Молния над океаном - Эва Киншоу

— Для его жены это был тяжкий удар?

Бенджамин посмотрел на нее.

— Тяжкий — это мягко сказано. Если кто и оказался страдающей стороной в этой игре, то именно Дэниз.

— Ты хочешь сказать, что Кэтлин Эверсон…

— При всей ее красоте и обаянии оказалась расчетливо-безжалостной, как змея? Да!

Симона какое-то время переваривала услышанное.

— Выходит, ради богатства и положения в свете Кэтлин не погнушалась разрушить чужую семью и разбить сердце брата своего мужа?

— Да, — пожал плечами Бенджамин. — Конечно, Вильям менее всего может быть назван невинной овечкой и жертвой обмана. Дэниз была единственной во всем Ванкувере, кто не знал о его бесконечных и скандальных романах на стороне. В случае с Кэтлин он просто не сообразил, с кем имеет дело. Она сошлась с ним сразу после того, как я отказался ради нее вернуться в Ванкувер, и вцепилась в Вильяма Рока мертвой хваткой.

— Неужели это была месть с ее стороны? — содрогнулась Симона.

— По крайней мере, об этом она заявила мне перед свадьбой.

— И твой брат об этом не знает?

— Скорее всего, нет, — усмехнулся Бенджамин. — Сама она ему об этом не скажет, а я не вмешиваюсь в чужую жизнь.

— Но что же произойдет спустя какое-то время — через год, через два?

— Я тоже об этом задумывался. Скорее всего, для этих двоих ситуация не так трагична. Если миссис Рок и поменяет со временем мистера Рока на кого-то еще, то только на еще более крупную акулу бизнеса. Ну а пока что она имеет все основания быть довольной своим уловом.

— Ужасно! — выдохнула Симона.

— Если это выражение сочувствия мне, то совершенно напрасное, — сказал он сухо. — Кэтлин Эверсон давно уже не существует для меня, и если я и вспоминаю о ней, то из чувства вины перед Дэниз и моими малолетними племянниками.

Симона задумчиво поморщила лоб.

— Все так, но, может быть, в глубине души ты все еще не смирился с этой потерей?

— Еще раз повторяю: Кэтлин Эверсон для меня пройденный этап, — резко сказал Бенджамин.

— Тогда почему ты шарахаешься от возможности обзавестись семьей, как черт от ладана?

— Видишь ли, Симона, я не смог изменить себя ради той женщины, и сейчас это волнует меня только с определенной точки зрения, чем, например, мои принципы могут обернуться для нас с тобой. Если честно, я понимаю, что жизнь со мной — не сахар. То, что при первом приближении кажется романтикой, на деле всего лишь тяжелый труд и множество самых непредвиденных испытаний.

Наступила тишина.

— Ты имеешь в виду детей, которые могут у нас родиться?.. Да, в этом случае будет уже не до романтики! Послушай, неужели ты так никогда и не сможешь отказаться от своего бродячего образа жизни?

— Полагаю, что нет. Тяга к странствиям у меня в крови.

— И именно поэтому ты никогда всерьез не задумывался о браке?

— Возможно. С моими застарелыми привычками было бы безответственно предлагать кому бы то ни было семейные узы.

— Тогда…

Симона смолкла. Ее снова обуяло сомнение, до конца ли правдив с ней Бенджамин, не пытается ли он списать на образ жизни иные, более серьезные проблемы?

— Ты что-то хотела сказать? — прервал молчание Бенджамин.

— Не знаю, я опять ровным счетом ничего не соображаю, — призналась она.

По губам Бенджамина скользнула улыбка — и тут же погасла.

— Теперь ты не осуждаешь меня за то, что я так долго не хотел говорить на эту тему? — настороженно спросил он.

— Разумеется, нет, — ответила мисс Шарне. — И поверь, я никому об этом не скажу…

— В этом я и не сомневался! Думаю, тебе самой не особенно приятно было выслушивать мою исповедь.

— Не в этом дело! Я теперь совершенно не понимаю, как нам поступать дальше?

— А если я пообещаю тебе, что ты навсегда останешься единственной женщиной в моей жизни, что ты на это скажешь? — Он, чуть наклонившись вперед, напряженно ожидал ответа.

Симона посмотрела на его мощные плечи, на мышцы, игравшие под тенниской, и сказала:

— Мне нужно время, чтоб все хорошенько обдумать.

— Ты мне не веришь?

— Как раз верю. Я не уверена лишь в том, что этого будет достаточно для меня. Теперь мне окончательно понятно, что и ради меня ты также не готов поменять свой образ жизни… Видишь ли, вопреки тому, что о себе говорила раньше, я, наверное, все еще верю в одну иллюзию…

— Продолжай!

Симона наклонила голову.

— Понимаешь, я, как ни глупо это звучит, по-прежнему верю в то, что любовь побеждает все. Возможно, жизнь дает не так уж и много примеров такой любви, но… — Она помолчала и пожала плечами. — Я постоянно вспоминаю, например, историю любви Эванжелины — прекрасной героини стихотворной драмы Лонгфелло или трагедию Тристана и Изольды, другие великие истории любви и в их героях нахожу тот идеал человеческих отношений, который готова безоговорочно принять…

Бенджамин сидел, не шелохнувшись, и на лице у него не дрогнул ни единый мускул.

— Ну как? Я не слишком раздражаю тебя своим романтизмом? — обеспокоенно спросила она.

— Нисколько!

— Ты бесконечно добр! За время пребывания в доме Антуана и Симоны Шарне ты невольно заразился духом филантропии и сросся с ролью доброхота.

— Симона!

Но она уже поднялась со скамьи.

— Бенджамин, спасибо, что ты мне все это рассказал, — спокойно и твердо проговорила она. — Не знаю почему, но мне стало гораздо легче. В какой-то момент я устыдилась своего собственного малодушия и решила бороться за тебя до конца. Теперь мы знаем друг друга, как самих себя, знаем наши мечты и планы.

— И что из этого следует?

— Из этого следует, что у меня хватит самообладания и выдержки, чтобы предстать перед глазами Антуана и убедить его в том, что ты для меня более не существуешь, я счастлива и довольна жизнью и все у меня еще впереди.

— Так вот к каким выводам ты пришла! — Бенджамин метнул на нее тяжелый взгляд, полный тоски и злобы.

Симона попятилась назад, споткнулась и, вероятно, упала бы, если б мистер Рок не поддержал ее.

— Я в полном порядке! — торопливо сказала девушка, но он не отпускал ее от себя. — Почему ты так на меня смотришь?

— Иногда ты просто неописуема, Симона! Ты обладаешь удивительной способностью вскружить голову, а потом словно ледяной водой окатить! Ты не задумывалась, сколько этих историй существовало в действительности? Признаться, я считал тебя более трезвой и реалистичной, чем ты оказалась на самом деле!

— Я не знаю, часто или нечасто рождаются такие люди, способные глубоко и преданно любить, — тихо сказала Симона, — но твердо верю в одно — идеалы существуют для того, чтобы к ним стремиться. Кроме того, у меня перед глазами пример моего отца, который так и не женился больше, а все потому, что не смог изжить из сердца живое воспоминание о матери. Такое случается в жизни, Бенджамин, просто надо это видеть так, как вижу я.