Шалаш в Эдеме - Наталья Александрова

Я только глазами хлопала.

Ну и Амалия! Вот уж от кого не ожидала такой прыти! Выходит, эта старая дева, эта бесцветная особа с целым букетом болезней вовсе не так невинна и безобидна, как это кажется с первого взгляда! Она прекрасно осведомлена о темных делишках, творящихся возле поселка Лебяжье, и связана с какими-то темными личностями, которые этими делами заправляют… А если прибавить к этому то, что накануне она вертелась возле Саблинских пещер, где томится в заключении Леонид Борисович…

Удивительное превращение Амалии так меня заинтересовало, что я снова немного раздвинула папки, чтобы приглядеться к ней свежим взглядом. И сделала я это очень своевременно.

Закончив разговор, Амалия Львовна снова меня удивила: она достала из ящика стола косметичку, вынула из нее тюбик помады, тени, небольшое зеркальце и долгим внимательным взглядом изучила свое лицо. Вот уж от кого я не ожидала интереса к собственной внешности! Правда, интерес этот был довольно странный, весьма специфический. Вместо того чтобы поправить жидкие волосы, нанести немного яркой помады на свои бесцветные губы и оживить тоном бледные щеки, Амалия провела по губам помадой мертвенного сизо-серого цвета, отчего ее губы приобрели совсем уж покойницкий вид. Затем она мазнула под глазами тусклым тоном, усилив впечатление вконец изможденного лица. В общем, она навела макияж вроде того, какой делали мне перед отправкой в морг. В итоге она стала еще страшнее, чем была.

Оглядев себя еще раз в зеркале и, видимо, удовлетворившись достигнутым эффектом, она убрала косметичку в стол, облачилась в длинную бесформенную вязаную хламиду – не то кофту, не то пальто – и направилась к выходу из архива, нарочито сутулясь и шаркая стоптанными туфлями.

Окончательно заинтригованная, я немного выждала и двинулась следом за ней.

Выскользнув в коридор, я увидела вдалеке ее удаляющуюся фигуру.

Я шла, держась в тени и стараясь не потерять из виду жидкий хвост бесцветных волос и сутулую спину в бурой, вытянутой на локтях кофте. Сначала это было нетрудно, поскольку коридор был совершенно пуст, но по мере приближения ко входу в контору вокруг замелькали озабоченные сотрудники, так что мне пришлось утроить внимание, чтобы не упустить свой «объект».

Судя по всему, Амалия шла к выходу.

Действительно, через десять минут она спустилась по лестнице и подошла к посту вахтерши, которая привычно двигала спицами, считая лицевые и изнаночные петли.

Выскользнув на лестницу следом за Амалией, я почувствовала себя чересчур заметной, несмотря на скромное пальтецо. Ведь я уже выяснила, что с этой Амалией нужно держать ухо востро, она явно не та, за которую пытается себя выдать. Если она сейчас увидит меня – вся слежка пропадет впустую, к тому же Амалия, безусловно, вспомнит нашу вчерашнюю встречу, и к чему это приведет, можно только догадываться… Я никак не сумею объяснить свое присутствие здесь.

Очень мне не понравился ее тон в разговоре по телефону. Нагло так разговаривала, с напором! Хотя, несомненно, она блефовала, поскольку даже мне ясно, что она – такая же архивная крыса, как и Анна Ивановна, и ровным счетом ничего не решает. Больше того, и работы никакие в Лебяжьем никто проводить не собирается, это Амалия врет, чтобы придать вес своей персоне. Однако как-то она сумела заинтересовать бандитов, раз они прислушиваются к ее словам. Пока прислушиваются. На что она рассчитывает, интересно знать?

В общем, мне надо быть очень осторожной.

Короче, я поспешно огляделась в поисках временного укрытия и не нашла поблизости ничего, кроме прислоненного к стене выцветшего деревянного стенда.

Юркнув за этот стенд, я замерла, прислушиваясь к происходящему внизу.

С той стороны, где я спряталась, на стенд были наклеены крупные цветные фотографии под общим заголовком «Лучшие люди нашего института». Я поняла, что это «доска почета» советских времен. Прямо напротив моего лица красовалась фотография, которая показалась мне знакомой. Приглядевшись к ней, я поняла, что это снимок человека, которого я накануне видела в Саблинских пещерах, Леонид Борисович Варшавский. Только на этой фотографии он был лет на пятнадцать моложе, заметно худее и волос на голове росло побольше. Что и требовалось доказать. Впрочем, я и не сомневалась.

В это время снизу донесся строгий голос вахтерши:

– Пропуск! В развернутом виде!

Я выглянула в дырочку и увидела Амалию, остановившуюся перед старушкой со спицами. Она пошарила по карманам кофты и ничего не нашла, видно, забыла пропуск в архиве. Только было я расстроилась, что придется тащиться обратно, как Амалия снова меня удивила. Уставившись на вахтершу пристальным немигающим взглядом, Амалия Львовна странным тягучим голосом проговорила:

– Девяносто восемь, девяносто девять, сто! Венесуэла!

Старушка отвернулась, словно совершенно утратила интерес к своей работе, и замелькала спицами, озабоченно приговаривая:

– Четыре изнаночных, одна лицевая…

Амалия Львовна спокойно прошла мимо нее и скрылась за входной дверью.

Я торопливо выскочила из-за доски почета, сбежала по ступенькам и подошла к вахтерше.

– Пропуск! – сурово проговорила та, отложив свое вязание. – В развернутом виде!

– У меня нету… – забормотала я. – Я из другой организации… к вашему сотруднику Варшавскому приходила…

– Тогда должен быть временный пропуск! – не сдавалась старуха. – А если нету, как ты сюда вошла? – И она потянулась к трубке телефона, явно собираясь вызвать свое охранное начальство.

Время неумолимо убегало, Амалия Львовна могла скрыться в неизвестном направлении. Вспомнив о ней, я от безысходности решилась на совершенно бессмысленный поступок: уставилась на вахтершу пристальным взглядом, проговорила таким же тягучим бесцветным голосом, каким до этого говорила Амалия:

– Девяносто восемь, девяносто девять, сто… Аргентина!

– Чего?! – изумленно переспросила вахтерша, глядя на меня поверх очков. – Что с тобой, девонька? Ты, никак, припадочная?

Ну, конечно, как и следовало ожидать, эта ерунда не подействовала… сейчас бабка вызовет своего начальника, мне устроят головомойку… ничего страшного, конечно, но Амалия скроется с концами…

И тут у меня в голове что-то щелкнуло, и я вспомнила ее тусклый голос. Не Аргентина! Не Аргентина, а Венесуэла! Черт! Все моя дурацкая память! Вечно я все путаю! Цифры хорошо запоминаю, а вот слова…

Я вновь вытаращила глаза на вахтершу и протянула:

– Девяносто восемь, девяносто девять, сто! Венесуэла!

И тут с вахтершей произошло что-то удивительное.

Она словно бы разом забыла о моем существовании, как будто вообще перестала меня видеть. Уставившись в свое вязание, она замелькала спицами, приговаривая:

– Четыре лицевых, две изнаночных… опять четыре лицевых…

Я облегченно вздохнула и выскочила на площадь.

В самый нужный момент, чтобы успеть увидеть, как Амалия садится в подъехавший к остановке автобус.

Я бросилась следом, но двери автобуса захлопнулись, и он отъехал прочь.

Тут мне очень пригодились деньги Кирилла.

Я подскочила к краю тротуара, замахала руками, и почти сразу рядом затормозила чистенькая бежевая «пятерка». За рулем сидел усатый толстяк кавказского типа.

Обычно я к кавказцам не сажусь, опасаюсь, но тут времени на раздумья не было, и я плюхнулась на переднее сиденье.

– За тем автобусом! – бросила я, повернувшись к водителю.

– Муж? – спросил толстяк, выжимая сцепление. – Гуляет?

Затем он скользнул взглядом по моей руке, не увидел кольца и взглянул вопросительно.

– Жених! – отозвалась я неохотно, всем лицом выразив страдания ревности.

– Нэхорошо! – удовлетворился кавказец и прибавил газу.

Через минуту он снова скосил на меня глаза и спросил:

– У тэбя брат есть? Отэц есть? Брат, отэц должны за твою честь вступиться! Ты нэ должна сама за ним ходить!

– Нет, брата нет, – честно призналась я и добавила для полноты картины: – А отец – инвалид…

– Нэхорошо! – сочувственно вздохнул кавказец и снова сосредоточился на дороге.

Следом за автобусом мы проехали по Вознесенскому проспекту, пересекли Фонтанку, выехали на Измайловский. На каждой остановке кто-то входил в автобус, кто-то выходил, но Амалии Львовны не было видно. Наконец, неподалеку от Обводного канала я увидела, как из автобуса появилась знакомая сутулая фигура. Оглядевшись по сторонам, Амалия свернула в одну из Красноармейских улиц.

– Стой, дяденька! – выпалила я, протягивая водителю деньги. – Приехали!

– Как приехали?! – удивленно переспросил тот. – А гдэ же твой жэних?

– Вон! – необдуманно ответила я, показав на Амалию.

– Тьфу, шайтан! – лицо кавказца неприязненно скривилось. – Я думал, ты хороший дэвушка, а ты… тьфу!

Моя репутация в глазах труженика Востока окончательно рухнула, но было не до того. Я выскочила из машины, перебежала свободное пространство и скрылась за газетным ларьком, следя из этого укрытия за Амалией Львовной.