Дыши нами, пока есть время - Иоланта Палла

что готова выпить злополучный чай, чтобы не ощущать, как во рту появляется пустыня.

— Чай так чай. — Отодвигаю стул и сажусь за стол, пока за спиной раздается движение.

Мне до жути не по себе, но… но я не хочу уходить. Смотрю на кружку, оценивая масштаб трагедии, и прикасаюсь пальцами к кошке, которая на ней изображена. Черная на белом. У нас в доме никогда не было литровых кружек. Мама так их называла. Не может настоящая леди пить из такой чашки, которая и не чашка вовсе, а корыто объемом с водоем. У нас приветствовались лишь изысканные сервизы стоимостью в тысячу евро, как минимум. Европейское качество, и все дела. Мама любила шикануть. Чтобы ужины соответствовали семье политика. С самого детства с белоснежной салфеткой на коленях и прямой спиной, будто к ней прибили спинку стула.

— Сахар прямо по курсу. Ложка. И вафельки для принцесски. — Дикарь снова театрально кланяется, поставив передо мной тарелку с шоколадными вафлями, от аромата которых мой желудок сводит болезненным спазмом.

Приходится прокашляться, чтобы легкое урчание осталось не замеченным.

— А яда там нет? — Улыбаюсь ему так же мило, как и он пару секунд назад.

— Хотел подсыпать, но тебя же не возьмет, принцесска. — Дикарь берет вафлю и с аппетитом откусывает кусок, совершенно меня не стесняясь, впрочем стеснение, видимо, не по его части. — Тебя если укусить, то наверняка сразу в морг, да?

— Нет. Для дикарей другая участь, — пододвигаю кружку к себе и грею об нее руки, ловя при этом странные ощущения, — в яму, овраг или пещеру. А может на еду соплеменникам, как вариант.

— Сказать что-то добрее не можешь? — Усмехается, пока я смотрю чуть ли не со слюной на зовущую меня вафлю.

Она изумительно пахнет, а еще там орешки под слоем шоколада. Должно быть невероятно вкусно. Мама помешана на правильном питании, и вместо традиционных сладостей нам привозят ПП-десерты. Тоже вкусно, но иногда хочется чего-то вредного. То, что мне всегда запрещали, будто здоровье испортит одна шоколадная вафелька.

— Я же скинул адрес. — Отрываюсь от разглядывания лакомства.

Дикарь отошел от стола и приложил к уху телефон. Пока он говорил я все-таки стянула одну вафлю и с удовольствием вонзила в нее свои зубы.

— Давно бы так. — Чуть ли не давлюсь от того, что Леша оказывается рядом и улыбается, наблюдая за тем, как я жую. — Может, поешь и сразу подобреешь.

— Это вряд ли. — Бубню с набитым ртом. — Можешь даже не надеяться.

— Надежда умирает последней, но, — он хмурится, делая глоток чая, — в твоем случае ей шанса родиться не дали.

— В точку. — Указываю на него пальцем и кидаю в рот последний кусочек вафли.

Как ни прискорбно, но все, что мне оставалось по жизни, так это надеяться. На лучшее, как все привыкли говорить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Так, что ты забыла в парке в такую рань, да еще и не при параде? Пряталась от папарацци?

Замираю с кружкой в руке и смотрю на нее. Говорить о том, что произошло категорически не хочется. Тем более с НИМ.

— У нас не та степень близости, чтобы откровенничать, и чай, дикарь, ничего не меняет.

— Все меняется, Рапунцель. Рано или поздно. Ты уже сказала спасибо. Большой прогресс.

— Считай, что тебе повезло. Больше не повторится.

Дикарь перестает улыбаться и наклоняется ко мне. Слишком близко, чтобы ясно мыслить, но я пытаюсь.

— Не говори гоп, принцесска.

Тук-тук-тук… Сердце затрепыхалось, пока он на меня смотрел вот ТАК.

— У тебя шоколад, — хмурится и касается большим пальцем уголка губ, — здесь.

Легкое касание, а я дышать перестаю. Кожу начинает покалывать, а он не спешит убирать от меня руку.

— Леш, у тебя не закрыто. — От неожиданности подскакиваю, ударяю по столу ногами и проливаю на себя чай. — Ой, а ты не один…

В комнату заглядывает девушка с горящими глазами и искрящейся улыбкой на лице. Розовый румянец на щеках и частое дыхание говорят о том, что она спешила к дикарю со всех ног. Я же нагло разглядываю ее, забывая, что пролила на себя чай. Сейчас это недоразумение волнует меньше всего.

Вожу по девушке глазами и понимаю, что это та самая. Она обнимала его в парке, а значит…

— Это из-за меня, да? Я помешала? — Округляет свои глаза и бросает пакеты на пол.

Из одного выкатывается картошка, и я наконец-таки прихожу в себя. Дикарь хмурится, глядя на то, как его девушка хватает полотенце и пытается вытереть пятно с моих джинсов. Я чувствую себя еще хуже, потому что пару минут назад этот наглец стирал мне шоколад с лица. Боже… Краска стыда заливает лицо, и мне кажется, что я становлюсь цветом, как свекла.

— Нет, все нормально. Я все равно уже ухожу.

Отстраняюсь от активных действий незнакомки и подбираю свою толстовку с пола. Она с каким-то неподдельным удивлением смотрит то на меня, то на хмурящегося парня.

— Да? Я думала…

— Нет, Марусь, — дикарь указывает на меня и вопросительно поднимает брови, — Ра… Хм, девушка уже уходит.

Маруся значит. Проглатываю какой-то огромный комок в горле и надеваю испорченную толстовку, стараясь максимально замаскировать эмоции. Подумаешь, у него девушка есть. Это ведь было понятно еще с того самого дня в парке, вот только сейчас я себя чувствовала гадко. Девушка уже уходит. ДЕВУШКА. Будто у меня имени нет. Черт!

— Я — Маша. — Она протягивает мне руку, на которую я смотрю, хлопая ресницами.

— Света. — Выдавливаю из себя подобие улыбки, хотя хочется скорее оказаться на свежем воздухе, ведь от того, какая она милая в этот момент, становится дурно.

Игнорирую ее руку намеренно, чтобы задеть, наверное. Просто перевожу взгляд на протянутую кисть и возвращаюсь к зеленым глазам, в которых притаилось ожидание. Маруся поднимает брови, смотрит на дикаря, а потом снова на меня, и ее улыбка медленно сплывает с лица, пока я иду к двери.

— Спасибо, что помог. — Бросаю через плечо, но полностью не оглядываюсь, потому что не хочу видеть, как эти двое бросятся друг другу в объятия.

— Ты почему не предупредила?

Слышу возмущение дикаря, уже находясь в коридоре. Прикрываю дверь, но почему-то не ухожу. Они громко разговаривают, а я столбом стою и даже не дышу, чтобы не выдать себя.

— А зачем я, по-твоему, адрес спросила?

От милой девочки там ничего не остается. Грозный голос, пробирающий до мурашек.

— Опять сбежала? Что Альбина скажет? Вчера меня выпроводили, а ты сегодня нарываешься?! — Дикарь там точно не в себе сейчас, но я должна уйти. — Хоть подумала бы! Она тебя в