Свиток фараона - Филипп Ванденберг

Нагиб хихикнул, но ничего не ответил, и Омару вдруг захотелось разжать руки, чтобы сокамерник грохнулся на пол. Но потом послышался голос:

— Не так-то просто просунуть бутылку через железную решетку. Давай вниз!

— Что случилось? — спросил Омар, когда Нагиб соскочил обратно на пол.

— Кое-кто принес нам выпить!

— Что?

— Да, перед окном на веревке висела эта бутылка. — Он сунул ее в руки Омару.

— Бутылка? Что это значит? — Омар вернул бутылку.

Вынув пробку зубами, Нагиб самоуверенно произнес:

— Я же тебе сказал, что у меня много друзей.

В темноте было слышно, как Нагиб пьет из бутылки.

— Виски, — довольно пробормотал он, — ирландский виски.

Омар просто онемел. И даже когда Нагиб вручил ему бутылку и предложил сделать глоток, юноша не проронил ни слова. Омар понюхал бутылку, но от ее содержимого его чуть не стошнило. Омар вернул ее, так и не отхлебнув, и улегся на свою койку. Нагиб наслаждался виски, как запретным наркотиком, довольный, он издавал хрюкающие звуки и вел беседы сам с собой, потому что молчание Омара явно ему мешало. Он безудержно расхваливал дружбу и восторгался будущим Египта. Когда в приступе эйфории он говорил слишком громко, Омар призывал его утихомириться.

Он надеялся, что алкоголь в конце концов усыпит его сокамерника, однако вопреки его ожиданиям Нагиб начал произносить шепотом пламенную речь Сааду Загулу, предводителю египетских националистов, и говорить об их общем деле. И каждый раз, когда у камеры слышались шаги охранника, Омар вынужден был прикрывать рот сильно опьяневшему Нагибу. Вернувшись на свои нары, которые стали уже частью жизни, Омар продолжал слушать сокамерника, который в пьяном бреду говорил вполне здравые вещи: Египет должен принадлежать египтянам и никому больше, британцам в этой войне судьба Египта была бы безразлична, если бы не Суэцкий канал и морской путь в Индию. Под утро, когда сквозь высокое окно в камеру попали первые солнечные лучи, язык Нагиба совсем отяжелел, молчаливые паузы становились все продолжительнее. Омар даже не заметил, как Нагиб вдруг заснул.

Еще до утренней поверки Омар попытался спрятать бутылку. Он подумывал спрятать ее в цинковом ведре, которое стояло в углу для удовлетворения ежедневных естественных потребностей. При этом он рассмотрел бутылку со всех сторон и сделал странное открытие: на обратной стороне этикетки, которую теперь можно было увидеть, неуверенными штрихами была нарисована кошка, такая же, как шрам на его руке.

Омар испугался. Что все это могло означать? Он внимательно взглянул на спящего сокамерника и прислушался к его прерывистому дыханию. Омара тяжело было чем-нибудь напугать, но сейчас он очень жалел, что явился добровольцем в рабочий корпус. Бутылка в руках Омара задрожала, и он почувствовал, как на спине выступил холодный пот. За дверью послышались шаги охранника, а потом раздался крик:

— Утренняя поверка, утренняя поверка! — Эти слова Омар слышал каждое утро уже в течение месяца. Нагиб крепко спал.

Когда в двери повернулся ключ, Омар молниеносно сунул бутылку под свой матрац. Охраннику он объяснил, что Нагиб болен, что всю ночь он мучился желудочными болями и его нужно оставить в покое. После скудного завтрака, состоящего из чая и куска черствого хлеба, и утренней поверки Омар возвратился в камеру. От Нагиба исходил довольно неприятный запах.

Омар закинул руки за голову и, лежа на нарах, уставился в потолок, на котором масляная краска отслоилась маленькими треугольниками. Почти пять лет прошло после того странного похищения, когда он был на волосок от смерти, а подлинной причины так и не удалось понять. Тем не менее Омар не видел в этом странном происшествии никакого смысла, хотя после него осталось множество следов. Постепенно юноша забыл о нем, а вернее, это событие почти стерлось из его памяти. Последующие расследования казались ему бессмысленными и даже опасными, а незнание, по его убеждению, было лучшим лечением.

Наверняка он стал жертвой ошибки, путаницы, хотя это не объясняло, какую роль в этой истории играл Юсуф и его дочь Халима.

Халима… Омар все еще не забыл эту девушку. Он долго жил с разочарованием в душе и мыслью, что она его обманула. Чувствуя, что она симпатична Омару, Халима не захотела посвящать его в события, связанные непосредственно с ним. Конечно, тогда он был еще совсем юн и неопытен, но тем не менее никогда бы не поверил в такое коварство. И совершенно все равно, по каким причинам девушка исчезла ночью и больше не вернулась в свой дом. Она сделала это не по доброй воле. Вероятно, она тоже была впутана каким-то странным образом в заговор, во всяком случае, ее не стоит сразу осуждать за исчезновение.

Все эти мысли вертелись в голове Омара, пока он лежал на нарах и прислушивался к тяжелому дыханию Нагиба. Он меньше всего ожидал, что воспоминания о прошлом настигнут его именно здесь, в тюрьме. Какая связь была между британскими оккупантами и склепом под домом Юсуфа, между Омаром и Нагибом? И была ли вообще эта связь? Может, в это дело вмешался обычный случай? Он вспомнил слова профессора, который когда-то сказал, что самые великие открытия человечества произошли не благодаря науке, а лишь случайно.

Как же Омару вести себя в такой ситуации? Стоит ли ему спрятать бутылку и умолчать о своем открытии? Или же Омару нужно поговорить об этом с Нагибом и потребовать от него объяснений? Пусть расскажет, что значит этот символ в виде кошки! Омар так и не нашел ответа. Чем больше он старался упорядочить свои мысли, ответить на вопросы и понять нестыковки, тем меньше был в состоянии рассуждать здраво и логически. И вдруг ему в голову пришла новая мысль. Это было абсолютно неожиданно, почти интуитивно, и сначала Омар даже не поверил, что догадка эта родилась именно у него. Он встал, схватил спящего Нагиба за правую руку и высоко задрал рукав его серого пиджака.

Бывают в жизни ситуации, когда ожидаемое пугает намного сильнее, чем неожиданное. Омар ожидал увидеть на плече Нагиба такой же шрам, как и у себя. Но теперь, когда он увидел это собственными глазами, его пробрал озноб. Омар с опаской опустил руку Нагиба, словно увидел что-то запрещенное. И тут Нагиб проснулся.

Омар больше всего сейчас хотел убежать куда-нибудь, забиться в какую-нибудь щель, где бы он был в безопасности, но он находился в камере, за обитой железом дверью, рядом с часовыми, которые ходили взад и вперед по коридору. Однако отступать было поздно, к тому же юноша хотел посмотреть, что произойдет. Быстрым движением он вынул из-под матраца бутылку и сунул под нос Нагибу.

Тот в испуге отпрянул, не понимая, что все это значит. Но Омар потребовал от сокамерника, чтобы тот рассмотрел бутылку повнимательнее.

Лицо Нагиба расплылось в довольной ухмылке. За все недели, которые Омар провел вместе с товарищем в одной камере, он ни разу не видел, как тот улыбается. Но Нагиб молчал, и это молчание чуть не довело Омара до безумия. Он решительно наклонился к Нагибу, задрал рукав своей рубахи и указал на шрам на плече.

Нагиб вскочил, словно в него ударила молния или ему привиделся кошмар. Казалось, он не верил своим глазам. Он провел ладонью по лицу и стал жадно хватать ртом воздух. Прошло несколько секунд, прежде чем Нагиб вновь обрел дар речи. Наконец он пробормотал:

— Но это невозможно… Этого не может быть.

Омар пристально посмотрел на сокамерника. И хотя он не знал, что произойдет в следующее мгновение, в душе у него вдруг исчез страх. Омар наслаждался той неуверенностью, в которую он вверг своего сокамерника, хотя все выглядело очень нелогично. Ведь Нагиб знал о взаимосвязях, а Омар — нет.

Стоило ли ему признаваться, что он не имеет ни малейшего представления, как этот шрам появился на его руке? Однако сейчас его заявление могло показаться неправдоподобным, поэтому Омар молчал. Он решил молчать так долго, как только сможет.

Нагиб покачал головой.

— Вот так… Сидят двое в камере и не подозревают, что оба они из «Тадамана».

«Тадаман?» — Омар никогда раньше ни о чем подобном не слышал, но он не решился рассказать об этом прямо сейчас. Сначала он хотел узнать, что это за организация.

— Откуда ты приехал? — спросил Нагиб.

— Из Луксора, — коротко ответил Омар.

— Очень хорошо. «Тадаману» везде нужны свои люди. Вот увидишь, они скоро вытащат нас отсюда.

— Ты уверен?

Нагиб кивнул.

— Не сомневаюсь. Эта бутылка — всего лишь знак. Они точно знают, где мы находимся, и хотят показать этим, чтобы мы не беспокоились.

— Показать бутылкой виски?

— Ну да. — Нагиб смущенно взглянул на пол. — В «Тадамане» знают, что я люблю больше пить виски, чем чай, понимаешь?

Омар кивнул, хотя не верил в оптимизм Нагиба. Кому под силу освободить их из британской штаб-квартиры? И вообще, как это может произойти? Прежде всего Омара волновало то, как отреагируют члены «Тадамана», когда обнаружат в камере не одного, а сразу двоих своих сторонников.