Черные ангелы - Михаил Белозеров

— Эй, есть кто-нибудь?!

Было тихо и сонно, как бывает только за городом. На открытой веранде, заплетенной виноградом, вспорхнули диковинные птицы, и я понял, что в здесь никого нет. Если вы меня спросите, зачем я сюда пришел, я отвечу: 'Не знаю'. Отчаяние перешло в грусть. Мне просто хотелось посмотреть на дом, где живут счастливые люди, в частности — летчик, фамилия которого упоминалась в записях Луки. Считайте, что в данном случае я был жалким рабом интуиции. Дверь оказалась приоткрытой, и порог, как и веранда, был усыпан мокрыми листьями. На этот раз я постучал в косяк и громкого произнес:

— Эй?!

Тишина, как в Помпеях. Где-то в густых деревьях ворковали горлицы и ссорились рогоклювы. Я толкнул дверь. За ней начинался длинный коридор, ведущий в комнату, дверь которой была открыта, и в окне я увидел деревья, кусты и ажурную ограду по другую сторону дома. Пахло гнилыми овощами и прелой обувью. В тарелке на кухонном столе лежали еще теплые твороженники. Я не удержался и съел один. Твороженник пах медом. Справа по коридору находилась ванная, потом шла комната, которая судя по всему была спальней. Напротив нее вверх уходила витая лестница, и, я заглянув в большую комнату и удостоверившись, что она пуста, стал подниматься наверх. Ступени скрипели и выдавали каждый шаг. Я почему-то был уверен, что найду беднягу зарезанным. Справа от лестничной площадки — крохотная спальня на одного человека. В зеркало на меня глянуло перекошенное лицо с лило-желтым синяком на левой, то есть на правой ее половине. Слева — кабинет, где на столе к своему удивлению, я обнаружил целую коллекцию древностей: ведерки в виде голов животных, кувшины в виде уток, а на полу — медные брошки и странный кубик сантиметра три на три из обожженной глины и с треугольным отверстием в одной из плоскостей. Я повертел этот куб в руках, который оказался очень тяжелым, и был, несомненно, мне чем-то знаком. Положил его на место и спустился вниз, никого не опасаясь. Ясно было, что летчика здесь не появлялся по крайней мере дня три или четыре, потому что тропинки в саду не успели зарасти травой. Только твороженники кто-то ведь испек? Я постоял на веранде, ругая себя за то, что потратил столько времени и собрался уже уходить, как внезапно услышал звук. Точнее звука было два. Один возник у меня в 'ракушке', и я решил, что Леха одумался — оставил свою консьержку и догнал меня. В ухе кто-то закашлял, а потом механически четко, без всякой интонации произнес: 'Да вот же он… У меня мороз пробежал по коже. Я хлопнул себя по уху — речь прекратилась — и я подумал, что Лехино изобретение безнадежно сломалось. Но избавиться от него без посторонней помощи я не мог. Второй звук исходил из дома. Было похоже, что внутри двигают мебель. Потом звук в доме повторился, я и готов был подумать о какой-то мистике, когда понял, что он исходит со второго этажа. Я взвел курок револьвера и, как последний идиот, изображающий из себя ветхозаветного Рембо, на цыпочках стал подниматься наверх, держал под прицелом лестничный пролет. Я даже не знал, правильно поступаю, или нет. Меня этому не учили. Я мог написать статью, войти в кабинет к начальству, взять интервью и поболтать на любые отвлеченные темы. Наконец, мне не было чуждо сострадание к какому-нибудь бродяге или падшей женщине. Но стрелять, да еще в людей я не умел. Наверху кто-то явно сопел и кряхтел, как боров. Добравшись до верхней площадки и медленно заглянув в кабинет, я увидел человека в форме летчика, сидящего ко мне спиной и копающегося в глиняных раритетах. У него были острые волосатые уши, такие волосатые, что сверху заканчивались кисточкой. Внезапно он оглянулся, посмотрел на меня и произнес, выдувая воздух:

— Фу, как вы меня напугали!

За секунду до этого я сунул револьвер в карман. Я знал, что некультурно целиться в человека.

— Привет, — поздоровался я. — Где вы были?

— Я только что вошел… — ответил он.

— А?.. — удивился я и добавил из вежливости: — Ну да… пардон, не сообразил…

Я почему-то решил, что на втором этаже тоже должен быть туалет, который я не обнаружил, и даже еще раз огляделся. Впрочем, идти и обследовать спальню в присутствии хозяина дома было невежливо.

— Я искал вас, — счет нужным объяснить я и улыбнулся. Впрочем, я давно улыбался. Рот так и расплывался до ушей. И я никак не мог с ним справиться.

Человек понял все по-своему и дружески спросил:

— Как насчет старого доброго героина?

Лицо у него было странно неподвижным и к тому же было испачкано чем-то красным. Мне показалось, что он вообще заторможен, и списал все это на его странное заявление. Я хотел пошутить, сказав, что курю только местное 'дерьмо' — самый дешевый наркотик растительного происхождения. Но решил не усложнять ситуацию.

— Накапай стаканчик, — согласился я.

— Нет, только ржавая игла, — с усилием рассмеялся он, оценив мою шутку.

— Ты что-то празднуешь? — спросил я и подумал, что он, несомненно, болен.

— Даже сам не знаю… — ответил он неопределенно. Голова его, словно отдельно от тела, повисла в задумчивости. Он сидел в позе кучера, опустив руки, казалось что-то рассматривает на полу.

Тогда мне в голову пришла одна мысль. Я достал из кармана брелок, который дала мне блондинка, и стал вращать его на указательном пальце. Он так и впился в него глазами.

— Ты от них? — спросил он почти с испугом.

— Да, — ответил я как можно более увереннее.

— Я сделал, все, что мог, — почти истерически произнес он.

— Тебе отстранят? — спросил я. — Не отчаивайся!

— Плевать я хотел! — с облегчением воскликнул он, ободренный моим тоном. Теперь он видел во мне соратника. — Ты ведь не заложишь меня? — спросил он, кивнув на горшки.

— Нет, — ответил я, присаживаясь напротив окна, за которым раскачивались толстые ветки дерева. — Зачем? — Я еще удивился тому, что они раскачиваются, — ветра ведь не было. Голова летчика на фоне окна казалась черным пятном.

С ветвей раскачивающегося дерева на стекло окно падали дождевые капли.

— Ты знаешь, — причмокивая губами и вздыхая, как теленок, признался он, — мне все надоело…

— Представляю… — согласился я и думал, что Земля сильно отличается от Марса.

Действительно, первые полгода, я едва таскал ноги, ведь притяжение здесь в два раза сильнее.

— Ты занят легким трудом, — сказал он провидчески, и я понял, что он мне поверил. Но только во что? — Я тебе завидую. А мне приходится заниматься грязной работой, но я выполняю свой долг!

— Ты просто устал, — сказал я.

— Устал? — он потряс головой, и взгляд его стал осмысленным. — Ха! Н-е-е-т… Я не устал… Н-е-е-т… Здесь что-то другое. Я сам не знаю. Мы не должны уставать.

— Ну да, — согласился я. — С чего бы?!

— Закуришь? — он протянул самокрутку.

Только теперь я понял, что до моего прихода он скручивал ее из старой газеты.

— Я не курю 'травку', - сказал я.

— А я без нее не могу расслабиться. Плохо сплю…

— Конечно, — согласился я ему в тон. — После такой переделки…

— Не-е… не-е… — вдруг сказал он и, помолчав, заговорил монотонно: — Мы приземлились неудачно. Корабль пересек взлетную полосу и пропахал кукурузное поле. Стекло стало зеленым, и мне в ухо все время дул кондиционер. Потом все перевернулось и я очнулся среди обломков. Странно было выбираться из дыма на солнечный свет. Когда я выбрался — кабина стояла на попа, другие обломки были разбросаны по полю. В этот момент ко мне вернулись все мои сожаления и я снова стал человеком. С тех пор мне кажется, что в зеркале я вижу самого везучего человека. Меня мучает чувство вины… Они все остались там… В принципе, я ничего не должен испытывать. Может, они что-то сделали со мной не так? — он неопределенно мотнул головой в сторону окна.

— Постой, постой… — прервал я его, — когда это было?

— Позавчера… — ответил он. — В районе Черноречья.

И я выглянул в окно. Пора было убираться. Два дня назад я должен был лететь этим рейсом. Наконец, мне в голову пришла мысль, что нам с Лехой повезло.

— Вас сбили?

— Кто? — удивился он, и я подумал, что попал впросак.

— Известно, кто! — сказал я и вдруг понял, что красное на его лбу — сеть свежих шрамов, настолько свежих, что на поверхности кожи выступала сукровица.

— Нет, только не наши. Все списали на 'стержень'. — Он поморщился, как человек, который и так много объяснил.

— Тебе что не заплатили? — спросил я.

— Да, нет… — ответил он, демонстрируя мне самокрутку. — Конечно, ты прав. Ради этого не стоит… И вообще, наобещают русскому человеку… — он многозначительно кивнул на козью ножку.

Вот, чем с ним расплачиваются, понял я, — наркотиками.

— Слушай, — сказал я, — у тебя нет денег?

— Возьми там, — он махнул в сторону спальни.

Я нашел его толстый бумажник и взял две сотни.

— Возьми больше, — посоветовал летчик, — они мне больше не нужны.