Графиня де Монсоро - Александр Дюма

— Но это невозможно! — воскликнул неизвестный.

— Как видите, возможно, но случай и в самом деле необычный. Так, значит, вы тот самый лекарь?

— А вы тот самый дворянин?

— Тот самый.

— Господи Иисусе! Какая удача!

— Тот самый лекарь, — продолжал Бюсси, — который вчера вечером перевязал дворянина, получившего удар шпагой в бок?

— Верно.

— Все так, я вас сразу узнал. Должен сказать, что рука у вас нежная, легкая и в то же время очень умелая.

— Ах, сударь, я не ожидал встретить вас здесь.

— А что вы ищете?

— Дом.

— A-а, вы ищете дом? — протянул Бюсси.

— Да.

— Стало быть, вы знаете, где он?

— Как же я могу это знать? — ответил молодой человек. — Ведь мне завязали глаза, прежде чем отвести туда.

— Вас привели с завязанными глазами?

— Конечно.

— Но вы уверены, что действительно приходили в этот самый дом?

— В этот или в один из соседних. В какой именно — я не уверен, поэтому я и разыскиваю…

— Прекрасно, — сказал Бюсси, — значит, все это не сон!..

— Что все? Какой сон?

— Надо вам признаться, любезный, мне казалось, что все это приключение, кроме удара шпагой разумеется, было просто сном.

— Я вас понимаю, — сказал молодой врач, — этим вы меня не удивили, сударь.

— Почему?

— Я сам думал, что здесь кроется какая-то тайна.

— Да, любезный, и в эту тайну я хочу проникнуть. Вы не откажетесь мне помочь, не правда ли?

— Разумеется.

— По рукам! Но прежде один вопрос.

— Слушаю.

— Как вас зовут?

— Сударь, — сказал молодой лекарь, — я не стану принимать ваши слова за намеренное оскорбление. Я знаю, что, по доброму обычаю и по существующему порядку, в ответ на ваш вопрос мне подобало бы гордо вскинуть голову и, подбоченившись, спросить: “А я с кем имею честь разговаривать?” Но у вас длинная шпага, а у меня только мой ланцет, у вас вид знатного дворянина, а я, промокший до костей, по пояс в грязи, должен вам казаться каким-то проходимцем. Поэтому отвечу вам просто и чистосердечно: меня зовут Реми ле Одуэн…

— Прекрасно, сударь, тысячу раз благодарю. Что до меня, то я граф Луи де Клермон, сеньор де Бюсси.

— Бюсси д’Амбуаз! Герой Бюсси! — восторженно воскликнул молодой медик. — Так вот оно что! Сударь, вы тот самый знаменитый Бюсси, тот полковник, который, который… О!

— Тот самый, сударь. А теперь, когда мы выяснили, кто мы такие, сделайте милость, удовлетворите мое любопытство, несмотря на то, что вы вымокли и весь измазались в грязи.

— И в самом деле, — сказал молодой человек, сокрушенно разглядывая свои короткие штаны, сплошь забрызганные грязью, — мне, как Эпаминонду Фиванскому, очевидно, придется провести три дня дома, ведь в моем гардеробе всего одни штаны и один камзол. Но, простите, как мне показалось, вы соблаговолили задать мне какой-то вопрос?

— Да, сударь, я хотел у вас спросить, как вы попали в тот дом.

— Весьма простым и в то же время очень сложным путем.

— Интересно!

— Господин граф, извините, я был так потрясен, что обращался к вам, не называя вашего титула.

— Какие пустяки, продолжайте.

— Господин граф, вот моя история: я живу на улице Ботрейи в пятистах двух шагах отсюда. Я бедный ученик хирурга, но, могу вас заверить, рука у меня довольно умелая.

— Я имел случай в этом убедиться, — сказал Бюсси.

— Учился-то я усердно, — продолжал молодой человек, — да вот пациентов не заимел. Меня зовут, как я уже говорил, Реми ле Одуэн; Реми — потому, что такое имя дали мне при крещении, и Одуэн — потому, что я родился в Нантейль-ле-Одуэне. Семь или восемь дней назад за Арсеналом какого-то бедолагу как следует полоснули ножом, я зашил ему кожу на животе и очень удачно втиснул туда кишки, которые вывалились было наружу. Эта операция принесла мне некоторую известность в округе, и, видимо, благодаря ей мне посчастливилось: вчера ночью меня разбудил чей-то приятный голос.

— Голос женщины! — воскликнул Бюсси.

— Да, но не спешите с выводами, господин граф, какой бы деревенщиной я ни был, все же я понял, что это голос служанки. Я их знаю: ведь мне гораздо чаще приходилось иметь дело со служанками, чем со знатными дамами.

— И что же вы сделали?

— Я поднялся и открыл дверь, но едва я высунул голову, как две маленькие, не слишком нежные, но и не чересчур загрубелые ручки наложили мне на глаза повязку.

— И вам при этом не сказали ни слова?

— Нет, как же, мне было сказано: “Идите со мной, не пытайтесь разглядеть, куда я вас веду, молчите, вот ваше вознаграждение”.

— И этим вознаграждением…

— …оказался кошелек с пистолями, который вложили мне в руку.

— Ага! И что вы ответили?

— Что я готов следовать за моей очаровательной проводницей. Я не знал, очаровательна она или нет, но подумал, что маслом каши не испортишь.

— И вы последовали за ней без возражений, не требуя никаких гарантий?

— Мне часто приходилось читать о подобных историях, и я заметил, что для врача они всегда кончаются чем-нибудь приятным. Итак, я последовал за незнакомкой, как я уже имел честь вам доложить; меня вели по твердой земле, к ночи подмерзло, и я насчитал четыреста, четыреста пятьдесят, пятьсот и, наконец, пятьсот два шага.

— Хорошо, — сказал Бюсси. — Это было умно с вашей стороны. И вот теперь мы, по-вашему, должны быть у той двери?

— Во всяком случае, где-то поблизости от нее, потому что на сей раз я насчитал четыреста девяносто девять шагов. Конечно, хитрая девчонка могла повести меня окольным путем, по-моему, она была способна выкинуть со мной подобную штуку.

— Да, допустим, она приняла меры предосторожности, тем не менее, будь она даже хитра, как сам дьявол, наверное, она все же сболтнула вам что-нибудь, назвала какое-то имя?

— Никакого.

— Может быть, вы сами что-нибудь приметили?

— Только то, что можно приметить пальцами, приученными в иных случаях заменять глаза, а именно дверь, обитую гвоздями, прихожую за дверью, в конце прихожей — лестницу.

— Слева?

— Вот именно. Я даже сосчитал ступеньки.

— Сколько их было?

— Двенадцать.

— И потом сразу вход?

— Думаю, что сначала коридор: открывали три двери.

— А потом?

— А потом я услышал голос. Ах, на сей раз это был голос госпожи, такой нежный и мелодичный.

— Да, да. Это был ее голос, клянусь вам.

— Вот уже кое-что, в чем вы можете поклясться. Дальше меня втолкнули в комнату, где лежали вы, и разрешили снять повязку.

— Вот так.

— И тогда я вас увидел.