Дивный новый мир финансов - Катасонов Валентин Юрьевич

На стремительное наращивание долгов в китайской экономике стали в начале текущего десятилетия обращать внимание международные организации (ООН, МВФ, Всемирный банк) и независимые эксперты. Особенно большой резонанс вызвал опубликованный в феврале 2015 года доклад консультативной компании McKinsey, посвященной мировой долговой ситуации[39]. В докладе рассматривается динамика мирового долга за период 2007-2014 гг. За указанный период мировой долг увеличился со 142 трлн. долл, до 199 трлн. долл. Отношение мирового долга к ВВП выросло за указанный период времени с 269% до 286%. То есть уже в 2014 году мировая экономика находилась в худшей долговой ситуации, чем накануне мирового финансового кризиса 2008-2009 гг.

В докладе обращалось внимание на то, что особенно динамично среди ведущих экономик мира долг в указанный период времени (2007-2014 гг.) рос в Китае. Прирост долга Китая за период 2007-2014 гг. в абсолютном выражении составил 20,8 трлн. долл. Общий прирост мирового долга за указанный период времени составил 57 трлн. долл. Получается, что вклад Китая в прирост мирового долга за период 2007-2014 гг. равен 36,5%. Что непропорционально много даже для такой крупной страны, как Китай. Авторы доклада обратили внимание, что в 2014 году Китай уже обогнал США по показателю относительного уровня совокупного долга: у Америки он составил 269% ВВП, а у Китая – 282%. Это и стало основанием для следующего утверждения авторов доклада: Китай становится главной угрозой экономической и финансовой стабильности в мире.

Ниже привожу основные цифры, характеризующие динамику и структуры китайского долга, заимствованные из упомянутого доклада.

Динамика и структура долга Китая

Нулевые годы (до 2008 года) были для Китая периодом перехода от одной модели экономики к другой. Предыдущая модель экономики основывалась на опережающем росте продукции (товаров, услуг) по сравнению с ростом задолженности субъектов хозяйственной деятельности. Это была модель интенсивного экономического развития, обеспечиваемого за счет повышения эффективности использования таких факторов производства, как рабочая сила, природные ресурсы и капитал.

В переходный период динамика производства и задолженности примерно совпадали. Т.е. на 1 доллар (юань) прироста долга приходился 1 доллар (юань) прироста продукции (ВВП). Или немного меньше, но разрыв не был очень заметным. Как видно из таблицы, за 2000-2007 гг. долг увеличился в 3,5 раза, а в абсолютном выражении прирост составил 5,3 трлн. долл.

А вот где-то с 2008 года началось сильно опережающее по отношению к производству товаров и услуг наращивание долга. Тогда китайская экономика (как и экономики многих других стран) испытывала большие трудности, связанные с тем, что ее «зацепил» глобальный кризис. Как видно из таблицы, за 2007-2014 гг. долг увеличился в 3,8 раза, а в абсолютном выражении прирост составил гигантскую величину 20,8 трлн. долл. Иными словами, на каждый доллар нового долга создавалось ВВП на сумму, равную примерно 30 центам.

Подсев на «долговую иглу», китайская экономика так и не сумела с нее соскочить. Опираясь на официальную статистику, не трудно подсчитать, что только на обслуживание долга тратится примерно 20% ВВП Китая. Для того чтобы Китаю держаться «на плаву», т.е. обслуживать долг, не погружаясь далее в трясину долга, необходимо, чтобы каждый год китайская экономика обеспечивала прирост ВВП в размере 20%. Согласно официальной статистике Китая, в последние годы прирост варьировал в пределах 6-7 процентов в год. Т.е. темпы экономического роста были примерно в три раза ниже минимально необходимых.

Как же китайской экономике удается функционировать в условиях такого гигантского долгового пресса? – За счет дальнейшего стремительного наращивания долга, причем новые кредиты и займы направляются для рефинансирования старых долгов. Мы имеем дело с классической долговой пирамидой. Руководство страны говорит, что оно строит социализм с китайской спецификой. На самом деле это откровенный капитализм с китайской спецификой. Имеет свою китайскую специфику и строящаяся долговая пирамида. Ее строительство осуществляется не только с помощью банковских кредитов и займов, привлекаемых путем размещения на финансовом рынке долговых бумаг. Китайской спецификой является то, что также активно используется «теневой банкинг». Это кредиты и займы, которые предоставляют физическим и юридическим лицам разные компании и организации, не являющиеся банками и не находящимися в сфере банковского надзора финансовых регуляторов. Долги, создаваемые в результате услуг «теневого банкинга» сопоставимы по масштабам с долгами по кредитам официального банковского сектора. Названные операции получили еще название «забалансовых» (потому что многие организации, занимающиеся «теневым банкингом» оказываются дочерними и иными ассоциированными с банками структурами, через которые банки осуществляют забалансовые кредитные операции). К «забалансовым» операциям еще следует отнести выпуск облигаций местных органов управления. Создаваемые такими облигациями обязательства не учитываются при расчете общего государственного долга. В начале марта министр финансов КНР Лю Кунъ признал, что долги местных властей, выпустивших облигации, в совокупности составляют 2,74 трлн. долл. Однако эксперты полагают, что министр более чем в два раза занизил величину долга, его реальная величина около 6 трлн. долл.

С учетом долгов «теневого банкинга» ситуация в китайской экономике выглядит еще более критичной. Не исключено, что вторая волна мирового финансового кризиса, которую ожидают со дня на день, может начаться не в США или Европе, а в Китае. Китайское руководство прекрасно понимает возникшую более десятилетия назад долговую проблему. На 19 Всекитайском съезде КПК в октябре 2017 года осторожно говорилось о необходимости обуздать кредитного «дракона», вышедшего далеко за пределы банковского сектора. Но никаких реальных успехов в его обуздании за прошедшие полтора года достигнуто не было.

Нынешние жесткие переговоры Вашингтона с Пекином могут стать тем триггером, который спровоцирует обвал долговой пирамиды в Китае, что, в свою очередь, стает триггером мирового финансового кризиса. Принятый в марте нынешнего года в Китае закон об иностранных инвестициях предусматривает радикальную либерализацию режима для иностранного капитала (чему Пекин на протяжении многих лет сопротивлялся). Не исключаю, что столь радикальный шаг может быть актом отчаяния. Пекин решил попытаться использовать иностранный капитал в качестве строительного материала для дальнейшего наращивания долговой пирамиды.

Приведу некоторую свежую статистическую конкретику для иллюстрации того, насколько серьезны перекосы в китайской экономике и высоки риски обвала долговой пирамиды. Прежде всего, напомню, что по итогам прошлого года зафиксированы самые низкие темпы прироста ВВП за последние 28 лет, они составили 6,7%. В декабре прошлого года экспорт из Китая рухнул на 4,4%. В январе-феврале текущего года было зафиксировано дальнейшее его падение – на 4,6% по отношению к аналогичному периоду предыдущего года. В руководстве страны возникли растерянность и нервная напряженность, которые, естественно скрываются за оптимистическими и мажорными публичными заявлениями.

По данным Народного банка КНР, в январе в стране было выдано новых кредитов на сумму 3,23 триллиона юаней. Это абсолютный рекорд за все время официальной статистики (с 1992 года). Еще на сумму 1,41 трлн, юаней было выдано кредитов и займов по линии «теневого банкинга». Итоговая сумма, называемая общим объемом социального финансирования (total social financing), составила 4,64 трлн, юаней. Это в полтора выше показателя января 2018 года.[40] К приведенной сумме еще следует приплюсовать объем средств, привлеченных бизнесом в январе посредством выпуска облигаций, – 500 млрд, юаней (в декабре было привлечено 375 млрд, юаней). Итого, только за январь в китайской экономике возникли долги на общую сумму 5,14 трлн, юаней, или почти 760 млрд. долл. И это без учета процентов, которые будут начисляться на эти долги. В китайскую экономику за один месяц были вкачаны кредитные ресурсы, которые сопоставимы с годовым ВВП таких стран, как Швейцария, Турция или Нидерланды.