Противостояние «Утомленным солнцем». Кто и зачем ведет войну с фильмами Никиты Михалкова - Петр Мультатули

Так же народное единство проявляется в тот момент, когда в грузовике рожает Нюра. Несколько раненых солдат, испытывающих боль, объединяются ради общего, совершенно непривычного для них дела. Им опять же помогает Бог. В ответственный момент находится и нитка, и бритва, и спирт, и рубаха, а главное – люди, готовые протянуть руку помощи. И все получается. Люди мобилизуются в экстремальной ситуации. На свет появляется новый человек. Отзывчивые, милосердные люди за доброе дело сохранили себе жизнь. А затем в машине среди ужасного военного пейзажа (сотни мертвых тел, валяющихся вокруг на изрытой воронками от бомб земле) неунывающие солдаты «обмывают» появление на свет нового человека, поют песни под гармошку и пускаются в пляс.

Большое впечатление производит свадьба безногого солдата, который, несмотря на то что война сделала его калекой, забыв про свои увечья, «пьет жизнь большими глотками», взахлеб целуется со своей молодой женой и своим оптимизмом и энергией заряжает всех окружающих, в том числе и Котова. Этот солдат духовно сильнее, чем многие люди, войной не покалеченные. Мне кажется, что этот эпизод в жизни Котова в какой-то степени явился предпосылкой к его мужественному поступку, когда он, обязанный вести 15 тысяч безвинных людей на бойню, решил сам принять на себя удар и первым пошел на верную смерть.

Хотелось бы сказать еще о том, как изменился дом Котовых, когда в жизни их семьи наступила черная полоса. Вспомним, каким был дом в первой части «Утомленные солнцем». Залитая солнцем веранда, спокойные разговоры, уют… Не знаю, случайно это или нет, но все обитатели дома сидят за чаем в светлой одежде, преимущественно в белой. Во всем чувствуется покой, царит атмосфера беспечности, безмятежности, счастья и даже какой-то детской наивности… Такое впечатление, что зритель смотрит на мир глазами ребенка – маленькой Нади Котовой.

В «Цитадели» этот же дом предстает перед нами в совершенно ином свете… Мы видим его скорее глазами Марии Борисовны Котовой. Если в прежнем доме царила беспечность, то сейчас во всем ощущается нервозность, натянутость. Создается ощущение, что эта натянутая струна сейчас лопнет. И она лопнула. Этот нарыв, наконец, прорвался гневным монологом Маруси. (Я в полном восторге от Толстогановой. Это было очень ярко, ударило в самое сердце и тронуло душу. Чувствовалась накопившаяся многолетняя боль, ощущение полной растоптанности.)

Очень сильная сцена, когда Маруся бьет Котова по лицу и выплескивает таким образом все наболевшее за эти годы. А потом она плачет у него на груди. Она его любит, он дорог ей. Маруся все это время хранила воспоминания о «погибшем муже». И недаром своего сына она назвал Сергеем, в честь Котова. Их связывает память об общей дочери, которую оба считают погибшей. Почему-то мне хочется провести параллель между приездом Мити Арсентьева в ХЛАМ в «Утомленных солнцем» и возвращением домой Сергея Петровича Котова. И тот и другой хранят воспоминания о доме, который оставил светлый след в их памяти. Спокойная атмосфера, добро, любовь, красивая нежная Маруся…

В первой части «Утомленные солнцем» Митя углубляется в эти воспоминания, разговаривая с Марусей. Он мыслит образами, как любой творческий человек, помнит мелкие подробности, самые незначительные детали. Дом в его сознании имеет собирательный образ, сложившийся из многих аспектов. Эти детали, удивительно переплетаясь между собой, образуют одно целое, общее впечатление.

Как ни странно, в сознании Котова сохранилось нечто похожее на образ, запечатленный памятью Арсентьева… Это тоже впечатление, только он не помнит подробностей – это именно впечатление, как в направлении импрессионизм в живописи или в музыке – важно не цветовое сочетание, не гармонии, на которых строится произведение, а то душевное состояние, которое оно вызывает, тот след, который оно оставляет. Котову помнятся фотографии на стене, маленькая дочь, то, как щелкала на весь дом Маруся и как звонко и радостно хохотала над этим Надюша…

Приезд Арсентьева в «Утомленных солнцем» и возвращение Котова в «Цитадели» одинаково шокируют постоянных обитателей дома. Они стесняются и боятся показать изменения, происшедшие за время их отсутствия. Митя в первом случае врывается в уже устоявшуюся семейную жизнь Котовых, подобно шаровой молнии, образ которой его преследует.

Котов, которого вообще все в этом доме считали погибшим, тоже нарушил уже сформировавшийся без него домашний уклад, привычное течение жизни его обитателей.

Очень сильное впечатление производит сцена отъезда Маруси, когда Котов не сразу отпускает Кирика, когда он медленно достает из кармана нечто напоминающее пистолет, который оказывается детской резиновой игрушкой. Он понимает, что не может серьезно относиться к этому «маленькому», недалекому, больному человеку как к своему сопернику. Поэтому и «отомстил» он ему не взаправду, а понарошку, по-игрушечному: вместо пистолета – резиновый аист. Так – немножко попугал, задержал на перроне и достаточно.

Резиновый аист остался лежать на перроне. Это была единственная вещь, напоминающая Котову о доме. Когда он отдает игрушку маленькой девочке Василисе, он избавляется от некогда светлых, а теперь ставших тяжелыми воспоминаний. Эта девчурка напоминает Котову его дочь и вызывает у него особую нежность.

В картине много моментов неоднозначных, в которых чувства показываются не однобоко, а во всех мельчайших подробностях, едва уловимых настроениях. Здесь нет чистой радости и чистого горя, чистой любви и чистой ненависти. Все изображено тонко, и эмоции не имеют четкой границы. В фильме есть и комизм в трагических ситуациях и трагедия в комических. Картина полна всевозможных психологических тонкостей.

Например, во время родов Нюры, когда, казалось бы, о каком юморе можно говорить, у зрителей вызывает улыбку непосредственность солдат, в какой-то степени их по-детски чистое восприятие жизни, то как они выбирают имя новорожденному, их доброта, искренность, готовность прийти на помощь.

Или же обратный пример: радость встречи отца и дочери чуть не оборачивается трагедией. Эпизод этот оказывает большое воздействие на зрителя и потому, что счастье, внезапно показавшееся на горизонте беспощадной войны, унесшей миллионы жизней, уже готово исчезнуть. Бедная Надя, считавшая отца погибшим и только что увидевшая его живым, могла бы стать свидетельницей его настоящей гибели, а могла бы и умереть вместе с ним. В этом случае отец и дочь все равно бы встретились, потому что наверняка получили оставление грехов за пережитые страдания.

В трагическом эпизоде приезда Котова домой тоже есть несколько моментов, вызывающих улыбку зрителя. Мне очень нравится рассуждения Всеволода о детях и стариках, в тот момент в доме царит еще достаточно безмятежная атмосфера и размеренная жизнь, которую Котов поначалу словно подглядывает в замочную скважину, становится невольным ее свидетелем. Тем более ценны эти мгновения безмятежности, когда знаешь, что скоро произойдет вторжение, переворот и уже ничего нельзя будет изменить. Почему-то у меня в этот момент прошла определенная ассоциация. Год назад я увидела 2-минутный фильм о трагедии в Хиросиме и потом неделю находилась под впечатлением. На экране видишь самолет в ярко-голубом небе. Плывут белые облака, ласково светит солнце. А этот самолет таит в себе смерть, и бомба, находящаяся в нем, предназначена для уничтожения невинных людей. Самолет летит. В это время ни о чем не подозревающие внизу люди живут своей обычной жизнью: готовят еду, гуляют, читают газеты, весело разговаривают, улыбаются солнечному утру, строят планы на будущее.

А самолетом управляют люди, у которых тоже есть душа, есть дети, родители, которые тоже любят, смеются, плачут, любят, верят и надеются.

И вот самолет летит, а люди на земле ничего об этом не знают, даже не догадываются, что умрут через несколько мгновений, а ты знаешь… но ничего не можешь сделать. В кадре мелькает то самолет, то горожане… бомба сброшена, и человек, читающий на бульваре газету, в одну секунду сгорает дотла, одна за другой гаснут тысячи жизней…

В ситуации с приездом Котова тоже ничего уже нельзя изменить. Это очень интересно с психологической точки зрения: зритель знает о том, что Котов жив, и более того, стоит в дверях и наблюдает за происходящим, а обитатели дома думают, что он давно мертв, и появление его становится для них шоком и в первые секунды вызывает панический ужас.

(Я, как человек, недостаточно подкованный в области кино, не знаю, как называется такой режиссерский прием, но слышала, что для него существует специальный термин.) Действительно, когда зритель знает больше, чем герои фильма, это производит очень сильное впечатление. И вот они увидели Котова… Маруся, ее мать находятся в состоянии аффекта, женщины бросаются к телефону, мечутся в отчаянии. Мне кажется, что, только пережив ужасы войны, многочисленные потери и предательства, можно сохранить здравый рассудок при виде «покойного» человека. Человек с неокрепшей психикой потерял бы сознание или разум.