Цыганские сказки - Автор неизвестен

Пришел я на постоялый двор.

— Здравствуйте вам!

— Здравствуй!

— А не поставите ли, хозяин, самовар?

— Можно. А откуда ты пришел?

— Да, считай, целый свет обошел, бродяга я непомнящий. Что ты у меня спрашиваешь, у бедного странствующего человека?

— Ну, выпьем чайку и познакомимся.

Поставили самовар, чай пить стали, а я все в окошко поглядываю, делаю вид, мол, боюсь, как бы не схватили меня.

— Так вот что скажу я тебе, — говорю я хозяину постоялого двора, — три года уже я странствую, от самой Сибири иду. Есть у меня вещи кое-какие. Не купил бы ты их?

— А какие у тебя вещи?

— Есть у меня посуда серебряная, холст есть, господские шубы, есть дорогая господская одежда…

— И где же она, эта одежда?

— Спрятана.

— А когда ж ты мне ее привезешь?

— Скоро.

— А как мы все это сделаем?

— Сделать надо так, чтобы никто не знал об этом. Назови время, я одежду и привезу.

— Ну это дело надо водкой обмыть.

Подал хозяин водку, себе стакан налил, мне тоже.

— Ну-ка выпьем за знакомство.

Выпили. А тут и дочь Пярексты подошла, та самая, которая с Беляцким путалась. Красавица. Села она за стол и начала:

— Какой славный парень. Что, если он с Беляцким познакомится?

— Парень-то я хороший! Кабы мне еще дело нашлось, а то надоело бродяжить.

— Будет мне от тебя польза — пристрою… Хочешь к господину Беляцкому пристать? Слыхал про него?

— Слыхать-то слыхал, да только видеть не приходилось. Знаю я, что ухватка у него молодецкая. Пристрой меня к нему. А за это подарок получишь.

— Пристрою, пристрою, благодарен будешь.

— А как же я с ним познакомлюсь?

— Приезжай тогда-то и тогда-то да вещи приноси.

— Хорошо, приеду, пускай Беляцкий сам уверится, что я в деле ловок, а ты своей рекомендацией нас соедини… А в котором часу приехать?

Подумал, подумал Пярекста и говорит:

— К полночи приезжай. Будет тебе Беляцкий. Поблагодарил я хозяина, за харчи заплатил да за выпивку, а он мне опять:

— Такого-то числа приходи. Увидишь Беляцкого. Как узнал исправник про мои похождения, так возрадовался — аж расцеловал. Устроили мы совет, чтобы решить, как разбойника брать. Доложили обо всем губернатору. Он приказал дать нам в помощь солдат. Сели мы на почтовых, за солдатами поехали. С нами следователь увязался. Взяли мы человек пятьдесят солдат вооруженных и за день до встречи приехали в Уварове, к дому Пярексты. Расставили солдат: около хлева, около дома. Да так расставили, чтобы не заметил никто. Приказали солдатам: как услышат "Ура", так цепью вокруг дома пускай выстраиваются. Пярексту с женой и дочкой связали, чтобы из дому не выходили, и стражу к ним приставили. Одного солдата поставили в сенях, в скрытном месте: как только кто войдет в комнату, то должен был он дверь на клямку прихватить. А еще одному солдату наказали, что если разбойники верхом приедут, то, как только в избу войдут, брать лошадей и угонять их подальше от дома. Это чтобы разбойников пешими оставить, если по несчастью кто-нибудь из них вырвется.

Вот сидим мы. Уже и двенадцать часов пробило — нет никого. Вдруг в первом часу ночи являются на шести лошадях двенадцать человек — на каждой лошади по два седока. Беляцкий ехал впереди со своим кучером Егором Михайловым. Едва подъехали разбойники к постоялому двору, Беляцкий (хитер он был, однако) распорядился:

— Проезжайте все мимо, только мы вдвоем с кучером заедем, а вы остановитесь неподалеку: мало ли что? Вдруг кто наедет и узнает, что здесь наша шайка.

Ускакали разбойники и остановились в версте от постоялого двора. А Беляцкий с кучером как соскочили с коня, так к дому пошли. Едва закрылась дверь комнаты, как вышел солдат из потайного места в сенях и дверь на клямку прихватил, а второй солдат на лошадь сел и в деревню умчался. Вдруг послышался крик "ура". Тотчас же солдаты цепью окружили дом.

— Огня! — закричал Беляцкий. А кому огонь подавать? Все связаны. Видит разбойник, что за окном люди снуют, тронулся к двери — не пускают, рванулся к окошкам, а там солдаты стоят. Схватил он стул и бряк в окно, а солдаты из ружей палить начали. Принялись разбойники из револьверов отстреливаться. Пальба пошла на всю округу. Услышали разбойники из шайки, что Беляцкий в засаду попал, развернули коней и пустились отбивать его. Едва не отбили. Настоящий бой был. Следователь, что приехал вместе с нами, с испуга на колени встал, взмолился:

— И что за черт меня сюда принес?! Ведь не мое же это дело! А теперь останутся дети мои сиротами.

Исправник поначалу тоже оробел, да только должность его была такая, что на себя пенять не приходилось. Поворотил исправник солдат и приказал:

— Глядите, разбойники кучей идут. Стреляйте в эту кучу — в кого-нибудь попадете.

И вправду, по счастью солдаты сразу же прикончили нескольких человек, и разбойники воротились восвояси.

— Слава богу, оборонились! — облегченно вздохнул исправник. А тут и у Беляцкого порох и заряды кончились, и он крикнул через дверь:

— Теперь берите меня! Только никто не отважился идти к нему. Назначили двоих солдат. Пошли они с ружьями наперевес, а третий со свечой сзади. Так в комнату и вошли. Видят: сидит Беляцкий на стуле и руки на груди скрестил:

— Берите меня!

— А пистолет где твой?

— Какой пистолет? Я не стрелял. Это вы стреляли. Может, вам со страху показалось, что я стрелял?

Егора Михайлова нашли на печи за трубой. Связали их обоих, стали избу обыскивать. Нашли оружие — под печью спрятано было, деньги тоже нашли и драгоценности: ложки, бокалы дорогие…

Посадили разбойника в тюрьму. Тот прокурора потребовал.

— Желаю я кандалы снять, — сказал Беляцкий, — потому что вам от них никакой пользы нет.

— Как так нет пользы? — усмехнулся прокурор. — А коль желаете — сами скиньте, попробуйте!

Ударил разбойник ногой об ногу — упали кандалы. Прокурор крикнул:

— Заковать Беляцкого заново, двойные кандалы повесить.

Заковали, а тот снова как ударит ногой об ногу — кандалы врозь.

— Только совесть меня и сдерживает, а то давно бы из тюрьмы убежал.

Так или иначе, но Беляцкий бежал из тюрьмы, сделал подкоп и ушел, забрав с собой четырех сибиряков. А потом телеграмму дал: "Исправника убью из револьвера, а у Ивки язык отрежу".

Приезжал ко мне разбойник ночью, жену мою пытал:

— Где твой хозяин?

— Нету хозяина. В Смоленск уехал. Опять пригрезился он мне и исправнику:

— Доберусь я до них. Дома не найду — в Смоленске достану.

Долго мы с исправником остерегались разбойника. Тот все лето в штатской одежде ходил. Раз слышит — звонок: какой-то гость с кучером приехал. Посмотрела дворовая девка на гостя да сразу и взвизгнула:

— Вы господин Беляцкий!

Тот увидел, что его признали, и был таков.

Наконец поймали разбойника, где-то около Полтавы, в земляную тюрьму посадили, где и закончил oн свою жизнь.

По виду Беляцкий был русый, а скорее даже рыжий, глаза волчьи — по кулаку. Был он ломоносый, походка у него была важная, видать, барской крови человек, с образованием. Говорил разбойник умно и речисто, никто перечить ему не мог. А законы знал получше всякого прокурора. Был он горячим; как стукнет кулаком по столу — кровь стынет. И по разбойному делу был большой мастер: на окошко тряпицу наложит и вынет безо всякого шума. Стрелять в него бесполезно — не попадешь: заговор знал от пули, свинец не брал его. Только одним можно было его убить — медной пуговицей, потому что от меди заговора нет. Да разве кто об этом мог догадаться?!

Как цыганам клад не дался

Идут два молодых цыгана по лесу, о чем-то своем говорят. Вдруг, откуда ни возьмись, как из-под земли, собака выскочила и давай на них прыгать. Что такое? Удивились цыгане: "Откуда здесь собаке взяться?" А собака все прыгает и прыгает, не отстает. Схватили тогда цыгане кнуты и давай ими собаку отгонять. И вдруг слышат: из-под земли свист тихий раздался. Навострила собака уши, поджала хвост, отбежала чуть в сторону и снова как сквозь землю провалилась.

Еще больше удивились цыгане. Пришли они в табор, рассказывают об этом. А старая цыганка им и говорит:

— Молодые вы еще, мало знаете. Это вам клад давался, да только вы его взять не сумели. Вот хозяин клада и позвал собаку обратно.

Как цыгане парня с девушкой чуть заживо не похоронили

Сговаривал один парень девушку, да только отец ее не хотел, чтобы дочь выходила замуж за таборного цыгана.

— Даже и разговаривать с ним не смей, — приказал он дочери, — мы живем богато, оседло, а он — бедняк, бродяга таборный. Не пара он тебе.

Однако сильно любили молодые друг друга и не хотели расставаться.

Как-то раз собрался отец цыганки в город на ярмарку коней менять, а дочери наказал: