Декомпрессия - Владимир Махов

Расстояние между ними и преследователями неумолимо сокращалось. То и дело автоматные очереди прошивали толщу воду, словно кто-то особенно нетерпеливый, не доверяя своим глазам, пытался измерить разделяющие их метры полетом пули.

Вдалеке наливалась желтизной линия горизонта. Дул ветер. В облачном небе на огромной скорости, заслоняя блеклый диск солнца, неслись клочья черных туч. Вздымая вверх фонтаны брызг, нос лодки вклинивался в серое тело очередной волны. Свистели пули, перекрывая ровный шум ветра.

– Бесполезно, Маньяк, – вдруг громко сказал Врубель. – Ты прав. На мысе наверняка засада. Этих человек пятнадцать, да там чуть больше. Нам не отбиться.

– Конечно, – легко согласился дайвер. И отчего-то зло посмотрел на Марго, будто заранее обвинил ее во всех несчастьях. – Мы туда и не сунемся. Бери правее, рулевой.

Девушка скорее почувствовала, чем осознанно поняла, что лодка чуть свернула нос вправо. И только крутанув штурвал, Врубель спросил.

– На хрена? Предлагаешь принять бой у Сучьей гряды? Там и спрятаться негде.

– Не предлагаю. Там нас в момент нащелкают, как котят. Смотри правее. Видишь пик на скалах? Да вон, лучше смотри! – Для верности он ткнул рукой.

Марго тоже посмотрела в том направлении. Заслонив всю линию горизонта, из воды поднималась, постепенно прорисовываясь до мельчайших деталей, каменная гряда. И правее по ходу лодки четко обозначился острый пик.

– Подожди! – Врубель повысил голос. – Ты предлагаешь пройти через ущелье Шамана? Ты придурок, Маньяк. Скоро полдень. Нам до отлива не успеть…

– Должны успеть, – дайвер зачем-то бросил быстрый взгляд на небо. – Должны. Выхода другого нет.

– Черт, – сквозь зубы ругнулся рулевой, всем своим видом показывая, что он против фантастической затеи. Но лодка решительно и бесповоротно повела нос правее.

– Ты принципиальный мужик, – не сдержался дайвер. – Ценю.

Судя по всему, Маньяк по-прежнему смотрел на девушку. Сидя от него вполоборота, она чувствовала этот взгляд, скользящий жаром по щеке, к которой постоянно приливала кровь. Ощущение вины от того, что она внесла свои коррективы в негласный договор, ее не беспокоило. За те деньги, что этот мерзавец содрал с нее, можно было сводить к Цитадели пятерых. А то и десятерых. Причем туда и обратно. Вот пусть губы и не дует, а отрабатывает гонорар!

– Поднажми, мужик! – крикнул Маньяк. – Теперь все в твоих руках!

Шеф молчал, сжимая в руках автомат. Собранный, сосредоточенный. Готовый в любой момент принять бой. Пусть и последний. Робинзон сидел потерянный, наверное, только сейчас осознав опасность в полной мере. Время от времени он вздыхал, облизывая сухие губы. И Марго понимала эти мысли так же ясно, как если бы он высказывал их вслух. Он корил себя за то, что пошел у нее на поводу и заранее винил себя во всем, что бы ни случилось. Сказать, что ее не трогали эти чувства, значило ничего не сказать. Цель оправдывала все средства. И если на алтарь ее достижения требовалось возложить всех этих людей, с которыми она оказалась в одной лодке волею судьбы, то… Она так и сделает. Ее не щадили. И она не собиралась поворачиваться к миру другой щекой.

Из серой зыби надвигалась на небо каменная гряда. Словно чудовищный кусок торта, состоящий из двух пластов. Нижний – черный, покрытый водорослями и моллюсками, седой полосой он отделен от верхней части – серой скалы, ощетинившейся острыми гранями камней. Как будто неизвестная сила вздернула из воды то, что веками покоилось на глубине. Или наоборот – внезапно отступило море, обнажив камни.

Лодка приближалась к скале. Их постепенно накрывало тенью. И все краски – и так едва наметившиеся – стерлись. Щелкнули пули в нескольких метрах от кормы.

– Прибавь, Врубель! – заорал Маньяк.

Рыкнул двигатель, отзываясь на его слова. «Все бесполезно», – совсем как недавно рулевой, обреченно подумала Марго. Если они не разобьются у этой чертовой скалы, их убьют преследователи. Только одни погибнут чуть раньше. А другие позже. В одном можно быть уверенной: живой она им не достанется, мелькнула отчаянная мысль. И еще одна, злобная, наступила той на хвост: «Вот тебе и крутой Маньяк».

Серый массив неожиданно раскололся. Две скалы раздвинулись, вгоняя протоку в узкий рукав. Туда с разгона и вклинилась лодка. Напоследок Марго не выдержала – сказалось пережитое волнение – полоснула автоматной очередью по ближайшему катеру. Пули цели не достигли. Ответная очередь впилась в каменный свод. Брызнули в стороны осколки. Но девушка уже этого не видела. Вместе с почти осязаемой темнотой, которая обрушилась на нее в ущелье, она почувствовала, как ее руку сжали повыше локтя. Ту самую, что ныла не переставая.

– Захочешь стрельнуть, – она услышала голос и ощутила жаркое дыхание на обнаженной шее, – стреляй себе в голову, Февраль. Одной проблемой у меня будет меньше.

Она зло вырвала руку, насилу удержавшись, чтобы не влепить дайверу затрещину. Да и то только потому, что не по-мужски это – хлестать другому лицо.

– Давай, мужик! – одновременно с Робинзоновым просительным «не заводись, Февраль» заорал Маньяк.

Каменные стены сдавливали поток воды. Они подступали с двух сторон – неприступные, теряющиеся в высоте. Казалось, щербатые скалы, испещренные трещинами, и небо вогнали в узкую облачную полосу. Мертвая протока, почти недвижная, огибала выступающие валуны, лениво окатывала их, седыми кольцами сползая в воду. Двигатель бухтел. Лодка, благодаря уверенным действиям рулевого, входила в очередную излучину, почти не сбавляя скорости. Каждое мгновение Марго ожидала, что та зацепит носом выступ и встанет намертво, перегородив узкое ущелье. Но секунды, текущие так же неспешно, как вода, проходили, а судно скользило дальше.

Катастрофически не хватало воздуха. Вглядываясь вперед, девушка забывала дышать. Клаустрофобия была ей незнакома, но близкие стены, грозившие в любую минуту раздавить хрупкое суденышко, пугали.

– Давай, Врубель. Должен успеть, – сквозь зубы твердил Маньяк.

Пару раз девушка оглянулась на него, но так, чтобы не бросаться в глаза. Ей решительно не нравился и остановившийся взгляд, и упрямо сжатый рот дайвера. Та тревога, что исходила от него, передавалась ей. Спина покрылась испариной. Больше всего пугала неизвестность. Никто так и не потрудился объяснить, чего же ждать в худшем случае. Уж если губы кусал Маньяк, то дело наверняка обстояло плохо. Девушка не знала, оторвались ли от них преследователи – первая же излучина скрыла с глаз и море, и катера, вогнав мир в игольное ушко скалистого ущелья.

– Врубель! – сорвался Маньяк.

– Черт! Я делаю все, что могу! – заорал в ответ рулевой и по-звериному оскалился.