Неполная дура - Дарья Калинина

— А стресс отчего? Из-за мужа переживаешь?

— И из-за него тоже. Мне кажется, он меня больше не любит.

— А сколько вы уже женаты?

— В следующем году будет десять лет.

— А! Тогда точно не любит!

— Мариша!

— Что, Мариша? Ты сама посуди, разве можно столько лет любить одного и того же человека? Ты-то сама его любишь?

— По большей части он меня просто бесит, — призналась Инна. — Даже что-то вроде облегчения испытываю, когда мы с ним поцапаемся и он наконец дверью хлопает. Раньше с трудом сдерживалась, за ним готова была бежать. А теперь только радуюсь, что несколько дней его не увижу.

— А потом?

— А потом злость проходит, и я снова по нему скучать начинаю.

— Видишь! А вот заведешь себе красивого, молодого, богатого поклонника, да начнет он заваливать тебя цветами и подарками, тогда прямо оживешь! А потом он тебя, ясное дело, бросит. И муж тебе уже таким гадким не покажется! Все-таки десять лет — это срок. И не к такому притерпеться можно.

Из всего сказанного Инна только услышала, что ее бросит богатый красавец любовник.

— Почему это он меня бросит?! — возмутилась она.

— Ну, не бросит, тогда поженитесь!

— Но я замужем!

— Разведешься!

— Но я не хочу!

Мариша рассердилась.

— Слушай! Ты уж определись, чего ты хочешь от жизни! Говорю тебе, если не муж, то все равно рано или поздно встретится мужчина, который будет лучше, моложе и богаче, чем твой нынешний. Поверь мне, так всегда бывает.

Но видя, что ее слова не возымели должного эффекта и Инна продолжает киснуть над своей чашкой, Мариша полезла в стол и извлекла оттуда заначенную коробку зефира в шоколаде.

— Угощайся!

Заметив зефир, Инна моментально повеселела. А засунув первую зефирину в рот, стала выглядеть почти счастливой. Или во всяком случае умиротворенной.

В Пушкин подруги выехали на Иннином «Мерседесе». Садясь в машину, Инна выглядела уже вполне довольной. Сказывалась съеденная ею целиком коробка зефира. Так что теперь Инне было до того сладко, что думать о плохом просто не получалось.

— Адрес этого детского дома Артем мне дал, — говорила Мариша. — Но вот что странно, он сказал, что ищет еще ссылки на Этну, но не находит.

— Какие ссылки?

— Ну, где она там училась? Где работала после учебы? Чем вообще увлекается?

— Можно и такое узнать?

— В Интернете даже школьные сочинения публикуют, — сказала Мариша. — Так что про любого человека там есть хоть одно упоминание.

— Это просто замечательно.

— Да, про всех есть, а вот про Этну нет.

— Как так? Артему не удалось больше ничего узнать про нашу Этну?

— Да, — призналась Мариша. — И честно говоря, меня это настораживает.

Детский дом, куда подруги прибыли без проблем благодаря подробным указаниям Артема, производил приятное впечатление. Дети выглядели веселыми и одеты были в яркие платьица и кофточки. Никакого унылого однообразия. На территории стояли спортивные и игровые площадки. И честно говоря, если уж существуют дети, которых не могут воспитывать их собственные родители или родственники, то лучше уж они будут жить под присмотром государства, чем болтаться беспризорниками по улицам, ночуя в подвалах и на вокзалах и промышляя мелкими кражами или проституцией.

Пройти к начальству этого учреждения подругам тоже удалось почти без проблем. На воротах стоял охранник. Пышные усы, крепкие плечи и взгляд с прищуром. Он был похож на военного отставника. Не слишком высокий чин, не выше майора. Но дело свое он знал. Для начала внимательно просмотрел документы подруг, занес их данные в толстый журнал и затем только открыл перед ними ворота.

— Машину тут поставьте, — заботливо сказал он. — Вижу, она у вас новая, да и дорогая. А у нас такие ребятишки шустрые, вмиг без колес останетесь.

— Да вы что? Дети? Воруют?

— Дурные привычки за один день не исчезают, — философски пожал плечами охранник. — Лучше перестраховаться. Или вы как думаете? Васька у нас такой есть, по кличке Котофей, его родная мать цыганам продала, в метро попрошайничать. Они его потом изуродовать хотели, чтобы, значит, люди из жалости ему больше подавали. Уже и врача — Иуду пригласили. Так Васька разговор их подслушал и удрать успел. А после этого еще год по улицам шатался. И вы думаете, что ему там розами пахло?

И дядька задумчиво посмотрел на играющих на площадке детей.

— Конечно, понабрался пацан дурных привычек. А так он верткий. И спортом увлекается. Глядишь, и забудет о своих повадках. Да и в людях научится разбираться. Кто ему добра желает, а кто только воспользоваться хочет.

— Ой, и много тут у вас таких? — содрогнулась Мариша от рассказа усатого охранника. — В смысле с травмированной психикой?

— А то! Думаете, легко это расти с мыслью, что ты на всем белом свете ни единой живой душе не нужен? Из таких детей что угодно слепить можно. Они за малую толику родительской любви и ласки на что угодно готовы пойти. Хоть на убийство, хоть на преступление.

Подруги двинулись по широкой дорожке к корпусу, где находилась администрация.

— Антонина Петровна там. А если нет, то на кухне. Или в бане. Ремонт там идет, так она каждый день с мастерами ругается, чтобы не пили. И работали шибче!

Директрису подруги нашли только через полчаса. Вопреки уверениям охранника возле рабочих, строящих баню, ее не было. Также не было ее ни в котельной, ни в жилом корпусе, ни на пляже. То есть всюду ее видели буквально минуту назад, но застать ее подругам нигде не удавалось.

— На редкость неуловимая личность! — злилась Мариша.

День выдался жаркий. Солнце поднялось высоко в небо и пекло просто нещадно. А когда они выезжали утром, то было пасмурно и прохладно. Так что оделись подруги потеплей. В плотные брюки и вязаные кофты. А теперь жалели об этом. Пока ехали, было еще ничего. В машине был кондиционер. Но вот, побегав по воздуху, подруги чувствовали, что буквально обливаются потом.

В конце концов Антонина Петровна нашлась в своем собственном кабинете. Но один взгляд на нее произвел на подруг удручающее впечатление.

— Ой! Вы такая молодая! — разочарованно вырвалось у Инны.

Антонине Петровне и в самом деле едва ли сравнялось тридцать пять — тридцать семь лет. А это значило, что она не могла лично помнить Этну. Так оно и оказалось. Антонина Петровна тщетно морщила лоб, но такой воспитанницы не вспомнила.

— А бывший директор? Может быть, она сможет нам помочь?

— Увы, с ним вам поговорить не удастся.

— Почему?

— Он умер год назад.

Да уж! С этим аргументом не поспоришь. И подруги вынужденно продолжили беседу с Антониной Петровной. Напрасно! Подруги только что портрет Этны ей не нарисовали. И ее вызывающе белые волосы описали. И высокий рост. И холодную какую-то надменную красоту. Все без толку. Директриса Этну совершенно определенно не видела и не помнила.

— Знаете, к нам ведь часто приезжают бывшие выпускники. Деньгами помочь. Или просто навестить родные места.

И заметив удивленное выражение на лицах подруг, она воскликнула:

— Да! Да! От своего собственного прошлого никуда не денешься! И для бывших сирот, которые выросли и завели собственные семьи, их детский дом — единственное место, с которым связаны воспоминания детства. А ведь они самые дорогие для любого человека.

И заканчивая свою лекцию, она добавила:

— Я это к чему говорю, многие приезжают, чтобы встретиться со своими бывшими воспитателями. И конечно, знакомятся со мной. Потом бродят по окрестным местам, вспоминая былое. Но ваша знакомая не из их числа. Сюда она никогда не приезжала. Иначе я бы ее вспомнила. Личность она, судя по вашим словам, приметная. А зрительная память у меня хорошо развита.

— Понятно, — поникла головой Инна. — Значит, мимо.

Но Мариша не собиралась так быстро сдаваться.

— Ведь должен еще существовать какой-то архив! — воскликнула она.

— М-да, — протянула Антонина.

Было видно, что мысль об архиве ей неприятна. Наверное, самой ей не очень-то хочется рыскать среди пыльных папок в поисках бывшей воспитанницы, которая последние годы и носа к ним не казала. Сама бы она предлагать помощь не стала. Но буквально припертая к стене Маришей, сдалась, поняв, что иначе от докучливых гостий ей не избавиться.

Впрочем, архив располагался как в компьютере, так и в соседней комнате. Компьютер ссылки на имя Этна не выдал. И пришлось тащиться в архив. Тут Антонина Петровна, едва переступив порог, жутко расчихалась. Нос у нее моментально распух, глаза начали слезиться. И вообще, она выглядела такой больной, что жалко ее становилось.

— Жуткая аллергия! — простонала директриса. — Это у меня с детства. Простите, но, видимо, вам придется похозяйничать тут самим. Без меня.

Подруги были не против. И заметно приободрившаяся директриса показала полки, на которых, по ее мнению, хранились папки с делами тех выпускников, кто подходил по возрасту. После этого директриса, прижимая к носу платок, моментально исчезла. Подруги принялись рыться сами. И тут же расчихались. Не у одной Антонины, оказывается, была аллергия на пыль.