Корень зла - Александр Варго

– До чего знакомая фигура, – сдавленно бормочет Фельдман, – готов поклясться, я этого парня уже где-то видел.

Да, приходится признаться, фигура знакомая. Но время не из лучших – вспоминать, кому она принадлежит. Деревенский житель подводит девушек к рогоносцу. Рогатый мешкает. Они смотрят на него огромными круглыми глазами, видно, как дрожат и бледнеют их лица. Рогатый должен сделать выбор. Он не долго пребывает в замешательстве. Даже демоны выбирают блондинок. Он кладет руку на плечо светленькой. Та застывает, не сводит с него чертовски выразительных, одухотворенных глаз. Толпа ликует. Ее устроил бы любой выбор. «Колхозник» торопливо выводит из круга черненькую. Роль последней закончена. Демон срывает с «победительницы» одежды. На ней остаются лишь трогательные трусики. Она испуганно обнимает себя за плечи. «Магистр» выхватывает что-то из складок одежды. Оранжевое пламя играет на полоске стали. Хватает девушку сзади за волосы и не дрогнувшей рукой перерезает ей горло…

Проще не поверить своим глазам. Реальное человеческое жертвоприношение. И жертва, судя по всему, не против. Робеет, конечно, немного, но она же такой ребенок… Толпа чертовски довольна, люди улюлюкают. Непоседливые демонята, одурманенные химией и авторитетом вождя – парни, девки, пышущие здоровьем и силой. Частенько, видать, устраивают «гарнизону» замка такие развлекательные мероприятия – чтобы не зачахло войско без настоящей работы…

Труп не успевает осесть на землю, его подхватывают, волокут туда, где дым. Вскоре дым рассеивается. Возникает алтарь, на котором возлежит, раздвинув ноги, обнаженное женское тело. С ног до головы оно залито жертвенной кровью. Но это другая женщина – она живая, с рыжими волосами и шевелится. Дьявольская Мадонна, порочная дева. Та, что мертвая, валяется рядом – вялым комком обескровленной плоти. До нее уже нет никому дела. Рогатый убивец подходит к алтарю, поворачивается спиной, легким движением сбрасывает с себя одежды. На нем остаются лишь блестящие сапоги и козлиная голова. Он возлегает на рыжую женщину, которая счастливо улыбается, простирает к нему руки. Толпа приходит в бурный экстаз, люди сбрасывают с себя долгополые балахоны, налетают друг на друга – мужчины на женщин, мужчины на мужчин.

Свальный грех, Содом с Гоморрой отдыхают. Рядовое явление в сатанинском мире. И не важно, костюмированное ли это представление для пуска пыли в глаза, или в этом месте действительно установлена бесперебойная связь с миром тьмы…

– Ноги моей не будет в этом зоомагазине, – бормочет Павел, сползая с гребня. – Если хочешь, оставайся, наслаждайся, можешь поучаствовать, а я, пожалуй, предпочту откланяться…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Они бежали по дороге – задыхаясь, падая, пот хлестал со лба, страх летел за ними и жалил, как рассерженный осиный рой. Метров двести, и Фельдман первым прыгнул с обочины в овраг, выбрался на ту сторону, полез по каменным глыбам на вершину утеса…

Они уходили от дороги, где их могли схватить без всяких затруднений, карабкались по каменным развалам, пока не кончились силы. Лежали, зачарованно таращась на ядовитую луну, слушали далекий шум, похожий на рокот водопада…

– Гергерт говорил, что в этом урочище имеются деревеньки, жители которых полностью находятся под влиянием Ватяну… – хрипел Артем. – Эти люди не могут покинуть урочище без его разрешения – наступит ужасная кара. Они зависимы. Крепостные – понимаешь? Кормят его людей, сторожат границы, тропы, а еще, оказывается, и девчонок поставляют для ритуальных развлечений…

– Ни хрена себе развлечения, – хрипел Фельдман, – средневековье какое-то посреди Европы… Эх, сейчас бы сюда парочку гранатометов… Топать надо отсюда, Артем – как и раньше топали.

– Опять по кругу? – возмутился Артем. – Но это, знаешь ли, уже не смешно.

– А что делать?

– Откуда я знаю? Компас надо…

– А вдруг, это самое… – Фельдман приподнялся, глаза его заблестели в темноте сумасшедшим блеском. – Останови меня, если считаешь, что я схожу с ума… Может, нам не стоит идти ночью?

– Ты думаешь?… – Артем поежился.

– Я – думаю? – надрывно засмеялся Павел. – Да я уже неделю не думаю. Сплошные инстинкты и гласы интуиции. А вдруг резонно? По ночам витают темные силы, заставляющие сбиваться с пути и возвращаться к месту… гм, постоянной дислокации. А когда день… в общем, черт его знает.

– Ну точно клиника, – застонал Артем. – Опять зарываться в яму?

– Зато безопасно, – «успокоил» Фельдман. – Готов откусить себе ухо, что в окрестностях замка нас уже никто не ищет. Дальше ищут, откуда я знаю, где? Им же и в голову не придет, что мы такие бумеранги…

Они очнулись, когда рассвет позолотил гребень скалы, похожей на притаившегося дракона. Павел страдальчески застонал, простер к небу умоляющий взгляд. Артем покосился в его сторону.

– Что, приятель, жаба давит?

– Какая жаба? – не понял Павел.

– Обычная, – улыбнулся Артем. – У тебя на животе сидит большая зеленая жаба, что доходчиво говорит о пофигизме местных земноводных и возможном нахождении в окрестностях нашей стоянки водоема со стоячей водой…

Фельдман чертыхнулся, сбросил с себя жирную тварь, поднялся, ощупывая бока.

– Нельзя так жить, Артем. Живого места же нет! Вернусь домой – полное медицинское обследование всего организма.

– Полное – дорого, – засомневался Артем, – даже если допустить, что мы выживем и я выплачу тебе жалкие копеечки… – он решил не продолжать.

– Нет у меня бесплатного здоровья, – процедил Павел, отыскал шнурок, чтобы подпоясаться, и начал возмущаться – почему оставленная без присмотра веревка всегда самостоятельно завязывается в узлы?

Несколько минут они рассматривали с ключевой сопки прилегающую местность и пришли к выводу, что засады на ближайшем километре нет. Обшарив карманы и удостоверившись в отсутствии даже хлебной крошки, перекурили, тронулись в нелегкую дорогу.

За полтора часа они одолели по прямой не больше километра, дико устали. Опять курили, лежа под скалой у подножия косогора, глядя с отчаянием, как разгорается день. О прошлой ночи старались не думать. Пространство перед склоном украшали мощные каменные менгиры – вертикальные столбы. Они вполне могли оказаться не творением природы, а реликтами первобытного искусства. Кто знает? Артем увлекался по младости лет мегалитическими сооружениями и пока еще помнил, что вертикально стоящие камни называются менгирами, группы врытых в землю глыб, перекрытых плитой – дольменами; сложные постройки из камня в виде круговых оград (вроде Стоунхенджа) – кромлехи…

– По крайней мере, мы еще на свободе, – осторожно подметил Артем.

– Где она – свобода? – фыркнул Павел. – Гуляем на длинном поводке – свобода, блин. Урочище размером с Ватикан… где я еще ни разу не был. Скоро будет граница, не волнуйся, там нас и повяжут.

– Тоже неплохо, – пробормотал Артем, закрывая глаза, – по крайней мере, нас накормят.

Когда он открыл глаза, Павла рядом не было. Он лежал на краю косогора, раздвинув ноги, как пулеметчик, готовый стрелять, и угрюмо молчал.

– Беспросветно? – поинтересовался Артем.

– Деревня, – лаконично проинформировал приятель.

Это было уже что-то. Поселение «деревенского типа» раскинулось у входа в глубокое ущелье, на берегу стремительной горной речки, вытекающей из распадка. Полтора десятка домишек, прилепившихся к обрывистому склону, грунтовая колдобистая дорога, убегающая за черный хребет, зеленый лужок в стороне от деревни, на котором паслась одинокая черная корова. Честно говоря, представление о румынских деревнях у него сложилось несколько другое. Пусть бедная страна, но чтобы до такого… В облезлых черепицах зияли проплешины, колосилась трава, фундаменты скособоченные беленые известью стены раскрошены, словно после залпа шрапнели. Никакой рачительностью и хозяйственностью здесь себя не утруждали. Кривые сараюшки, кособокие плетни, заросшие бурьяном. Посреди ближайшего огорода в черной луже между грядками лежала жирная свинья, лениво помахивая куцым хвостиком. Показалась хромая облезлая собака с оторванным ухом. Вылезла из-под сарая, зевнула, помотала головой, побрела, прихрамывая, к черной луже. Стала жадно пить.

– Несчастная собачья доля, – пробормотал Артем.

– Несчастная собачья доля – служить на границе между Северной и Южной Кореями, – покосился на него Павел, – а этой псине можно только позавидовать.

Дальнейший осмотр выявил утлые мостки на берегу реки, ржавую кабину грузовика, неизвестно каким образом занесенную в эту глухомань, и тело мертвецки пьяного крестьянина в бурьяне за кабиной. Судя по спонтанно сотрясающей его дрожи, он еще не умер. Но о том, чтобы похмелиться, пока не думал. С крыльца спустилась женщина в платочке и с ведром, направилась по тропке к реке. Ее лицо было усеяно оспинами, икры на ногах опухшие, покрытые коростами. Она медленно спустилась к воде, пристроилась на мостках, зачерпнула ведром. Неторопливо отправилась обратно. Появилась скромная девочка в платочке из того же отреза – глухое серенькое платье, деревянные штиблеты на босу ногу. Она вынесла из домика кадушку с постиранным бельем, стала развешивать на веревке, переброшенной между сараями.