Графиня де Монсоро - Александр Дюма

Бюсси занял место с краю охотничьей кавалькады, чтобы иметь возможность видеть все собравшееся общество; он внимательно изучал каждую проезжавшую мимо женщину в надежде обрести оригинал портрета, но труды его были напрасны: на эту охоту, где впервые лицедействовал новый главный ловчий, собрались все красавицы, все прелестницы и все искусительницы Парижа и королевского двора, но среди них не было того очаровательного создания, которое он искал.

Отчаявшись в своих поисках, Бюсси решил развлечься болтовней в компании друзей. Антрагэ, как всегда веселый и словоохотливый, помог ему развеять тоску.

— На нашего главного ловчего смотреть тошно, — сказал Антрагэ. — А ты как считаешь?

— На мой взгляд, он просто пугало. Ну и славная у него должна быть семейка, если только те, кто имеют честь принадлежать к его родичам, наделены фамильным сходством. Покажи-ка мне его жену.

— Главный ловчий пока холост, — ответил Антрагэ.

— Откуда ты знаешь?

— От госпожи де Ведрон, она считает его писаным красавцем и охотно сделала бы своим четвертым мужем, как Лукреция Борджа — герцога д’Эсте. Посмотри, как она нахлестывает своего гнедого, поспешая за вороным господина де Монсоро.

— И какого поместья он сеньор? — спросил Бюсси.

— Да у него полно поместий.

— В каких краях?

— Около Анже.

— Значит, он богат?

— По слухам, да, но не знатен. Кажется, он из худородного дворянства.

— И кто в любовницах у этого дворянчика?

— У него нет любовницы. Сей достойный муж хочет быть единственным в своем роде. Но взгляни, его высочество герцог Анжуйский машет тебе рукой, поезжай к нему скорее.

— Куда спешить? Герцог подождет. Этот Монсоро возбуждает мое любопытство. Он какой-то странный. Не знаю почему, но, как тебе известно, при первой встрече с человеком бывает что-то вроде предчувствия, так вот, мне кажется, что мне с ним еще придется столкнуться. А имя у него какое — Монсоро!

— Мышиная гора, — пояснил Антрагэ, — по-латыни Mons soricis. Мой старик-аббат объяснил мне это нынче утром.

— Какая прелесть!

— Погоди-ка! — вдруг воскликнул Антрагэ.

— Что такое?

— Ведь Ливаро все знает.

— Что все?

— Все о нашем Mons soricis. Они соседи по имениям.

— Что же ты молчал? Эй, Ливаро!

Ливаро подъехал к друзьям.

— Расскажи, что ты знаешь о Монсоро.

— Охотно.

— А рассказ будет длинный?

— Постараюсь покороче. Все, что я о нем думаю, выскажу в трех словах: я его боюсь!

— Прекрасно. А теперь расскажи все, что ты о нем знаешь.

— Слушайте. Однажды вечером…

— Какое захватывающее начало, — сказал Антрагэ.

— Дадите вы мне рассказать до конца?

— Продолжай.

— Однажды вечером я возвращался от моего дяди д’Антрагэ и ехал Меридорским лесом, это было примерно полгода назад; вдруг до моих ушей донесся душераздирающий вопль, и мимо меня пробежал белый иноходец без всадника, пробежал и скрылся в чаще. Я пришпорил коня, погнал его в ту сторону, где кричали, и в поздних вечерних сумерках, в конце длинной просеки, увидел всадника на вороном коне; он мчался как вихрь. Снова раздался сдавленный крик, и я разглядел, что всадник держит перед собой женщину, лежащую поперек седла, и рукой зажимает ей рот. Со мной была моя охотничья аркебуза. Ты ведь знаешь, я довольно меткий стрелок. Я прицелился и, клянусь честью, убил бы его, но на беду, проклятый фитиль потух, как раз когда я спустил курок.

— Ну, а дальше, — потребовал Бюсси, — что было дальше?

— Дальше я спросил у встречного угольщика, кто этот господин на вороном коне, который умыкает женщин, и угольщик мне ответил, что это господин де Монсоро.

— Ну что ж, — сказал Антрагэ, — мне кажется, бывает, что женщин похищают, не правда ли, Бюсси?

— Бывает, — ответил Бюсси, — но, во всяком случае, им не затыкают рот.

— А женщина, кто она такая? — полюбопытствовал д’Антрагэ.

— Ах, вот об этом я ничего не могу сказать.

— Ну нет, — сказал Бюсси, — решительно, это человек незаурядный, он меня заинтересовал.

— Вообще, — добавил Ливаро, — у вашего милого Монсоро ужасная репутация.

— Ты знаешь о нем что-нибудь еще?

— Нет, ничего; открыто он не совершил ни одного злодейства, более того, говорят, он довольно милостиво относится к своим крестьянам; и все же в той местности, которая до нынешнего дня имеет счастье ему принадлежать, его боятся как огня. Впрочем, он страстный охотник, под стать Немвроду, только, может быть, не перед Всевышним, а перед сатаной. У короля никогда еще не было такого главного ловчего. На эту должность он подходит больше Сен-Люка. Поначалу король хотел отдать ее Сен-Люку, но тут вмешался герцог Анжуйский, пустил в ход все свое влияние и отбил ее для Монсоро.

— Слушай, а ведь герцог Анжуйский все еще тебя зовет, — сказал Антрагэ.

— Ладно, пускай. А ты знаешь новости о Сен-Люке?

— Нет. Он все еще пленник короля? — со смехом спросил Ливаро.

— Наверное, — сказал Антрагэ, — раз его здесь нет.

— Ошибаешься, мой милый, нынче в час ночи он выехал из Парижа с намерением посетить владения своей жены.

— Он изгнан?

— Похоже на то.

— Сен-Люк в изгнании! Немыслимо!

— Все правда, как в Евангелии, мой друг.

— От Луки?

— Нет, от маршала де Бриссака. Я услышал это сегодня утром из его собственных уст.

— Ах, вот любопытная новость; Монсоро теперь туго придется.

— Понял, — сказал Бюсси.

— О чем ты?

— Кажется я угадал.

— Что ты угадал?

— Какую услугу оказал он герцогу?

— Кто? Сен-Люк?

— Нет, Монсоро.

— В самом деле?

— Да пропади я пропадом, вот увидите, поезжайте за мной.

И Бюсси, сопровождаемый Ливаро и д’Антрагэ, пустил свою лошадь галопом вслед за герцогом Анжуйским, который, устав призывно махать рукой своему любимцу, скакал впереди на расстоянии нескольких аркебузных выстрелов.

— Ах, ваше высочество, — воскликнул Бюсси, догоняя герцога, — какой прекрасный человек этот Монсоро!

— Вот как?

— И невероятно любезный.

— Значит, ты с ним говорил? — спросил принц, по-прежнему насмешливо улыбаясь.

— Конечно. У него к тому же незаурядный ум.

— И ты спросил его, что именно он для меня сделал?

— Разумеется, я только для этого с ним и заговорил.

— И он тебе ответил? — спросил герцог, еще больше развеселившись.

— Тут же, и так любезно, что я преисполнился к нему бесконечной признательностью.

— Интересно, что он тебе сказал, мой храбрый хвастун.