Бывший, собака и прочие ужасы нашего городка (СИ) - Анна Вячеславовна Савина

его сделал уже давно, например, тот вечер, когда бросился на крики матери к её спальне, с олимпийкой, пропитанной специальным запахом, на который натренировали пса. Всё, что он хотел – это отвлечь собаку-убийцу от неё. Отвлечь на себя, не думая о том, что будет с ним самим.

– Мой старший сын… Господи, как же он психовал, что Ангелина уехала, пытался ее найти. Муж даже делал вид, что помогает ему, а в действительности все было наоборот, сведения, которые могли указать на местонахождение Ангелины утаивались. И он смирился. Он был совсем другим, он, можно сказать, романтик, мечтатель, фантазёр. Он даже поверил, что все случившееся – несчастный случай. Он никогда не был таким решительным, как муж или Матвей, – продолжала говорить Амелия Литова, а я почему-то при этих словах вспомнила Ромку. – Матвей... Тот весь в меня, такой же несговорчивый и упрямый, этого на мякише не проведешь. Именно поэтому мы так часто ссоримся. Жаль, что я никогда не говорила, как горжусь им.

Блин, эти слова предназначались не мне, они предназначались Матвею, а он их не услышал. А ещё они чертовски походили на прощание.

– Сергей… Он мог бы на бюджетные деньги любой клуб себе оборудовать, хоть в мэрии, хоть у нас дома. Он мог нанять кучу охранников, купить бронированный автомобиль, и тогда сегодня наверняка был бы жив, но он отказывался тратить на себя бюджетные деньги, – сказала она с некоторой насмешкой. – Говорил, что поставлен служить городу, –Дыхание женщины стало громче. – Что ж… Хватит разговоров. Я устала. Давай, заканчивай балаган. Делай то, что задумала.

– А вы уверены, что я это сделаю?

Я поспешила вслед за Матвеем, держа в руке чужой телефон, а второй роясь в сумочке. Ну где же этот газовый баллончик?

– Да, уверена, – в голосе Амелии появилась неожиданная твёрдость. – И знаешь почему? Потому что, испытывай я твою злость… Я бы это сделала. Я всегда довожу задуманное до конца. А ты похожа на меня гораздо больше, чем сама думаешь, внучка, – произнесла она, когда я, уже выбежала к развалинам.

Камни, поросшие мхом, какой-то кустарник, редкие берёзы. Я увидела мелькнувшую впереди футболку Матвея. А ещё я увидела выше по склону Марию Ничееву отстегивающую собаку с поводка, и стоящую напротив неё Амелию Литву. И сразу поняла, что Матвей не успеет. И полицейские, чьи машины с визгом остановились где-то внизу не успеют. Собака окажется быстрее.

21

Никто бы не успел. Ни Матвей с монтировкой, ни полицейские с оружием, ни я с газовым баллончиком, который нащупала в сумке. Никто.

Собака зарычала. Вернее, мне показалось, что я услышала низкий рык, увидела, как пес немного приседает на лапы, прежде чем прыгнуть на Амелию Литову. А та… Всё, что она могла, это поднять руки в древнем, как мир, защитном жесте. Это ей не поможет, но это рефлекс, от которого никуда не деться.

Я почти услышала, как оперативница отдала команду. Или воображение всё-таки сыграло со мной злую шутку. Я ждала этой команды, и я её как будто услышала как раз в тот момент, когда пальцы нащупали в сумке что-то прохладное, металлическое, продолговатое. Не доверяя своим ощущениям, я вытащила наружу продолговатый цилиндрик, который мне несколько дней назад нам с Рамкой дал Санька. Свисток для дрессировки собак. Один короткий — вперед. Один длинный — стоять. Так, кажется?

И не думая больше ни о чём, не сомневаясь, я поднесла свисток к губам и дунула так длинно, как смогла, насколько хватило дыхания. Чёрт, подула изо всех сил, но не услышала ни звука. «Он ультразвуковой», – сказал Санька. Понятия не имею, что это значит, но…

Я задержала дыхание, когда пёс остановился, а потом словно поколебавшись, вдруг сел на задние лапы. Мать Матвея, словно лишившись последних сил, упала на землю. А через миг к ней подскочил сын, загораживая собой от сидящего напротив пса. Мария Ничеева что-то выкрикнула, и, кажется, даже полезла за оружием, но было уже поздно. Потому что меня обгонял один из оперативников, да тот самый, что дал поносить наручники. Владимир, кажется? И в его руках тоже было оружие; которое он направил его на бывшую коллегу.

– Стоять! Подними руки! – приказал он оперативнице.

И та, зло сверкнув глазами, выполнила команду. Кому как не ей знать, как действуют полицейские. А именно этот ещё был зол. Я видела злость в его движениях, в его глазах и даже слышала в её голосе. Один из них оказался преступником. Как тут не прийти в ярость?

Я оказалась у развалин старой псарни следом за полицейскими, которые уже надевали наручники на Марию. Матвей прижимал к себе плачущую мать и пытался её успокоить. Видеть женщину такой было непривычно, а с другой стороны, это давало понять, что при всём своём апломбе она всё-таки обычный человек, пожилая женщина, которая очень испугалась. Да, возможно, не очень хорошая пожилая женщина, наделавшая за свою жизнь много ошибок, но не мне её судить. Я всё ещё сжимала свисток, когда один из оперативников осторожно приблизился к собаке, которая вроде бы не проявляла никаких признаков агрессии, только смотрела настороженно.

– Вызовите службу по отлову собак, – скомандовал Владимир, потому что никто из них не собирался подходить к опасному зверю.

– Уже – ответил ему кто-то.

– Повезло, что она не напала, – сказал другой.

– Повезло, что мой сын дал мне это, – сказала я, пытаясь отдышаться и демонстрируя полицейским свисток для дрессировки. – И повезло, что я его не потеряла.

– Вечно ты лезешь куда не просят, – со злостью сказала Мария Ничеева.

– Где Ромка? – спросила я её. – Что ты с ним сделала?

– Ничего. Этот трус просто отказался мне помогать, как узнал, что я задумала… А ведь сначала даже обрадовался, когда я его нашла, тоже хотел отомстить Литвым за то, что они сделали с нашей матерью, тоже пришёл в негодование, а потом… – Она усмехнулась. – А потом оказалось, что он хочет написать статью? Представляете? Всего лишь статью!

– Так, спокойно, – скомандовал Владимир. – У тебя ещё будет время рассказать нам свою душещипательную историю. В тюрьме очень много времени.

– Да пошёл ты, – сказала она. – Есть вещи поважнее тюрьмы.

– Что ты с ним сделала?

– Да ничего я с твоим Ромкой не