Его новенькая - Наталья Семенова

очевидно! Я же сейчас только и могу, что думать о его губах и о том, что они вытворяли со мной там, на территории аэропорта. Вот бы вернуться туда во времени хотя бы на мгновение…

Никлаус подаётся ближе, моё сердце подскакивает к горлу, и я неосознанно приоткрываю губы, но он всего лишь легонько касается губами моей щеки и, отстранившись, заводит двигатель. Коротко смотрит на меня и подмигивает:

– Свалим отсюда, ладно?

Я киваю, сглотнув обиду, и пристёгиваю ремень безопасности.

Отвернувшись к окну, я пытаюсь проанализировать то, что сотворила Лу, то, к чему это привело, и какие будут последствия.

Итак, Оливер Гросс не просто разозлился из-за выходки Лу, он расстроен. Ему по-настоящему обидно, что уже вторая девушка во всеуслышание сказала, что сам по себе он ничего из себя не представляет.

Вот только это неправда, и его обида вполне логична. Да, Ол помешан на своей популярности, но она в некоторой степени заслужена. Он же боец! Не счесть сколько побед в своём виде спорта он принёс колледжу. Я и сама хорошо помню, как он был хорош на прошедшем турнире.

Следующее. Лу с ним спала. Я не знала об этом, но догадывалась. Бэлл намекала на что-то подобное, когда рассказывала о девочках в окружении Оливера. Я считаю, что отношения такого рода были взаимовыгодными. Они пользовались друг другом, опять же, ради популярности и удовлетворения собственных потребностей. И их нельзя осуждать, в конце концов, это их выбор. Но Лу… Если быть объективной, то моя подруга слукавила, назвав Оливера мерзавцем. Потому что и сама не идеальна в этом плане.

Да никто не идеален!

В том числе, и я.

Многое из того, что сказал Оливер, – правда. И я рада, что попросила у него прощения.

Единственное, в чём он ошибся, так это в том, что Никлаус никого и ни во что не ставит. Не знаю, моя ли это заслуга, но Ник изменился. То есть он меняется каждый новый день, потому что захотел стать лучше. Я и не помню, когда он курил при мне в последний раз!

Надеюсь, и с Оливером после сегодняшнего события произойдёт то же самое. Которое, кстати, ничего не предвещало. Даже не верится, что Лу затаилась, чтобы нанести удар в одиночку, скрыв от нас с Бэлл свою задумку.

Теперь о миссис Гросс… Прислушается ли она к моим, нужно признать, жестоким словам, или они сподвигнут её вновь ставить мне палки в колёса в плане учёбы в её колледже?

Хороший вопрос, и ответит на него лишь время.

– Оливер проходит тот же путь, что и я, – вдруг усмехается Никлаус.

Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

– О чем ты?

– Некоторое время я так же думал о тебе, Новенькая, – бросает он на меня короткий взгляд. – Я ошибался. Он тоже.

– Или нет, – тихо замечаю я и отворачиваюсь, вновь чувствуя стыд.

Никлаус либо не слышит меня, либо делает вид, что не слышит.

Знаю, что мои слова могли его расстроить, но Оливер прав: я же так радею за честность, значит, мне самой, в первую очередь, нужно быть честной. Иначе, я буду лицемеркой, верно?

Я вздыхаю и, наконец, замечаю, что мы едем к выезду из города.

– Никлаус, ты везёшь меня…

У меня открывается рот, когда я вижу дорожную табличку с направлением. Отплёвываюсь, потому что в рот залетели собственные волосы, которые треплет ветер.

– В Лос-Анджелес, да.

Я в шоке смотрю на Ника: уголок его губ дергается в улыбке. Он отрывает глаза от дороги впереди и весело смотрит на меня:

– Странно, что ты ни разу там не была за всё это время, правильно? Тут же рукой подать.

– Почему странно? – улыбаюсь я.

Нет, я и правда много раз думала о Лос-Анджелесе, мы с сестрой даже договорились съездить туда вместе, но Роберт предпочитал проводить свои выходные в домике на пляже. Он в принципе не видел разницы между Лос-Анджелесом и Санта-Моникой, потому что последнее – продолжение первого. Коренные американцы не рассматривают эти города отдельно друг от друга.

– Потому что ты обожаешь американское кино, – улыбается Никлаус.

Верно. А Лос-Анджелес, как-никак, – столица американского кинематографа.

Я смотрю на профиль Ника и думаю о том, что он способен делать меня счастливой и без прикасаний. Какая разница, насколько страстно или нет он меня целует, если он знает и делает то, что меня так сильно радует, верно? Разницы нет!

Ведь мы едем в Лос-Анджелес!

– А куда конкретно мы едем? – сужаю я на Никлауса глаза.

– Увидишь, – хмыкает он.

О, и я вижу…

Не сразу, нет.

Сначала мы проезжаем через центр города. Стеклянные фасады высоких зданий блестят на ярком солнце. Над головой проносятся многочисленные путепроводы, по которым снуют потоки разнообразных машин. Огромные рекламные билборды поражают своими красками. Особняки знаменитостей или других невозможно богатых людей восхищают своими размерами и убранством. Улицы заполнены людьми.

В Лос-Анджелесе буквально кипит жизнь в отличие от мирного существования маленькой Санта-Моники.

И это так здорово, что я ни на мгновение не перестаю улыбаться. Все тревоги и проблемы уходят на второй план, уступая городу главную роль в моём сознании.

Я открываю рот, когда издалека вижу стадион Доджера! Он является домашней ареной клуба Главной лиги бейсбола «Лос-Анджелес Доджерс» с 1962 года. Об этом я узнала из википедии, когда изучала достопримечательности Калифорнии. И он реально огромный!

Но мы едем дальше, минуя развилки путепроводов одну за другой.

Следующий крутой поворот открывает вид на множество многоэтажных особняков, а когда мы доезжаем до огромного фонтана по левой стороне от дороги, Никлаус чуть сбрасывает скорость и спрашивает:

– Знаешь об этом фонтане?

Он, кстати, уже не в первый раз так делает: стадион мы тоже обсудили.

– Если мне не изменяет память, то фонтан служит мемориалом какой-то знаменитой личности, – улыбаюсь я.

Кажется, у него слишком длинная фамилия, чтобы я могла её запомнить.

– Уильям Малхолланд, – кивает