Золото и мишура - Фред Стюарт

— Это, должно быть, Ирина! — воскликнула Зита, указав на элегантный экипаж, который только что появился на причале. — У нее потрясающий муж! Они познакомились четыре года назад в Париже, и это была любовь с первого взгляда — так романтично! Он представитель одной из старейших фамилий Аргентины. Ирина писала, что он начал заниматься политикой. Кажется, они хотят избавиться от этого ужасного диктатора Хуана Мануэля де Розаса, который в случае чего вообще ни перед чем не остановится.

Эмма посмотрела на нее. Зита, хмурясь, смотрела на причал. Полный мужчина в шерстяном пальто и высокой шляпе как раз выбирался из подъехавшего экипажа, глядя на них.

— Это граф Шереметьев, — сказала Зита, — российский посол. Интересно, зачем он сюда приехал.

— Вы знакомы с ним?

— Да, он был коллегой моего мужа.

Посол взошел на корабль, сказал несколько слов Скотту, обменялся с ним рукопожатием, затем направился в сторону Эммы и Зиты. Сняв шляпу, Шереметьев поцеловал руку Зиты, сказал ей несколько слов по-французски и повел внутрь корабля.

А через секунду Эмма услышала крик.

Скотт подошел к ней.

— Скотт, что случилось?

— Российский посол только что сообщил ей, что вся ее семья была убита по приказу диктатора де Розаса.

— О нет! Господи, бедная Зита! Ох, Скотт!.. Я должна сейчас же помочь ей… — Эмма направилась к двери, но Скотт удержал ее.

— Я послал сказать твоему отцу. Пусть он пойдет сейчас к ней.

Эмма посмотрела на него и поняла, что Скотт прав. За исключением случая с пианино, он впервые демонстрировал свою предусмотрительность.

«Может быть, когда-нибудь я и сумею полюбить его, — подумала Эмма. — А раз уж я собираюсь стать его женой, я, конечно, должна постараться. Но, Боже правый, я все еще не знаю, а правильно ли я поступаю…»

Часть II

Страна золотых холмов

Глава первая

Клипер «Императрица Китая» бросил якорь в порту Сан-Франциско 12 сентября 1850 года, совершив пятимесячное путешествие, во время которого целых десять дней судно и его команда сражались в Магеллановом проливе со страшным штормом. Стоял теплый солнечный день, но, едва только взглянув на город, которому теперь надлежало стать также и ее городом, Эмма почувствовала разочарование.

— Да это же вовсе не город! — сказала она Скотту, который стоял возле нее, обняв Эмму за живот, значительно округлившийся за последнее время. — Это какое-то скопище лачуг, не более того!

— А что же ты ожидала увидеть — Париж? Не следует забывать, что еще каких-нибудь три года назад на этом самом месте находилась мексиканская деревушка Йерба Буэна, где проживали три сотни человек. Теперь же здесь тридцать тысяч жителей, и город растет необыкновенно быстро. Признайся, что здешний залив просто восхитителен.

— Да, очень красив, но хотелось бы знать, что здесь делают все эти корабли?

Приблизительно полсотни судов со свернутыми парусами стояли на якоре планшир к планширу. Некоторые из них изрядно подгнили, и почти все выглядели заброшенными.

— Команды оставили суда и отправились на поиски золота. Большинство матросов до сих пор на золотодобыче, пытаются сколотить состояние. Я тоже потерял несколько человек, захваченных этой самой «золотой лихорадкой»… Впрочем, как бы то ни было, добро пожаловать в новый дом.

Скотт повернулся к мистеру Эпплтону и распорядился сначала переправить на берег пассажиров, а потом экипаж, которому давались три дня, чтобы моряки могли отдохнуть после долгого, отнявшего немало сил пути. Тут к ним подошли Феликс и Зита.

Граф Шереметьев сказал ей тогда, в Буэнос-Айресе, что в случае, если она примет решение сойти на берег, посол не гарантирует ей безопасность, поскольку Хуан Мануэль де Розас, кровожадный деспот худшего пошиба, поклялся уничтожить не только всех своих политических противников, но и их родственников. Получалось так, что у Зиты не оставалось иного выбора, кроме как продолжить путешествие вплоть до Сан-Франциско. Многие недели кряду она оставалась безутешна, но мало-помалу Феликс сумел помочь ей прийти в себя и немного успокоиться. Сейчас же, облаченная в траур, послав впереди себя на берег служанку, графиня сошла по трапу. Легкий ветерок колыхал траурную вуаль, и это жутковатое волнообразное движение черной материи настолько усугубляло трагический облик графини, что у Эммы на глазах выступили слезы.

— Бедная Зита, — прошептала Эмма, обращаясь к мужу. — Она все еще не может до конца осознать происшедшее. С твоей стороны так мило, что ты позаботился о ней, предложив ей и отцу разместиться у тебя.

— Мне нравится графиня Давыдова. Она храбрая женщина. А кроме того, в этом городе нет ни одного отеля, который не кишел бы клопами. Пойдем.

Скотт помог жене, которая была сейчас на шестом месяце беременности, сойти по трапу, и они заняли свои места в шлюпке. Как только гребцы заработали веслами, над головами пассажиров начали скользить, словно огромные темные привидения, покинутые суда; от слабых порывов ветра старые суда стонали и покряхтывали.

— На причале должен быть Кан До, — сказал Скотт.

— Кто?

— Кан До. Мой главный слуга. Лет пять тому назад я привез его из Кантона.

— Вместе с Чинлинг?

Скотт посмотрел на Эмму. Он знал, что его прекрасной молодой жене не давала покоя мысль о его сожительнице.

— Да, вместе с ней, одним и тем же рейсом. Этот Кан До очень ушлый малый. Я поручил ему обставить новый дом. Интересно, как он справился с заданием. Как видишь, Сан-Франциско — город холмов, причем некоторые из них довольно-таки крутые. Вон тот, например, называется Телеграфный холм, потому что давно уже ходят разговоры, что на его вершине будет установлен семафор. Смотри, видишь, сюда идут несколько лодок? Там сидят владельцы здешних магазинов, которым не терпится купить привезенный мной товар. Только на сей раз их ожидает разочарование, правильно, Феликс?

— Абсолютно.

— Никакие грузы, доставляемые Судоходной компанией Кинсолвинга, не покинут складских помещений до того самого часа, пока не распахнет двери Торговый центр Кинсолвинга и де Мейера. Если же и будут исключения, то весьма немногочисленные. А к тому времени наши товары станут до такой степени необходимыми покупателям, что мы сможем втрое повысить цены.

— Я могу поверить в это, капитан, — сказала Зита сквозь траурную вуаль. — Вы с Феликсом просто-таки обречены на то, чтобы очень разбогатеть.

— Если совместить еврея и шотландца, получится беспроигрышная комбинация.

Все рассмеялись этим словам.

— Эге-гей, та-ам! Кинсолвинг!

К ним приблизилась первая шлюпка, и мужчина в черной куртке и цилиндре приветственно замахал рукой.

— Вы привезли платья для Чикаго? — крикнул он.

— Привез, привез, отчего же нет? Два больших тюка, самые модные платья, какие только можно увидеть в Нью-Йорке. Мистер Эпплтон отдаст их тебе сразу же, как только заплатишь.

— Четыре тысячи золотом, верно?

— Вовсе нет, ты, вор! Пять тысяч!

Мужчина рассмеялся.

— Это я так, память твою проверяю. Заглядывай сегодня вечерком в «Бонанзу». У Чикаго появились три новенькие девочки из Чили; так готовят устрицы, что пальчики оближешь.

Лицо Скотта покрылось красными пятнами.

— Эй, Слейд, познакомься с моей супругой, ее зовут Эмма Кинсолвинг.

— Боже праведный, ты — женился?! Прошу прощения, мэм. Я тут не совсем вроде… Гхм. Словом, черт меня возьми! Поверить не могу, что Скотт Кинсолвинг женился! Слушай, Скотт, что скажут об этом на Дюпон-стрит, когда эта новость дойдет туда, а?

Он заржал, а Скотт грозно нахмурился. Эмма вопросительно посмотрела на мужа.

— Что значит Дюпон-стрит?

— Этот парень, Слейд Доусон, — один из самых» очаровательных жуликов Сан-Франциско. Он владеет казино на Портсмут-сквер, заведение носит название «Бонанза» — «золотое дно».

— Так что же все-таки значит Дюпон-стрит? — повторила свой вопрос Эмма.

— А Чикаго — его подружка. Не хотел бы вас шокировать, графиня, но эта самая Чикаго — самая выдающаяся в Сан-Франциско «мадам».

— Хотя географические тонкости мне не вполне понятны, — ответила Зита, — можете поверить, капитан, я вовсе не шокирована. Как бы там ни было, но в одном только Сан-Петербурге у нас четыреста двадцать maisons de passe[8], что позволяет говорить о проституции, как об одной из главных профессий России.

— Да, так что же все-таки значит Дюпон-стрит? — в третий раз поинтересовалась Эмма.

Скотт вздохнул.

— Это сердце Маленького Китая, — сказал он.

Глаза Эммы сузились.

— Чинлинг? — прошептала она.

— Да, — коротко ответил Скотт. — А вот и Кан До! — Скотт привстал и приветливо замахал рукой молодому китайцу, который стоял на пристани возле элегантного открытого экипажа. Кан До был одет в красивую красного цвета форму с золотыми пуговицами.