Монологи о наслаждении, апатии и смерти (сборник) - Рю Мураками

важно, действовал таким образом, что тело начинало требовать удовлетворения, и возникал риск, что объект впадет в истерику, если не осознает, что с ним происходит.

– Норико, вы следите за моими словами?

Кейко Катаока пыталась продолжать говорить с ней в той же милой, спокойной манере, хотя не было уже никаких причин думать, что Норико понимает хоть что-нибудь из того, что она ей говорит. Она пыталась толкнуть ее на ложный шаг. Норико же тщетно пыталась найти, на что можно было бы опереться, взгляд ее блуждал в тумане, а на лице застыло выражение маленькой девочки, которую только что отругали.

– Эй, Норико! Я с вами говорю!

Норико приложила ладони к вискам и попыталась подняться. Но не сумела. Глазное яблоко расширилось у нее настолько, что скрыло радужную оболочку, она умоляла, умоляла, чтобы ей дали что-нибудь, скорее!

– Не понимаю, почему ты решила, что тебе так сразу дадут то, чего ты хочешь, – прошептала Кейко Катаока.

Не в привычках садиста пытаться подчинить себе бессознательное существо. Конечно, такие тоже бывают, но если называть человеком всякую тварь, способную ходить на двух ногах, то это будут всего лишь австралопитеки!

– Что с вами? Вы плохо себя чувствуете? Не хотите прилечь на кровать? Идемте, я вас провожу.

Норико, стеная, согласилась. Она попыталась подняться, оперевшись на Кейко Катаоку, но ее шатнуло в сторону, и стаканы и ведерко из-подо льда полетели со столика на пол. Она с трудом стала вновь подниматься, вся в слезах. Кейко Катаока на этот раз сама подтолкнула ее к столу.

– Нет, вы посмотрите, что вы наделали, Норико! Залили все бумаги, – презрительно воскликнула она.

Она была выше сантиметров на восемь. Норико побледнела. Она взглянула на рассыпанный по полу лед, затем в лицо Кейко Катаоки и поняла, что не может подобрать слов извинения. Губы не слушались ее.

– Ах! Извините меня. Все спуталось. Что же делать? Что я могу сделать?

Слезы уже готовы были брызнуть из глаз. Кейко Катаока влепила ей пощечину.

– Соберите лед!

Бомж улыбался. Норико дрожала, потирая щеку. Она наклонилась, чтобы собрать лед, и повалилась на пол. В этот момент юбка у нее задралась, приоткрыв соблазнительные белые ляжки.

– Собирайте, собирайте, все до одного!

Норико была как ребенок. Она ненавидела себя. Еще пять минут, и она забудет про свой стыд.

– Норико! Вы отдаете себе отчет в том, что натворили? Вы залили папки с очень важными делами и рассыпали лед по этому шикарному паркету!

– Простите, я все соберу, простите меня.

Она разрыдалась, бормоча слова извинения, голос ее зазвучал громче. Кейко Катаока сделала знак мужчине, приглашая его подойти. Он поднял Норико, нежно обняв ее за плечи и запустив пальцы ей в волосы.

– Норико, Кейко моя секретарша. Совершенно естественно, что случившееся ей явно не понравилось. Я тоже хочу извиниться за нее перед тобой. Но посмотри, у тебя вся юбка промокла. Иди, прими душ. Иди скорее.

Норико всем телом прижалась к мужчине и зарыдала еще сильнее. Душ – еще ладно, но ей хотелось, чтобы он выставил эту женщину, такую сильную, такую высокую; но она ничего не сказала. Она была уверена, что допустила непростительную ошибку. Смущенная до крайности, она удалилась в ванную. «Отчего я так теку?» – недоумевала она, подмываясь. Когда она возвратилась в салон, обернувшись полотенцем, скрывавшим трусики, Кейко Катаока сидела все на том же диване, одетая в свой шелковый костюм цвета бордо, и сосала твердый член мужчины, стоявшего перед ней. Норико тихонько вскрикнула и закрыла лицо руками. Кейко Катаока подошла к ней.

– Простите меня, Норико. Я совсем не собираюсь отнимать его у вас. Но я тоже его люблю. Он так дьявольски соблазнителен, вы не находите?

Норико опустила руки, взглянула на Кейко Катаоку и кивнула. Эта женщина на самом деле любила этого мужчину и при этом обладала такой силой внушения, что у Норико мурашки поползли по спине.

– Идемте же. Я хочу, чтобы вы любили этого мужчину. Вы, должно быть, умеете это лучше меня: он меланхолик. Так, Норико?

Норико посмотрела на мужчину. В глазах у нее стояли слезы. Кейко Катаока медленно подвела ее к бомжу, держа за плечи. «Все вверх дном». Она чувствовала: все было не так, и не только в этом номере гостиницы, но во всей вселенной, чувствовала, что и Норико должна бы ощущать дрожащий воздух этой комнаты, хозяйничающий у нее в трусиках, щекочущей кожу. Норико застонала. Ей мучительно хотелось, чтобы он взял ее прямо сейчас, кончить, как можно скорее кончить, как раньше, много раз, а потом взять его член в рот и проглотить сперму, доказывая тем самым свою любовь к нему. Сопровождаемая Кейко Катаокой, она приблизилась к дивану, на котором сидел бомж, выпростав свой напряженный член. Подводя к нему Норико, Кейко Катаока вновь вспомнила о том, что он ей говорил. Голос у него тогда был совершенно спокойный, как у спортивных комментаторов, описывающих какое-нибудь движение теннисиста или гольфиста:

– Норико так странно устроена, и влагалище у нее такое глубокое, и так странно расположено, что когда я вхожу в нее, у меня такое впечатление, будто я не вонзаюсь, а скольжу по ее заднице, вульва у нее так широко открыта, такая влажная, так щедро обдаваемая вязкой жижей, что я не чувствую стенок ее вагины. Как бы объяснить? Похоже на свинину, нежное мясо самочки, которая всю свою жизнь питалась только ямсом. Сначала я не чувствую никакой упругости ее тела, хотя она, несомненно, оказывает какое-то сопротивление. Затем, через некоторое время, когда мы приближаемся к развязке, все у нее внутри будто превращается в турбомашину, края вагины сжимаются, все тело скручивается, и она кончает. Если я