Вой молодых волков (СИ) - Чайка Дмитрий

— Что тут? — спросил Кий, растолкав толпу.

— Мильчане ночью владык своих порешили, — хмуро сказал ему князь сербов Виго Дерванич. — Головы отрезали и ушли, словно тати.

— Зачем? — спросил Кий, хотя и сам знал ответ.

— Люди говорят, кромешники княжьи по весям скачут, — сплюнул Виго на мерзлую землю, — а потом как бы невзначай Богиня приходит с полком кирасир и милость свою являет. Да только пока эта милость придет, лучшие люди тех родов на кольях повиснуть успевают. Запугали людей, князь… Откупаются они теми головами от государевой кары.

— Я слышал об этом, — хмуро ответил Кий, — да только не думал, что у нас народ такой жидкий пошел. Мы, когда победим, егерей самих на колья пристроим. А Варту, пса поганого, я конями разорвать велю.

— Из моих земель весть пришла князь, — отводя глаза в сторону, включился вождь далеминцев. — Мы егерям отпор дали, да только после них пятый Молниеносный пришел. Воины похвалялись, что им за челядь из моего рода двойную цену из казны платят. Уходим мы, государь…

— Ты клятву давал! — резко ответил Кий. — Или забыл?

— Что тебе с моей клятвы, — грустно ответил владыка. — Вон Мната и его сыновья без голов лежат. Утром и я так же лежать буду. Говорю в лицо тебе, князь: мне надо свои земли защищать. Пока наших жен и детей в холопы продают, я своих людей класть у этих стен не стану.

— Ты клятву давал! — снова прорычал Кий, но владыка лишь покачал головой.

Это все, что крепкий седой мужик успел сделать, потому что голова его слетела с плеч, а тело грузно упало навзничь, марая сафьян княжеских сапог фонтанчиками алой крови. Кий развернулся и пошел в избу, понимая, что из словен уйдет не меньше половины, и случится это уже сегодня. Останутся сербы и малые отряды чехов и дулебов, до которых еще не добрались княжеские каратели. И они уйдут тут же, как только запахнет жареным. Ну ничего, у него еще есть наемники-лютичи, даны и кочагиры. Он еще повоюет, если не разбегутся и остальные.

Прошло совсем немного времени, и Кий понял, что оказался прав. Отряды словен таяли на глазах, а владыки в лицо ему заявляли, что они люди вольные, и не он ли сам им грамоту подписывал? А раз так, то не они за него, а он за них воевать должен, когда их земли разоряют. Он скрипел зубами, видя как-то один, то другой род поднимался с места и уходил на север, порой оставляя ему своих безголовых владык в виде прощального подарка. Каждое ушедшее племя лишало его трех-четырех сотен бойцов, и никакие обещания земли и золота изменить ситуацию не могли. Им было не до него. Селения бунтовщиков опустошались без всякой жалости. Их стариков казнили, а жен и детей уводили на юг, в Дакию и южную Паннонию, к самому Белграду. Тут не привыкли к такой войне. На что государь Само был суров, но и тот не поступал так. Он любил договариваться, опутывая бывших врагов сетью из торговых интересов и свадебных договоров. Покойный император не любил лишней крови, а вот сыновья его, истинные дети своего времени, оказались не таковы. Варта, ручной демон князя Берислава, пощады не ведал, вырезая под корень непокорные семьи родовой знати. А почуявшие звон серебра воины его любимого Пятого Молниеносного, на который он так рассчитывал, продались все как один за деньги и наделы в Италии и Африке.

А потом в лагерь прискакал гонец из родового кочевья Юрука. Он принес страшную весть: народ кочагир перестанет существовать, если его хан не придет спасти своих людей. И тогда вернейший из верных, побратим и друг детства, поднял всадников в седло и ушел на восток по крепко вставшему льду Дуная. Он до последнего не верил, что ханы, Великим Небом клявшиеся в вечной дружбе, ударили ему в спину. Так Кий остался с данами и наемной тысячей словен, пришедшей с севера, из земель лютичей и бодричей.

— Надо уходить, конунг, — дева Одина, смотревшая на него преданным собачьим взглядом, встала рядом, сверкая серебряной гривной на шее. Он возвысил ее, признав равной лучшим из воинов, и она готова была умереть за него. Да и ее даны тоже, получившие еду, хорошую добычу и серебро. Они оставались верны ему, пока он им платил.

— Выходим в Прагу, — кивнул Кий, бессильно глядя на следы копыт аварских коней, которые заметала сухая, словно пшено, снежная поземка. — Мы будем зимовать там, а потом начнем все сначала.

Великий воин не привык заглядывать так далеко, как это умел делать его отец. Тот не раз говорил ему, что сила и ум должны идти рука об руку, и тогда никто не сможет победить их. А Кий только смеялся над стариком, думая, что тот начинает выживать из ума. Княжич привык решать проблемы здесь и сейчас. Поросль великого рода была сильна только вместе, но Кий этого так и не понял, как и не понял того, как можно проиграть войну, выиграв все сражения в ней. Князь повернулся и пошел в продуваемую всеми ветрами избу. Завтра в путь, ему понадобятся свежие силы.

Глава 17

В то же самое время. Ноябрь 658 года. Александрия.

Ревущий поток из людей ворвался в парадные двери императорского дворца. Как и думали воины, их держали крепкие дубовые брусья, лежавшие на железных крюках. Теперь же брусья сбросили, а огромные резные створки, украшенные накладками из полированной бронзы, распахнулись бессильно, изувеченные топорами солдат. После яркого солнца прохладный полумрак преддверия дворца заставил воинов слегка сбавить ход. Они привыкали к скудному свету, пытаясь разглядеть своего врага. Да вот же он! Прямо за горой роскошной мебели из драгоценных пород дерева.

— Бей! — услышали они, и рой стрел вырвался из-за стульев, комодов и диванов, скосив десяток самых нерасторопных. Тех, кто не поднял щит, или тех, кто и вовсе был без него, решив повоевать с тяжелым топором.

— Щитоносцы! — раздалась команда со стороны ромеев.

В первой шеренге встали воины с большими щитами-скутумами, наклонившие головы и выставившие вперед ногу в железной поножи. Увы, император Само научил воевать не только своих воинов, но и чужих тоже. И те, кто продавал кровь за серебро, через несколько лет службы могли купить себе вполне приличное вооружение братиславской работы. И даже выучкой от легионеров они отличались не слишком сильно. Император Владимир, сам прошедший суровую школу, гонял своих воинов нещадно. Именно поэтому он и смог удержать Армению и Каппадокию, остановив натиск арабов на южных отрогах Тавра. Впрочем, богатых среди воинов всегда немного, и наемники оказались вооружены разномастно. Тут далеко не все носят доспех и имеют меч. Всё больше круглый германский щит, копье и длинный нож. Да и шлемы есть далеко не у всех, чаще кожаные шапки, подбитые египетской ватой. Плохонькое копье и плоский щит стоят солид, а сакс и того меньше. Откуда у голытьбы золото на хороший шлем? Две коровы за него отдай и не греши. Да если бы у них две коровы было, они сидели бы дома и чесали сытое пузо, а не подставляли его под копья.

Ромеи ощетинились острыми жалами и, подобно огромному ежу, накатились на баррикаду. Их задача — прикрыть тех, кто идет позади. Тех, кто должен растащить преграду, стоявшую между ними и их золотом. Воины накатывали и отходили назад, оставляя на куче роскошной мебели убитых товарищей. Тут, во дворце, хранился арсенал, а потому дротики и стрелы летели густо, собирая свою страшную жатву. Даже плюмбаты, «марсовы колючки» кое-как умудрялись метать защитники дворца, хоть и нужен для этого добрый замах и простор. Только после такого короткая стрелка, усиленная свинцовым шариком, набирает настоящую мощь. Хотя… много ли нужно обычному человеку. Рана в два пальца глубиной выведет из строя любого храбреца. Не сильно-то и повоюешь, когда из разодранного плеча хлещет кровь.

— Отходим! — скомандовали сотники ромеев, и воины, сохраняя порядок, отошли за разбитые двери. Взять в лоб этот вход у них не вышло. Там уже полсотни легло, а баррикада все стоит. И стрелами ее не взять. Жала вязнут в дереве неимоверно дорогой обстановки императорского дворца.

— Поджечь бы кучу эту, господин! — прохрипел пожилой, седоватый десятник из армян, невесело разглядывая зазубрину на лезвии меча. Как бы новое наваривать не пришлось! Солида полтора кузнец точно возьмет! Вот дерьмо!