Покорители студеных морей (с иллюстрациями) - Константин Бадигин

— Сколько стоит икра? — спросил он.

Иоганн Фусс долго колебался с ответом, что-то подсчитывая в уме.

— Я даю двадцать талеров, господин купец. Думаю, этого достаточно, — гордо сказал Шоневальд. — Двадцать талеров!

— Двадцать талеров, ваше священство!.. Только одна икра стоит сто талеров… Но для святой церкви я сейчас же выброшу икру и приготовлю все для вашего путешествия.

— Господин Шоневальд! — послышался за дверью испуганный голос. — Господин Шоневальд!

Дверь распахнулась, и тучная фигура Юлиуса Меца снова появилась на пороге. Громко охая, он долго не мог отдышаться.

— Господин Шоневальд… простите… Несколько русских стоят у ворот, с ними тысяцкий. Они грозятся причинить худо нашему двору, если мы вас не выдадим.

Шоневальд побледнел.

— Ска-жите, — заикаясь, ответил он, — ска-жите, что я уехал… Клянусь вам, что меня через час здесь не будет! Но если вы предадите меня, то…

— Хорошо, ваша милость, я скажу, что вас нет, но это не удовлетворит новгородцев. Они придут в большем числе… и тогда…

— Через час, — перебил Шоневальд, — вы можете открыть ворота, пусть ищут. Я буду уже далеко.

Ольдерман больше не спорил — он поклонился и вышел из комнаты.

— Вы видите, господин купец, надо торопиться! — С этими словами Шоневальд передал Иоганну Фуссу золото.

Купец молниеносно исчез.

Когда к Готскому двору снова подошли вооруженные новгородцы и предводитель грозно потребовал открыть ворота, старшины ганзейских купцов немедленно впустили отряд; они предложили осмотреть двор, поклявшись, что Шоневальда нет. Уже на следующий день Иоганн Фусс погрузил на большую колымагу несколько тяжелых бочек с осетровой икрой. Он благополучно провез их через Словенские ворота на берег Волхова и не уходил с пристани до тех пор, пока его товар осторожно не погрузили на карбас.

А слуга Фусса, заплатив изрядную сумму гребцам и лоцману, в полдень отплыл на Ладогу. Он удобно расселся на постланном между бочками сене и с аппетитом уплетал дорогую черную икру, удивляясь щедрости хозяина.

Глава XIV. КОНЕЦ ФЕДОРА ЖАРЕНОГО

Расставшись с Медоварцевым у старой корчмы на реке Амовже, отряд Федора Жареного на пятый день пути прибыл к Ливонскому замку.

Кормщики поставили груженные воском суда в небольшой заводи у Девичьей горы, как раз напротив крепости Нарвы. Здесь Федор Жареный решил переждать время, узнать про заморские корабли, куда и когда они уходят.

Оставив за себя бывалого старика Куприяна, Жареный вместе с толмачом собрался на другой берег.

Они присмотрели рыбацкую лодку, наполненную свежей, только что выловленной рыбой; суденышко стояло у деревянного причала. Рыбаков было двое: один разбирал весла, а другой отвязывал от толстого бревна веревку, которой крепилась к берегу лодка.

— Эй, ребята! — закричал Жареный рыбакам. — Далече ли в путь собрались?

— Недалече, — откликнулся один из мужиков, подняв лохматую голову. — На ливонский берег, в крепость, рыбу продать.

— И нам в крепость! — повеселел Жареный. — А много за провоз возьмете?

— Садитесь, платы не спросим, — ответил тот же лохматый рыбак, — не велик труд. Нам все одно в город.

Новгородцы осторожно, стараясь не топтать трепетавшую рыбу, перебрались к кормовой скамье. Рыбаки, тут же взявшись за весла, погнали лодку к ливонскому берегу.

— Сей день утром немецких рыцарей на тот берег везли. Пустые, без товаров ехали, — сказал один из рыбаков.

Гребцы усиленно работали веслами: в этом месте быстрина сильно относила лодку назад.

— Немецкие рыцари? — встрепенулся Жареный. — А не заметил ли ты, друг, меж тех немцев горбатого купца?

— Горбатого не видал, — помолчав, ответил рыбак. — За главного у них был рыцарь. Лицо саблей накрест посечено. Спрашивали нас про купцов новгородских — не проезжали ли-де по здешним местам.

Новгородцы молча переглянулись.

«Надо быть, прошлой ночью обошли нас немцы у большого порога», — подумал Жареный.

Он смотрел на приближающиеся каменные стены Ливонского замка, на крыши чужих домов, на большой герб над воротами; на гербе был изображен щит, а на щите — крест и цветы шиповника. И вдруг как-то сразу тревожное, тоскливое чувство охватило Федора.

— Стеречься надо бы, Федор Тимофеевич, — сказал толмач Аристарх, которому передалась тревога Федора Жареного. — Недаром говорят: чужая сторонушка без ветру сушит, без мороза знобит. На чужой стороне и дите — ворог.

Жареный ничего не ответил, он думал, как быть.

Крупная рыбина встрепенулась и громко забила хвостом.

— Ишь, как ее разобрало! — сказал лохматый рыбак, глядя, как бьется в лодке рыба. — Назавтрие утром три заморских судна из города выйдут, — вытирая пот с лица, продолжал он рассказывать новости. — Два судна колываньских купцов и одно из Любека-города сейчас в амбар товары выгружают, а четвертый корабль в Усть-Нарове должен стоять, вчера из города вышел. Тот порожний, этих вот ожидает… — Рыбак кивнул головой на торчащие впереди корабельные мачты. — Один немец в море не выходит — разбойников боится.

— Вот что, ребята, — неожиданно произнес Жареный: — я беру рыбу. Вези нас в обрат, на русский берег.

Рыбаки перестали грести, от удивления разинув рты. Недоумевал и толмач Аристарх.

— Всю рыбу берешь? — недоверчиво переспросил лохматый и почесал затылок огромной лапищей с присохшими на пальцах чешуйками.

— Всю, всю! — отозвался Жареный. — Да греби шибче, ребята, а то скоро в море нас река вынесет, — пошутил он.

И правда, сильным течением лодку далеко отбросило от Девичьей горы.

Мужики нажали на весла, под кормой забурлила, запенилась вода.

— Зачем всю рыбу взял, Федор Тимофеевич, — удивился Аристарх, — куда ее? По такой жаре завтра провоняет.

— Эх ты, беспонятливый! — шепотом ответил Жареный. — Надумал я прямо в устье спуститься и, пока немцы здесь прохлаждаются, в море выйти.

— Так, так, — старался понять Аристарх.

— А рыбу беру потому, — еще тише продолжал купец, — чтоб мужики про нас слух в замке до время не пустили. Понял теперь?

Аристарх кивнул головой и улыбнулся.

Причалив к пристани и рассчитавшись с мужиками за рыбу, Федор Жареный взобрался на свое судно и подозвал дозорного.

— Первые петухи в полночь кричат, — наказывал он, — вторые — до зари, а третьи — в зорю. Такты народ ко вторым петухам подымай… Ну, а теперь отдыхать, ребята.

Люди стали располагаться под открытым небом. Когда зажглись костры и потянуло вкусным запахом, к лагерю стали собираться любопытные жители. Начались разговоры о житье-бытье.