Шотландская любовь - Карен Рэнни

В планы мистера Барри входило расширить библиотеку вверх, чтобы она занимала помещение в двух этажах, но этому не суждено было случиться: денег на реконструкцию не хватило, и библиотека осталась на первом этаже. Четыре ряда книжных шкафов с узкими, фута в три шириной, проходами представляли собой эдакий лабиринт, полный теней и загадок.

– И ему хватило наглости настаивать, чтобы мы спали в каких-то коморках! В жизни не видела таких маленьких комнатушек! Папа тут же, считай, купил эту гостиницу со всем содержимым.

Очевидно, Мириам опять предается воспоминаниям о путешествии. А Шона-то думала, что они слышали уже обо всем, что забавляло, удивляло, раздражало Мириам на протяжении пути в Гэрлох, обо всем, что стояло между ненаглядной Мириам и ее комфортом. По счастью, Шона в самом разговоре не участвовала.

Мистера Лофтуса библиотека, кажется, не впечатлила. Он морщил нос от запаха, и Шоне захотелось сказать, что так пахнут знания. По крайней мере так всегда говорил ее отец. Вне всяких сомнений, это смешанный запах кожи, старой бумаги и книжных червей.

– Гэрлох – огромный старый домище, где повсюду гуляют сквозняки, – заметила Мириам.

Шона напряглась всем телом. Хелен бросила на нее предостерегающий взгляд. Хелен лучше всех знала, каково финансовое положение Шоны.

Шона кивнула и выдавила улыбку, но прежде, чем она успела что-то сказать, Гордон ответил:

– Замок очень большой. И у него чудесная история.

Мириам с обожанием взглянула на него снизу вверх, как будто она маленький птенчик, а он только что принес ей славного жирного червячка.

– Вы должны рассказать нам историю Гэрлоха, – объявила Мириам. – Мне так нравится ваша манера говорить.

Акцент этой женщины просто ужасен! Она нарочито приглушает голос и немного гнусавит. По большей части Мириам говорит почти шепотом. Нет, ее нельзя сравнить с голубем или птенчиком – она скорее похожа на умирающую птаху, которой едва-едва хватает сил хлопать маленькими крылышками.

Однако Гордону, похоже, голос Мириам очень нравится, как, впрочем, и она сама, потому как в течение этой ужасной, утомительнейшей экскурсии он ни на что и ни на кого, кроме Мириам, внимания не обращал.

– Твоя бабушка родом из этих мест, да, пап? – спросила Мириам.

Мистер Лофтус кивнул.

– Она была Имри, – объявил он, устремив на Шону цепкий взгляд.

Господи Боже…

Мириам посмотрела на нее:

– Значит, мы в некотором смысле родственники, графиня?

– В Шотландии очень многие носят фамилию Имри, – ответила Шона спокойно.

«Господи, пожалуйста, пусть они будут не из моей семьи».

– Бабка учила меня, что горец верит сначала семье, потом клану, а потом уже всем остальным.

Он что, собирается читать ей лекции о горских традициях? Ей?

– Я слышала, что нет зрелища более волнующего, чем мужчина в килте, – голосом умирающей птицы проговорила Мириам.

Шона взмолилась, чтобы Бог ниспослал ей терпение и глоток старого доброго виски. Это уже слишком.

– Как бы я хотела увидеть вас в килте, Гордон.

Наверное, она заметно покраснела, потому что мистер Лофтус и великан как-то странно на нее посмотрели. Хелен изучала деревянные панели на стене, а Элизабет – узор на ковре.

Они что, все притворяются, будто ничего не слышали?

Ладно. Она последует их примеру.

Пусть надевает килт и красуется перед ней, как петух перед курицей. И ей плевать, даже если Мириам проведет рукой по его красивому бедру и станет щупать его великолепные круглые ягодицы. Пусть она истекает слюной от похоти. Пусть у нее глаза делаются маслеными от вожделения. Пусть они совокупляются хоть на обеденном столе, хоть во дворе, хоть на берегах озера – где хотят.

Это не ее дело.

Гордон может быть неотъемлемой частью ее прошлого, но она переросла его. Она уже не та девочка, которой некогда была.

– Вы готовы подняться на третий этаж, мистер Лофтус? – спросила она. – Оттуда можно пройти на чердак.

– Нет нужды обходить весь замок за один раз, – ответил он. – Мы все равно пробудем здесь еще несколько недель, графиня.

Несколько недель? Несколько недель?! Шона лишилась дара речи. Чем она будет их кормить все это время?

– Так что третий этаж осмотрим в другой день, – заключил мистер Лофтус. – И чердак. И подземелье. Я с удовольствием осмотрю все это без спешки.

– У нас нет подземелья, – ответила Шона, забыв улыбнуться. – Только погреб, где хранится виски.

Он кивнул:

– А пока я бы немножко передохнул.

– Ну конечно, – согласилась она.

– Мне пойти с тобой, папа?

Мириам на мгновение отвлеклась от Гордона.

Мистер Лофтус тепло улыбнулся:

– В этом нет нужды. Я просто немного полежу перед ужином. – Он посмотрел на Шону. – Легкий перекус тоже не помешал бы.

Опять?!

– Может, чаю? – предложила Хелен, придя на выручку.

– Скорее стаканчик виски. С олениной, оставшейся от вчерашнего ужина.

Мистер Лофтус в сопровождении Элизабет и великана вышел из комнаты. Хелен отправилась на кухню, а Шона осталась с Гордоном и Мириам.

В этот момент они оба были ей одинаково неприятны. Мириам улыбнулась Гордону, а Шона почувствовала, как внутри у нее что-то лопнуло.

– Знаете, он прекрасно выглядит в килте, – улыбнулась она Мириам. – Сможете рассказывать всем друзьям, что горец для вас позировал. – Она улыбнулась еще более ослепительно – на этот раз Гордону. – Возможно, он даже нагнется, чтобы вы смогли как следует рассмотреть его задницу – а задница у него особенно хороша.

С этими словами она удалилась из комнаты под аханье Мириам.

На этот раз Шона улыбалась от души.

Гордон обнаружил ее в одной из южных гостиных на втором этаже. Шона стояла лицом к стене, на которой, прикрывая вмятину, висела драпировка из шотландки. Гордон слышал, что вмятину эту оставил кулак одного из прежних лэрдов. Ее не стали замазывать и закрашивать – несомненно, в память о крутом нраве того человека.

Гордость Имри имеет долгую историю.

– Добилась чего хотела? – спросил он, прислонившись к дверному косяку.

– Нет, не добилась, – ответила Шона, не оборачиваясь.

– По-моему, это было даже больше, чем просто грубость. А ты и впрямь думаешь, что у меня красивая задница?

Шона сжала ладони и склонила голову, рассматривая их.

– Считай, что твой долг выполнен. Я пойду и извинюсь.

Они находились в одной комнате, но с тем же успехом она могла быть в Лондоне. Шона снова превратилась в строгую, надменную Имри.

Он направился к ней. Зачем? Хотел посмотреть, дрожат ли у нее руки? Или ощутить запах ее духов?