Капитал. Происхождение семьи, частной собственности и государства. Манифест Коммунистической партии - Карл Маркс

себя за это систематическим повышением степени интенсивности труда и превращать всякое усовершенствование машин в средство усиленного высасывания рабочей силы скоро должна снова привести к тому поворотному пункту, на котором становится неизбежным новое сокращение рабочего времени.

Г) Обесценение труда. Умножение несчастных случаев[43]

При рассмотрении мануфактуры (не применяющей машин) мы видели, что она покоится еще целиком на личных способностях рабочего – на его искусстве в управлении инструментом; мы видели, как вследствие этого создалась среди рабочих иерархия, внутреннее неравенство. Мы видели далее, что различие между мануфактурой и машинным производством заключается как раз в том, что орудие, действующее на сырой материал, отнимается из рук рабочего и прикрепляется к телу машины, так что теперь уже на этой последней, а не на рабочем лежит забота о преобразовании сырого материала, рабочему же остается только следить за ходом машины. Таким образом, продуктивность орудия оказывается уже вне зависимости от индивидуальных границ человеческой рабочей силы. В мануфактуре длительность работы орудия, ее интенсивность, ловкость и сила таковы же, как у человека, владеющего им. В крупной же промышленности человека, наблюдающего за машиной, легко заменить другим, а орудие может работать и тогда, когда человек наконец должен поесть или поспать.

Таким образом, устраняется то техническое основание, на котором покоится разделение труда в мануфактуре. Поэтому вместо характеризующей последнюю иерархии специализированных рабочих на автоматической фабрике выступает тенденция к уравнению или нивелированию тех работ, которые должны выполняться помощниками машин; вместо искусственно порожденных различий между частичными рабочими приобретают перевес естественные различия возраста и пола. Хотя машина технически опрокидывает, таким образом, старую систему разделения труда, тем не менее последняя продолжает влачить свое существование на фабрике сначала в силу привычки, как традиция мануфактуры, а потом систематически воспроизводится и укрепляется капиталом в еще более отвратительной форме как средство эксплуатации рабочей силы. Пожизненная специальность – управлять частичным орудием превращается в пожизненную специальность – служить частичной машине. Машиной злоупотребляют для того, чтобы самого рабочего превратить с раннего детства в часть частичной машины. Таким образом не только значительно уменьшаются издержки, необходимые для воспроизводства его самого, но в то же время получает завершение и его беспомощная зависимость от фабрики в целом, следовательно, от капиталиста. Здесь, как и всегда, необходимо проводить различие между увеличением производительности, вытекающим из развития общественного процесса производства, и увеличением производительности, вытекающим из капиталистической эксплуатации этого развития.

В мануфактуре и ремесле рабочий заставляет орудие служить себе, на фабрике он служит машине. Там движение орудия труда исходит от него, здесь он должен следовать за его движением. В мануфактуре рабочие образуют члены одного живого механизма. На фабрике мертвый механизм существует независимо от них, и они присоединены к нему как живые придатки. «Унылое однообразие бесконечной муки труда, постоянно все снова и снова выполняющего один и тот же механический процесс, похоже на работу Сизифа; тяжесть труда, подобно скале, все снова и снова падает на истомленных рабочих» (Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии). Машинный труд, до крайности захватывая нервную систему, подавляет многостороннюю игру мускулов и отнимает у человека всякую возможность свободной физической и духовной деятельности. Даже облегчение труда становится источником пытки, потому что машина не рабочего освобождает от труда, а его труд от всякого содержания.

Отделение интеллектуальных сил процесса производства от ручного труда и превращение их во власть капитала над трудом получает свое завершение, как мы указывали уже раньше, в крупной промышленности, воздвигающейся на базисе машин. Частичное искусство отдельного машинного, подвергшегося опустошению рабочего исчезает, как ничтожная и не имеющая никакого значения деталь, перед наукой, перед колоссальными силами природы и перед общественным массовым трудом, воплощенными в системе машин и создающими вместе с последней власть «хозяина». А потому этот хозяин, в мозгу которого машины неразрывно срослись с его монополией на них, в случае столкновений с «руками» презрительно восклицает по их адресу: «Пусть фабричные рабочие не забывают того, что их труд представляет в действительности очень низкий сорт обученного труда; что никакой другой не усваивается легче и, принимая во внимание его качество, не оплачивается лучше; что никакого другого труда нельзя достать посредством столь краткого обучения, в столь короткое время и в таком изобилии. Машины хозяина фактически играют более важную роль в деле производства, чем труд и искусство рабочего, которому можно научить в 6 месяцев и которому может научиться всякий деревенский батрак»[44].

Техническое подчинение рабочего равномерному ходу машины и своеобразное сочетание трудового организма из индивидуумов обоего пола и самых различных возрастных ступеней создают на фабрике казарменную дисциплину, которая вырабатывается в совершенный фабричный режим и доводит до полного развития труд надзора, а вместе с тем и разделение рабочих на рабочих ручного труда и надсмотрщиков за трудом, на промышленных рядовых и промышленных унтер-офицеров. «Главная трудность на автоматической фабрике заключалась в дисциплине, необходимой для того, чтобы заставить людей отказаться от их привычной беспорядочности в труде и привести их к уподоблению неизменной регулярности крупного автомата». Но трудность была преодолена, дисциплина была установлена. Кнут надсмотрщика за рабами был заменен штрафной книгой надзирателя. Все наказания, естественно, сводятся к денежным штрафам и вычетам из заработной платы, и благодаря законодательному остроумию фабричных Ликургов нарушение их законов, пожалуй, еще прибыльнее для них, чем соблюдение. Об этом Ф. Энгельс пишет следующее («Положение рабочего класса в Англии»):

«Рабство, которым буржуазия сковала пролетариат, ни в чем не сказывается с такой ясностью, как в фабричной системе. Здесь юридически и фактически конец всякой свободе. Утром в 5 1/2 часа рабочий должен быть на фабрике; если он опаздывает на несколько минут, его штрафуют; если он опаздывает на 10 минут, его не пропускают до конца завтрака и плата за четверть дня у него потеряна. Он должен есть, пить и спать по команде… Деспотический звонок зовет его с постели, зовет от завтрака и обеда. А что сказать о самой фабрике? Фабрикант здесь – самодержавный законодатель. Он издает фабричные правила, как ему заблагорассудится; он изменяет и делает добавления к своему кодексу, как ему вздумается, и хотя бы он внес в кодекс полную бессмыслицу, суды говорят рабочему: так как вы добровольно согласились на этот договор, то вам необходимо теперь исполнять его… Этим рабочим суждено с девятилетнего возраста и до самой смерти жить под нравственной и физической палкой».

Мы отмечаем здесь только материальные условия, при которых совершается фабричный труд. Все органы чувств одинаково страдают от искусственно повышенной температуры, от воздуха, наполненного частицами сырого материала, от оглушительного шума и т. д., не