Начало пути (СИ) - Селютин Алексей Викторович

Каталам задумался и принялся чесать лоб.

— Сотник, лагерь собирать? Отправляемся? — поинтересовался Умтар.

— Куда? На ночь глядя? Может, при свете факелов? Тогда мы себя точно выдадим… Нет, остаёмся здесь. Только костры погасите. Огонь разводить небольшой и только в ямках.

— Отец, — к Каталаму подошёл Вилибальд. — Судя по карте, к завтрашнему полудню нам придётся пересечь тракт. Может, это действительно дозорные?

— Не знаю, сын. Мы не видели ни души в течение декады, хоть и умышленно держали путь вне постоялых дворов и деревень. Никого не видели даже вдали. Так что ночью отдыхайте и отсыпайтесь. А на рассвете ты, Вилибальд, возьмёшь двоих и отправишься вперёд. Ждите нас у опушки, где дорога выводит на тракт, и постарайтесь изучить местность. С каретой мы будем передвигаться медленно и у вас будет время.

На душе у меня было неспокойно, когда я укладывался спать. И хоть это был не страх, волнение не уходило. Я долго крутился на подстилке в виде тёплого плаща, но заснуть так и не смог. В итоге, пришлось прибегнуть к проверенному средству — наглотаться наркотического дыма. В этом не было особой необходимости, ведь голоса, вырывающего меня из объятий Морфея, я давно не слышал. Он не напоминал о себе. Просто мне нужно было успокоиться и расслабиться. Ну и самое главное — выспаться.

Поэтому утром, когда мы отправились в путь, я чувствовал себя неважнецки. Раздражение к пасмурной погоде, к холодному весеннему ветру, к фыркающим в пути лошадям и чавкающим на ходу людям портило настроение. Мне хотелось кому-нибудь нагрубить и обматерить. Нужен был только повод. Но, к счастью, я знал, в чём побочный эффект дурмана. Потому заперся в карете, закрыл шторы, хмурился и ждал, когда наркотическое похмелье пройдёт.

Мы ехали долго. А когда солнце нагрело карету до адской духоты, я не выдержал. Распахнул шторы, открыл дверь и высунулся, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Высунулся я вовремя. Как раз чтобы увидеть опушку, возле которой нас ждали сын Каталама с двумя солдатами. Сотник приказал остановиться и спешиться. Я поспешил к ним.

— Мы на месте, — тихо сказал Каталам. — Дальше некоторое время придётся передвигаться по тракту открыто.

Я облокотился на ближайшее дерево и внимательно изучал окрестности. Лес заканчивался. Узкая грязная дорога, которая нас сюда вывела, обрывалась. Перед нами простиралось поле с юной травкой, вонзавшееся в широкий, мощёный белым камнем тракт. Справа он терялся за лесополосой, а слева уходил вдаль до самого горизонта. С двух сторон к тракту примыкали пологие склоны, сплошь усеянные пышными кустарниками и деревцами, очень напоминавшими осины. Их плотные толстые стволы ни с чем нельзя было спутать. Не раз и не два в далёком детстве под такими стволами я находил грибы с оранжевыми шляпками.

— Пограничный форт отсюда в двух восходах солнца, — к нам подошёл Умтар. — Я когда-то нёс там службу.

— Да, я знаю, — кивнул Каталам. — Он возведён на границе земель Равенфира и Обертона. Нам придётся через него пройти.

— Но у нас же нет подорожных, отец, — заметил Вилибальд. — Остановят до прояснения.

— С нами едет примо Фелимид, — сотник указал на меня. — Королевский дознаватель. Вряд ли там кто-то знает его в лицо…

— Фелимид говорил, что он всего две зимы как уехал из столицы, — недовольно пробурчал я, внезапно став «королевским дознавателем». — Конечно его там помнят.

— Тогда, аниран, тебе придётся стать каким-нибудь другим примо, — пожал плечами Каталам. — Делать крюк я не намерен. Это полсотни лиг через лес. Мы пойдём напролом. Кто бы там ни был, тебе придётся сделать так, чтобы нас пропустили. Ты можешь быть хоть анираном, хоть благородным примо, хоть королевским сыном. Ведь иначе нам придётся прорываться с боем.

Я не выдержал и выругался. Всё же остатки раздражения после наркотического сна ещё не выветрились.

— Хорошо, — согласился я. — Я покажу анирана, если придётся. Главное, чтобы не пролилась кровь тех, кто ни в чём не повинен. Хватит такой крови. Если мне не угрожает реальная опасность, я не позволю безнаказанно кого-либо убивать. Понятно?

— Ты аниран, — пожал плечами Каталам. — Тебе решать как поступать с нашими жизнями. До твоего появления они не имели никакого значения. И только благодаря тебе вновь наполнились смыслом. Так что сам решай, как ими распорядиться.

Я опять выругался и картинно сплюнул. Затем развернулся и зашагал к карете.

Каталам скомандовал сбор. Я наглухо закрыл шторки, но услышал как весь обоз пришёл в движение. Карета медленно двинулась вперёд, а я сложил руки на груди и дулся, как индюк. Раздражение, вызванное наркотическим похмельем, перекинулось на мою богоизбранность. Каталам говорил с таким фатализмом, будто эти люди — игрушки в моих руках. Они игрушки, а я — кукловод. Что я могу с ними поступать, как возжелаю, и они вполне на это согласны. Как будто у них нет ни выбора, ни собственной воли, ни собственных желаний. Как будто мне ничего не надо им доказывать, а им — всего лишь верить. Эта бездумная вера меня тоже раздражала. Я не хотел владеть персональными роботами, которые по приказу поднимут любую ногу, — правую или левую. А может, обе одновременно. Я хотел, чтобы за мной шли соратники, а не фанатики. Люди, искренне верящее в человека, который желает им добра, желает помочь их миру. Люди, которые видят поступки «посланника небес», воздают им должное и идут рука об руку. Мне нужны те, кто понимает, что он ценен сам по себе. Ценен не тем, что готов отдать свою жизнь или позволить «избранному» решать его судьбу. А тем, что сам может выбрать свой путь. Что сам может принимать решение. Я хотел, чтобы эти люди не тупо кивали, поддакивали, кланялись или кидались обнимать мои ноги. А чтобы относились как к тому, кто достоин этой чести — отдать за него жизнь. Не по праву рождения, не по праву избранности, а по праву того, кто эту честь заслужил своими поступками.

Когда карета выехала на тракт, я все ещё пребывал в глубокой задумчивости. Я слушал цокот копыт, стук деревянных колёс по камню, и думал, как лучше объяснить этим людям, что мне не нужно безрассудное поклонение.

Не знаю, насколько я выпал из реального мира. Размышлял я долго. Но всю задумчивость как рукой сняло, когда кто-то закричал: «Стоять!».

Я дёрнулся, было, отворить дверь. Но меня опередили.

— Аниран, не выходи! — Вилибальд отдёрнул шторку. — Оставайся в карете.

Он спрыгнул с «козлов», вытащил из-под днища кареты тяжёлый арбалет, присел и укрылся за широким колесом.

— Вы кто!? Что вам нужно!?

Я всё же отодвинул шторку, услышав голос Каталама, и увидел на вершине склона двух всадников. До них было не меньше сорока метров, а потому лиц рассмотреть не удалось. Но я заметил, как уверенно держались они в седле и, вроде бы, что-то тихо обсуждали между собой. А один, кажется, носил шлем с забралом.

— Проезжайте мимо — послушайте моего совета! — вновь прокричал Каталам.

Но неизвестные совета не послушали. А когда Каталам отдал приказ солдатам спешиться и обнажить мечи, один из двоих поднял руку и громко свистнул.

На вершине холма стали появляться мужчины. Они выходили из леса, держа в руках самые настоящие копья. Некоторые из них прикрывались деревянными щитами, сжимали мечи. Быстро выстроились в два ряда и молча замерли.

— Почти четыре десятка, — облизал сухие губы Иберик, стоявший у дверей кареты. Я дёрнулся было отворить дверь, но он меня остановил. — Аниран, не выходи. Сначала надо выяснить есть ли у них лучники. Не показывайся на глаза.

— Мы идём из Равенфира в Обертон! — крикнул Каталам, предвосхитив мой ответ. — С нами примо. Примо Фелимид из Равенфира. Королевский дознаватель, за плечами которого много добрых дел как во славу церкви, так и во славу короны! Примо небогаты и золота мы не везём. Вам нечего с нас взять. Поэтому просто уходите.

Ответом на речь Каталама стал очередной свист. Солдаты у кареты зашевелились, принялись оглядываться, а Иберик выругался. Я дёрнулся к противоположной двери и отдёрнул шторку — на вершине холма выстраивались лучники. Их было едва ли больше десяти, но у каждого в руках я разглядел длинный крепкий лук.