только что подвергнувшееся вероломному нападению. Его внук зажмурился и прижал уши. Внезапно из клубящейся толпы монстров просеменила какая-то ветхая тварь, больше всего похожая на мою соседку по подъезду из прошлой, ныне закончившейся спокойной жизни. Та пенсионерка, Надежда Петровна, выглядела так же, если, конечно, не брать во внимание хобот. Ветхая резво прихватила пискнувшую Блять за шерсть и утащила в глубину стада.

Мануанус выдохнул и махнул когтистой лапой.

— Брысь, — довольно спокойно сказал он. Приободрившийся внук, видимо осознав тот факт, что убивать сию минуту его не станут, снова затеял спор.

В общем, через полчаса все разрешилось к общему удовольствию. Фараон милостиво согласился, чтобы семейство несколько дней провело в нашем пабе («Но только чтобы без шума! Иначе…»), Инферналис пообещал лично присматривать за всеми и каждым. Потом вся толпа собиралась отправиться восвояси, в какую-нибудь другую эпоху. Я, правда, толком так и не понял — как они прознали про «Дубовый лист»? Путаные объяснения внука ясности не добавили: говорил он еще хуже, чем наш Мануанус, так что я просто плюнул и отправился обратно на кухню. Розовое и шерстистое попыталось было увязаться за мной, но получило подзатыльник сразу с двух сторон, что-то обиженно пролепетало и угнездилось на музыкальном автомате, в который незаметно превратился патефон. Остальные разбрелись по темным углам, но на люстру никто не посягнул. «Знают свое место», — восхитился я.

А потом нас занесло в Чикаго.

Фараон, Вар и другие

Аль Капоне толкнул дверь. Звякнул колокольчик, и «деловой» решительно вошел в освещенный зал, где не было ни души, но музыкальный автомат исправно играл пластинку. Дюк Эллингтон вовсю исполнял Creole Love Call.

— Нормально! — рявкнул Капоне, оглядываясь и по-хозяйски уперев руки в мясистые бока. Он откинул полы пальто и обернулся к МагГурну, который озадаченно поднял брови.

— Что такое, Джек?

— У меня такое ощущение, Аль, что эти ребята и слыхом не слыхивали ни про какой акт Уолстеда, — отозвался тот. — Не похоже это на заведение бутлегеров, э?

— Щас узнаем, — цыкнул его босс зубом и потопал к барной стойке. За ней стоял сухопарый чернявый мужик, горбоносый и жилистый. Мужик меланхолично протирал стакан.

— Ты в курсе, кто я такой? — без обиняков кинул ему Капоне.

— Вы Альфонс Капоне, — кивнул тот головой, в меру почтительно, но без торопливости. Ни капли страха или подобострастия — это МакГурн отметил машинально, продолжая изучать обстановку