Свиток фараона - Филипп Ванденберг

Омар кивнул, хотя не верил в оптимизм Нагиба. Кому под силу освободить их из британской штаб-квартиры? И вообще, как это может произойти? Прежде всего Омара волновало то, как отреагируют члены «Тадамана», когда обнаружат в камере не одного, а сразу двоих своих сторонников.

— Я тебе сначала не поверил, — снова начал Нагиб. — Подрыв новой железной дороги — это просто превосходная работа.

Омар молчал.

— Превосходная работа, — с признательностью повторил Нагиб. — Если наши люди не вызволят нас отсюда, это будет стоить тебе головы. Но ты можешь быть уверен, они вытащат нас отсюда!

— Да будет на то воля Аллаха! — проворчал Омар и, чтобы покончить с неприятной темой, спросил: — Я тебе тоже не поверил, когда ты рассказал, что просто рисовал археологические карты. Археологические карты… Не смеши меня!

Лицо Нагиба вдруг стало серьезным.

— Можешь смеяться, но только до поры до времени. Когда узнаешь, о чем идет речь, ты тут же прикусишь язык.

— Йа салам. — Омар подошел к двери и прислушался. — Все чисто, можешь говорить.

— Поклянись Аллахом всемогущим и всемилостивым, что не скажешь никому ни одного слова из того, что сейчас услышишь от меня. Иначе ты заплатишь за это жизнью.

— Клянусь Аллахом всемогущим и всемилостивым.

— Поскольку ты один из членов «Тадамана», то имеешь право знать…

Омар кивнул, и Нагиб с серьезным видом начал свой рассказ:

— В начале века в Египет приехал один британский профессор, его звали Эдвард Хартфилд, он был известным археологом. У него была слава полиглота, потому что Хартфилд говорил не только на современных языках, но и хорошо разбирался в иероглифах, иератическом и демотическом письме, иврите, хеттском, вавилонском и арамейском языках, — просто гений, которого не было еще в мире за два последних столетия. Этот Хартфилд с разрешения правительства вел поиски гробницы Имхотепа в Саккаре…

Имхотеп… При упоминании этого имени Омара словно молния поразила. У него появилось ощущение, будто ток прошел из его мозга по всему телу и на мгновение парализовал его. В его мозгу, подобно страницам книги, перелистываемым ветром, пронеслись воспоминания: оставленная в гостиничном номере записка журналиста Уильяма Карлайла с единственным словом «Имхотеп» (которое к тому же было еще дважды подчеркнуто), подробные рассказы профессора Шелли о поисках Имхотепа. Что же, ради всего святого, связывало Нагиба и Омара с этим Имхотепом? Какими путаными дорогами вела судьба в попытках объяснить необъяснимые события?

— Ты же знаешь о роли Имхотепа? — спросил Нагиб.

Омар кивнул.

— Вначале, — продолжал Нагиб, — исследования Хартфилда привлекали не больше внимания, чем работа прочих археологов. У человека этой профессии уходит почти вся жизнь, прежде чем он найдет что-нибудь стоящее, такое, чего никто не ожидает. Многие на этом и останавливаются. Но в случае с Хартфилдом все было иначе. Он сделал массу открытий, у него были такие же значительные находки, как и у Масперо, Мариетта и Петри, но, казалось, они вовсе не интересовали своенравного исследователя. По слухам, он наткнулся на гробницы III династии, но из опасения, что они могут отвлечь его от настоящих находок, исследователь вновь засыпал их. Конечно, этот факт не остался без внимания. Каирское управление древностями и полиция начали расследование, но никто не мог предъявить Харфилду обвинение в чем-либо противозаконном. А когда Картер призвал его к ответу и спросил о причинах столь странного поведения, тот ответил, что ищет гробницу Имхотепа. Этих оснований, по его мнению, было вполне достаточно.

Люди, которых нанимал Хартфилд, хорошо зарабатывали, во всяком случае, им платили больше, чем другим рабочим в стране, поэтому практически было невозможно выведать у них что-либо конкретное о деятельности профессора. Никто не хотел потерять такую работу. Со временем все же просочилась информация о причинах, заставивших Хартфилда направить все усилия на поиски гробницы Имхотепа. Точнее, было три версии. Во-первых, предполагалось, что в гробнице Имхотепа спрятан величайший в истории человечества золотой клад. Во-вторых, поговаривали, будто в гробнице Имхотепа хранились документы, заключавшие все знания человечества на тот период, в том числе знания, которые в наше время уже давно забыты и которые сулят власть над всем миром тому, кто их нашел.

— А третья версия? — взволнованно спросил Омар.

— По третьей версии, в гробнице Имхотепа было и то, и другое: все золото и все знание человечества.

Омар, пораженный, пытался упорядочить свои мысли и к тому же увязать все услышанное с собственной историей. Он не знал, что главная путаница была еще впереди.

— Но все это лишь предположения, — нерешительно заметил Омар. — Или этому есть доказательства? Какие сведения были в руках профессора Хартфилда? Он должен был предъявить их!

— К сожалению, он больше не сможет этого сделать.

— Но почему? Что это значит?

— Хартфилд пропал. Все выглядит так, словно он растворился в воздухе.

— Что за чепуха! — раздраженно возразил Омар. — Британский профессор не может просто так исчезнуть. Возможно, он вернулся в Англию, потому что отказался от этого предприятия, а может, он что-то нашел и просто хочет утаить свое открытие. Как бы там ни было, я не могу себе представить, чтобы английский профессор растворился в воздухе. У него же были наемные рабочие, они могут рассказать, где его видели в последний раз.

Нагиб жестом попросил Омара, чтобы тот успокоился.

— Да, конечно, день исчезновения Хартфилда известен точно. В последний раз его видели в девятый день месяца рамадан вблизи города Рашид. Это подтверждают двое его рабочих, но потом его след теряется.

— Почему в Рашиде? Рашид в сотнях миль от Саккары. Что нужно было Хартфилду в Рашиде?

— Послушай, мой друг. В Рашиде уже давно археологи наткнулись на старый архив жрецов. К этому архиву, кроме прочего, относится и камень с текстом на трех языках, который обнаружили солдаты Наполеона. К счастью, удалось расшифровать некоторые иероглифы. Большинство из бесчисленных каменных пластин были разбиты, от многих остались лишь осколки. Это был бы сизифов труд, если бы пришлось собрать вместе десять тысяч осколков важных исторических документов. Но даже если бы на это задание и согласился какой-нибудь институт, шансы были бы очень незначительными. Ведь в окрестностях Рашида свои силы пробовали археологи со всего света и наверняка забрали с собой драгоценные обломки камней. Эти фрагменты теперь находятся в музеях и хранилищах Лондона, Берлина, Парижа и даже Нью-Йорка. Хранители музеев и не подозревают, какое сокровище находится в их руках. Но вернемся к Хартфилду. Вероятно, он нашел самый важный фрагмент, который и указал ему на гробницу Имхотепа и ее таинственное содержимое. Но информации на этом обломке не хватило, чтобы отыскать местоположение гробницы. В этом и кроется причина того, почему он продолжил поиск других обломков в окрестностях Рашида.

— Аллах всемогущий! — Казалось, Омара впечатлила эта история. Он замолчал и еще раз обдумал весь рассказ Нагиба. При этом он все больше восхищался этим пьяницей-националистом. Все его объяснения были вполне вероятны, даже если Омар и не мог связать деятельность тайной организации и поиски гробницы Имхотепа. То и другое, собственно, не противоречило друг другу, но и не открывало подлинных причин, поэтому Омар произнес:

— Я не понимаю только одного: каким образом ты оказался вовлечен в это дело? Я имею в виду, как ты узнал обо всем этом?

Нагиб рассмеялся.

— Справедливый вопрос, хотя ответ напрашивается сам. Омар, если сведения профессора о том, что нашедший гробницу Имхотепа получит власть над всем миром, верны, тогда мы, египтяне, потомки Имхотепа, не должны позволить найти эту гробницу никому другому. Этот клад принадлежит нам, сынам Нила, а не англичанам, немцам, французам или американцам. Он принадлежит нам всем, понимаешь?

— Тут я не могу с тобой не согласиться, Нагиб. Но кто-то еще осведомлен об этой тайне?

— Как много людей знает об этом, никто не может сказать. Но я уверен, что британцы двигаются в том же направлении. Только этим можно объяснить мой арест. Обвинение в шпионаже — всего лишь предлог, чтобы отвадить меня от Саккары. Кроме того, в Луксоре есть группа профессиональных расхитителей гробниц, которые странным образом тоже ищут следы гробницы Имхотепа.

— Кто эти люди?

— Их зовут Мустафа-ага Аят и Ибрагим эль-Навави. Первый — британский консул, второй — начальник полиции Луксора и суб-мудир.

— Точно они?

— Ты что, знаешь их?

— Да, я слишком хорошо знаю их. Но ты уверен?

— Абсолютно. Они совершили одну оплошность и недооценили меня. Они думали, что Нагиб эк-Кассар — глупец, пьяница и лентяй, которого можно использовать в своих преступных махинациях. Пьяница — вполне вероятно, но Нагиб не глуп, клянусь Аллахом. Как бы там ни было, с помощью этих спекулянтов мне удалось раздобыть осколок важного камня. Аят и эль-Навави приехали в Берлин и нагло завладели этим обломком — узким черным камнем с демотическим письмом. Тогда я жил в немецкой столице, и за пару грязных марок они попросили меня перевести текст. Я перевел все, как надо. Мне казалось слишком рискованным делать неправильный перевод. Рано или поздно это все равно бы открылось и только возбудило подозрения. Но они не заметили одного: я сделал точную копию этого текста.