Дядя самых честных правил 3 - Александр Горбов

приказал ему быть там сегодня ночью и найти меня в подвале. Киж взял “под козырёк” и обещал быть. В конце разговора я попытался узнать — где он взял деньги на комнаты, ванную и батарею бутылок на столе. Но мертвец сделал вид, что не понимает вопроса. Причём рожа у него была хитрая, как у кота, стащившего колбасу. Ну и ладно, пусть делает что хочет, мне и других забот хватает.

* * *

Выпав из транса, я встал и принялся разминаться. После сеанса связи с Кижом руки-ноги стали будто деревянными, а тело холодным и бледным. Нет, надо пореже пользоваться этим каналом, а то чего доброго и сам в мертвеца превращусь.

— Мяу!

Мурзилка, так и лежавший на подоконнике, посмотрел на меня и выразительно повернулся к окну. Он увидел там что-то и зовёт меня? Странно, не замечал за ним раньше таких повадок, умнеет прямо на глазах.

Я подошёл к окну и с благодарностью почесал кота за ухом — во внутреннем дворике стоял Шешковский. Он оглянулся по сторонам, вытащил из кармана маленькое зеркальце и поднял на уровень глаз.

Мне сверху было видно, как за его спиной появился призрачный мертвец. Вернее, девушка в небогатом платье и с окровавленным виском. Стоило Шешковскому посмотреть в зеркало, как она скорчила страшное лицо и протянула к нему руки.

Секретарь Тайной канцелярии не побежал и не стал отмахиваться. Но даже с третьего этажа было заметно — побледнел и сжал челюсти. Отошёл в сторону, снова поднял зеркало и повернулся кругом, оглядывая двор. А там, словно почувствовав к себе интерес, появлялись новые и новые заложные покойники. Призрачные, лишённые тел, но вполне реальные для меня и Шешковского.

Мужественно осмотрев двор, он спрятал зеркало и ушёл в особняк. А говорил, что не станет сам разглядывать мёртвых, соврал, получается. И ведь не из простого любопытства, наверняка с умыслом.

— Обед. — Дверь открылась, и вошла Марфа с подносом.

Орка смотрела на меня мрачно, хмурилась, но стоило встретиться со мной взглядом, опустила глаза.

— Благодарю, сударыня.

Невнятно пробурчав в ответ, Марфа выскочила из комнаты и быстро заперла дверь, аж замок лязгнул. Она что, меня боится? Или ей Шешковский выговор сделал? Впрочем, неважно.

Не успел я съесть первое, как Мурзилка снова позвал меня к окну. На этот раз Шешковский появился во дворе с пожилым мужчиной, тяжело опиравшемся на трость. Они по очереди посмотрели в зеркало, что-то коротко обсудили и ушли обратно. Экую свинью я им подкинул! Теперь пусть живут с тем, что рядом ходят мертвецы, умершие в здешних застенках.

* * *

Чтобы занять себя чем-нибудь полезным, я вытащил из багажа дневники Бернулли. На первой же странице стало ясно — это не записки скучающего дворянина и не ежедневные записи учёного, а что-то среднее между рабочей тетрадью экспериментатора и фундаментальным трудом на стыке деланной магии и механики.

Мне пришлось вооружиться карандашом и читать, делая пометки в непонятных местах. Да, это вам не лекции по теоретической магии в Сорбонне, это зубодробительные формулы, связывающие размер Знака, толщину эфирных линий и “производимую работу”. В принципе, я прекрасно это знал эмпирически, но красотой математики был очарован. Пожалуй, такие знания даже полезны — если хочешь добиться точного эффекта, придётся считать на бумажке.

С трудом одолел я первую страницу и задумался. Интересно получается: Знаки и Печати для механической лошади я закладывал неправильно. Можно сделать символы меньше, при этом увеличив толщину, и получить коня гораздо мощнее. Скорость та же, а груз может тянуть намного больше. И вместо шестёрки лошадей, можно будет впрячь четырех коней. Экономия? Ещё какая. Кстати, авалонцы делающие лошадей давным-давно, не знают такой приём. Или специально ограничивают мощность своих поделок, чтобы больше покупали? Хороший вопрос, на пять с плюсом.

От научных мыслей меня отвлёк звук открывающейся двери.

— Константин Платонович, вы здесь?

Из “приёмной” донёсся голос Шешковского. Я быстро спрятал дневники и вышел из спальни.

— Где же мне быть, Степан Иванович? — я с ехидцей ответил ему. — Крыльев у меня нет, улететь не могу.

— Шутите, — секретарь Тайной канцелярии улыбнулся, — это хорошо. Люблю здоровый смех и веселье, его так мало в нашей жизни. А я за вами, пройдёмте со мной.

Мог бы и “пожалуйста” сказать, между прочим. Я буркнул под нос “Урусов, с вещами на выход” и пошёл за Шешковским. Вопрос “куда?” занимал меня мало. Гораздо больше интересовало: смогу ли я сбежать в случае опасности? Анубис почувствовал моё настроение и принялся накачивать эфиром Знак-татуировку на груди. Лишним не будет, согласился я с ним и принялся перебирать подходящие случаю связки. Пожалуй, бить чистым Талантом будет опрометчиво, а вот Знаки их порядочно удивят.

— Константин Платонович, — Шешковский привёл меня к парадной лестнице и указал рукой вверх, — нам сюда.

Я отбросил беспокойство и зашагал по ступеням. Нет, Знаки пока не нужны — меня вели на беседу к начальству. Наконец-то!

Глава 19 — Мёртвые

Знакомый фикус, знакомая дверь в кабинет. Только в этот раз я не подслушивал, а зашёл вслед за Шешковским. Внутри за массивным письменным столом сидел пожилой мужчина. Тот самый, кого я видел во дворе особняка.

— Хрущов Михаил Никитич, — шепнул мне Шешковский, — обер-секретарь Тайной канцелярии.

— Проходите, Константин Платонович, не стойте в дверях.

Хозяин кабинета, не вставая, поприветствовал меня кивком и тут же впился в меня пристальным взглядом, будто подозревал в государственной измене и собирался допросить. Я в долгу не остался — прищурился и стал рассматривать его магическим зрением. Таланта у него не было, а вот защитных амулетов обер-секретарь навешал на себя порядочно. И перстень с защитным Знаком, и медальон на шее, и старинный медный браслет, обхвативший руку выше локтя. Ясное дело, задерживать Талантливых магов им тоже приходится, а такие дворяне редко горят желанием добровольно отдаться в руки правосудия.

— Константин Платонович, — Хрущов подался вперёд, — скажите, эти мертвецы… Залоговые…

— Заложные.

— Да, заложные. Они разговаривали с вами?

Я пожал плечами:

— Говорили, конечно.

— Что именно они рассказывали? — что-то хищное проклюнулось во взгляде Хрущова, только не благородное, а скорее от падальщика.

— Жаловались больше. Жизнь после смерти не слишком сладкая штука.

Хрущов пожевал губами.

— Обстоятельства своей смерти они тоже вам доносили?

— Кажется, да.

— Кажется? Отвечайте чётко, не размазывайте! —