Наш Декамерон - Эдвард Радзинский

- Ну что?.. Небось много можешь в Ленинграде? - как-то по-воровски, грубо спросил старик.

- Кое-что могу… - сказал гость чужим голосом, сатанея от того, что безнадежно попадает в чужой тон.

- А я здесь тоже кое-чего могу, - вдруг мягко сказал Н. А потом добавил, помолчав, почти растроганно: - Короче, телефон мне можешь поставить в Ленинграде?

- О чем хочется рассказать после истории о такой великой женской любви? Конечно, о цветах, ибо цветы и женщина… - начал писклявый женский голос. - Итак, о любви к цветку…

О ЛЮБВИ К ЦВЕТКУУ меня фигура - обалденная. Когда я от первого мужа ушла, - он был наркоман и художник, - он всю кровать промочил слезами, на матрасе спать было нельзя. Так убивался. Потом он с собой покончил.Всю жизнь я мечтала о путешествиях, думала: познакомлюсь с интуристом и ухиляю в долгое путешествие. И действительно, во второй трети жизни все осуществилось.Это мне цыганка жизнь на трети поделила. Так что я начну рассказывать сразу со второй, самой идиотской, трети, когда я уже вышла замуж за Генриха.Генрих был интурист и фирмач. Я уехала с ним в Голландию, в Хуэнвенбрюкен… город у них такой, простите за выражение.Генрих был парень, который знал, что главное в жизни - это "ход". Он все время "делал ход". И вот он сделал такой "ход": женился на мне. Сначала он ухаживал: каждое утро приносил мне дневник с очередной записью: "16 января. Видел ее. Люблю…"; "17 января. Шел дождь. Я ее люблю…".Наш роман состоял в том, что я говорила по-русски, а он ни хрена не понимал и балдел от моего темперамента. И писал в дневник: "19 января. Перепил, рвало. Я ее люблю…"Правда, когда я вышла за него замуж, у него оказалась жена на девятом месяце. И еще у него оказался друг Майкл. Майкл был психиатр из Штатов. Он брал сто пятьдесят марок за беседу. Во время беседы он подсказывал "ход".Вскоре у Генриха от жизни со мной появились проблемы - он даже начал ходить в носках по городу Хуэнвенбрюкену. Правда, у них улицы аккуратные и мылом вымытые - французской шампунью. Мы за нею в очередях давимся, а они ей тротуары моют.Вообще страна чистая. Садики перед домами, тишина, только "чик-чик" - слышно, как они стригут свои сады. Ну, естественно, наш садик я не стригла, и он здорово зарос бурьяном. Потом соседи приходили ко мне, стригли его сами - чтобы вид улицы не портил. А я еще выбирала, кому доверить стрижку.Мой Фредди… нет, Фредди - это потом. Это уже в Мюнхене. А пока Генрих-компьюторщик, дерьмо в носках… Меня в первый же день от жизни в этом Хуэнвенбрюкене такая тоска охватила. Представляете: живу в Голландии - и каждый день в лес хиляю. А соседи, чуть солнце - бац в шезлонги, и морды кверху - загорать. Солнце у них, видите ли, редко. Справа сосед - лесник, слева - старик с супругой и котом. Всю ночь ловит этого кота: то ли бить хочет, то ли кормить.Да, о чем я?.. И вот тут Генрих мой и взбесился и начал ходить в носках. Он, видите ли, стал банкротом.

- Я, - говорит, - с тобой банкрот в моральном, сексуальном (это уж точно, писька у него с муху) и в денежном отношении. Ты, - говорит, - слишком дорога для меня.

Вот в это время Майкл за сто пятьдесят марок и придумал для него "ход".

- Тебе, - говорит, - надо немедля развестись с русской сукой, а пока живи с тухлой голландкой, рыжей и грязной.

И вскоре узнаю, что мой идиот, точно, сделал такой "ход".

- Я, - говорит, - теперь живу с уборщицей из бара - настоящей голландкой.

Ну, тут я впала в транс: представляете, я для него, говнюка, Родину бросила, березки, маму, наркомана-мужа, который за-стрелился. Беру чемодан, почему-то кладу туда трусы Генриха и зубную щетку и начинаю звонить по странам. Сначала ка-кому-то миллионеру. Он старец, но у него пластическая операция. По виду ему семнадцать, а на самом деле семьдесят один. Когда его со мной знакомили, я точно поняла, что он на меня клюнул. Кстати, у него дом с бассейном. Звоню, и пока я своим ломаным английским объясняю деду, что и зачем, вдруг понимаю: а на хрена мне его бассейн? Я ведь все равно напьюсь с горя и обязательно утону в его бассейне. В конце концов я полетела в Мюнхен к Фредди. С Фредди мы встречались один раз, но он точно на меня клюнул.

Приезжаю - не узнает. Ну, я ему объясняю, где, когда и как у нас было. Потом немножко выпиваю и жду. Никаких приставаний. Ведет себя как джентльмен. Относит меня на руках на кровать и кладет. Ну, дебил - типичный немец. Переспали только на третий день. И потом каждый день в десять вечера он загонял меня ложиться спать: это у него режим, у немца проклятого. Но вообще-то он был хороший, Фредди. И главное, нормальный, в носках не ходил. Но я начала немного тосковать по Генриху. Вообще Генрих безумно напоминал мне моего первого мужа - художника и наркомана. Тот был красавец, но тоже с причудами. Очень любил плясать ночью. Соседка под нами трезвонит, чтобы он унялся. Уймется. Заснет. А в три проснется и решает, что надо позвонить ей, извиниться. Вежливый, интеллигентный. Ну, дальше все понятно. Однажды мы подрались, и так ему захотелось мне приятное сделать, чтоб помириться. Пока я спала, он принес мне в подарок кошку с помойки. И сунул под одеяло. Через день мы оба чесались и такие колтуны на головах - стригущий лишай. Ну, слава Богу, за ней усыпалка приехала, и мы вылечились.

Ну, возвращаюсь я в конце концов к Фредди… то есть, подождите - от Генриха к Фредди я уже прилетела в Мюнхен. Нет, это я из Мюнхена возвращаюсь в Хуэнвенбрюкен к Генриху! В саду все подстрижено, но в доме все перебито. В гостиной валяются бутылки из-под "Мартеля", в уборной стоит замоченная гречка. Подумать только, эта сволочь стал без меня сыроедом, бросил уборщицу и начал жить с психиатром Майклом. Увидел меня - в слезы!

- Ну, - говорю, - Фред… то есть Генрих (я уже к Генриху прилетела)… Генрих, ты из них самый лучший.

Помирились. Сидит Генрих, жрет сырое, а вокруг него куча повесток в суд.Оказывается, он без меня придумал такой "ход": на фиг продал наш дом и купил новый в Амстердаме. Кстати, гаже и тише города не придумаешь. Тут психиатр Майкл и подсказал ему:

- Ты любишь воду. И, по Фрейду, можно сделать такой вывод: если ты любишь воду, значит, хочешь трахнуть белую мышь.

Мой сидит в носках, уши развесил. Говорит:

- Все, становлюсь психиатром, буду сидеть в кресле, как Майкл… думать и получать за это кучу долларов.

С работы он, естественно, ухилял, ну, фирма на него в суд, жена тоже в суд. Думаю: все, надо куда-то сматываться - Генрих спятил, денег нет, одни "Мартели" кругом.

И вот тут я прочла в "Нью-Йорк таймс" про знаменитого геронтолога. Думаю: наконец! Фредди, Генрих - это один "левел" (то есть уровень). Это ограниченные мужики. А вот знаменитый геронтолог из "Нью-Йорк таймс" - это что надо! У него - девять детей: все на чем-то играют! Сам он четырежды кандидат на Нобелевскую премию и все время сидит по тюрьмам. Потому что принципиально не платит налогов. Друг Сальвадора Дали. Ну, точно - мой человек! Пишу ему письмо… там, про подсознание, про все эти Майкловы дела, про то, что Генрих не хотел трахать кухарку, а хотел жить с белой мышью и т. д. И что ты думаешь? Приходит ответ: приезжайте! Снимаю со стены свою балалайку - они же там всей семьей играют. Думаю: конечно, за геронтолога мне не выйти, но, может, за одного из девяти играющих детей? Только я купила билет - телеграмма: оказывается, жена геронтолога участвовала в какой-то демонстрации, ее толкнул полицейский, и у нее выкидыш. И теперь геронтолог предъявил государству иск на 102 миллиона долларов. Так он оценил жизнь малютки Кобус, исчезнувшей из пуза его жены. Представляешь, там эмбрион, а они ему уже имя придумали. И ведь получат за свой эмбрион 102 миллиона, точно знаю: деньги всегда к деньгам идут! И тут меня взяла такая невралгия: дышать нечем. Суперкатаральный стресс называется. Думаю, если через час не брошу всех этих Фредов, Генрихов, геронтологов, старцев с бассейнами…

Короче, возвращаюсь в Союз. А мамы нет. Тю-тю мама!Тут, пожалуй, пора вспомнить о первой трети моей жизни - с мамой.Мама работала вахтершей, вахтершей, которая никого не может не пропустить. Ее, видишь ли, поставили, чтоб она не пропускала, а она всех пропускает. Ее хотели прогнать, но повезло: пес какой-то к воротам приблудился и за нее лаял. Ну, а потом у нее очередной любовник появился - где она их только брала? Если есть в округе дерьмо - сразу к маме. Вот этот любовник ее пса нарочно на усыпление сдал. И она ему простила! Но потом он ее бросил… Так она… космонавта привела! Я ей говорю (а мне тогда десять лет было!):

- Откуда ты знаешь, ма, что он космонавт?