Эксперт № 01 (2013) - Эксперт Эксперт

В Узбекистане преследуются и объявляются радикальными любые независимые от государства религиозные течения. Даже попытка собрать друзей дома и поговорить о религии нередко рассматривается как уголовное преступление

Фото: Максим Илюхин

Помимо потери лидеров ИДУ было ослаблено рядом внутренних расколов. Так, уже в 2002 году от движения отделилась крупная структура — Союз исламского джихада, а последующая ликвидация наиболее авторитетных лидеров регулярно приводила к сецессии мелких отрядов и группировок. В результате, по мнению некоторых исследователей, некогда грозное ИДУ сейчас уже не представляет особой силы и полностью подчиняется руководству «Талибана».

После шока 1999 года власть решила окончательно решить исламский вопрос, поэтому преследовать стали не только ИДУ, но и относительно умеренные исламистские организации, такие как «Хизб ут-Тахрир». Как и ИДУ, «Хизб-ут Тахрир» называла главной причиной проблем страны «отсутствие ислама в ее повседневной жизни», в том числе «отсутствие исламской системы правления», однако в отличие от ИДУ отрицала силовой путь захвата власти. «“Хизб ут-Тахрир” нацелена на создание халифата, но мирным путем. Эти ребята строят свой коммунизм и, как и мы, рассчитывают, что он наступит в отдаленном будущем», — говорит Аркадий Дубнов. Вплоть до конца 1990-х публикации «Хизб ут-Тахрир» практически не затрагивали местных проблем, не критиковали режим Каримова, не призывали его свергнуть, а лидеры этой организации даже вели идеологическую полемику с ваххабитами и ИДУ. Поэтому власть «Хизб ут-Тахрир» особо не преследовала, и к 1999 году в организации насчитывалось порядка 15 тыс. членов. После неудачной попытки ИДУ захватить власть неформальное соглашение о ненападении между «Хизб ут-Тахрир» и Каримовым было разорвано. «После взрывов в Ташкенте, когда выступил министр внутренних дел и произнес абсурдные фразы о том, что за взрывами стоит военное крыло “Хезболлы” под названием “Хизб ут-Тахрир”, начались тотальные аресты членов этой организации, которые шли в течение нескольких недель», — говорит Виталий Пономарев. Несмотря на то что ответная радикализация умеренных исламистов поначалу привлекла к ним новых членов (в ответ на аресты в марте 1999-го «Хизб ут-Тахрир» впервые выпустила антикаримовскую листовку, которая разошлась сотнями тысяч экземпляров), масштабные репрессии, пресечение поставок литературы из Саудовской Аравии а также ликвидация в 2002 году полутора десятков подпольных исламистских типографий загнали «Хизб ут-Тахрир» глубоко в подполье.

Новая цель

С разгромом основных исламистских структур антиисламистская кампания Ислама Каримова не завершилась. У нее просто появились новые цели и задачи. Так, узбекские силовики регулярно рапортуют о посадках членов ИДУ, «Исламского джихада» и «Хизб ут-Тахрир», о ликвидации ячеек этих организаций. Между тем у экспертов подобные отчеты вызывают большие сомнения. «Когда в 2008 году в Германии расследовалось дело о подготовке терактов, немецкие следователи приезжали в Центральную Азию для допросов осужденных членов “Исламского джихада”. И вот Ташкент из тысяч своих заключенных “исламистов” смог представить лишь одного человека, который проходил подготовку в лагерях “Исламского джихада”. К тому же он был гражданином не Узбекистана, а Таджикистана», — говорит Виталий Пономарев. «Я до сих пор не слышал, чтобы власти вскрывали настоящие ячейки “хизбутчиков”, которые занимались бы антигосударственной деятельностью, предоставляя при этом серьезную доказательную базу подобных обвинений», — вторит ему Аркадий Дубнов.

По мнению экспертов, под предлогом борьбы с радикалами Каримов просто перешел от войны с исламизмом к преследованию ислама как такового. Учитывая, что вся светская оппозиция в Узбекистане либо сидит, либо сбежала из страны (в июле Узбекистан покинула одна из последних лидеров светской оппозиции — глава партии «Свободные дехкане» Нигора Хидоятова ), Каримов считает, что лишь ислам может стать некой мобилизующей силой, способной поднять население и противостоять его репрессивному режиму. И основания для таких страхов у него есть — события арабской весны (а также опыт исламской революции в Иране) показали, что исламистам удается канализировать общественный протест даже в том случае, если политическое поле не до конца вычищено. Светские партии находили сочувствующих в основном в среде интеллигенции, тогда как значительная часть населения сочувствовала риторике исламистов. «Религиозные лозунги из серии “проще жить” и идеи социальной справедливости гораздо ближе им, чем либеральные понятия “свобода” и “демократия”», — говорит Семен Багдасаров.

Андижанское восстание 2005 года, к которому была причастна исламская группировка «Акромийя» (которая, по слухам, нашла общий язык с хокимом, главой местной администрации, Андижанской области, или, возможно, даже завербовала его), лишь убедило Каримова в правоте его опасений. Именно по­этому сейчас в Узбекистане преследуются и объявляются радикальными любые независимые от государства религиозные течения. «Ряд групп не стремится заниматься политикой, однако государство их всячески преследует. В Узбекистане даже попытка собрать друзей дома и поговорить о религии нередко рассматривается как уголовное преступление», — говорит Виталий Пономарев. Власти об этих дискуссиях быстро узнают — одним из основных институтов контроля общества в стране является институт махалли (самоуправляющаяся община, обычно в рамках одного квартала). Махаллинские комитеты не только информируют власти о событиях в своих общинах, но и передают информацию обо всех неизвестных, поселившихся в домах общины. В институт махалли, по некоторым данным, объединено более 80% населения страны. Неудивительно, что председателями махаллей зачастую назначают отставников силовых структур или людей, которые работают в тесном контакте со спецслужбами.

По словам правозащитников, человек, который хоть раз попался на «исламской деятельности», получает волчий билет на всю жизнь. Любой мусульманин, отсидевший по соответствующей статье, автоматически попадает в черный список. И даже если он выйдет на свободу, то после очередного акта насилия или просто в рамках очередной кампании он может получить новый, еще больший срок. Поэтому многие такие люди пытаются после освобождения уехать из страны. Однако, если нужно, их достают и там. Под пытками обвиняемые называют в качестве сообщников имена тех, кто живет вне Узбекистана (в частности, в России) и кому, как они полагают, ничто не грозит. Однако узбекские власти подают документы на экстрадицию. В свою очередь, наши органы предпочитают оформлять экстрадицию как обычное административное выдворение (его быстрее оформить и сложнее оспорить). Вероятно, некоторым стимулом для выдачи Узбекистану запрашиваемых им лиц является тактика неофициальных денежных поощрений сотрудников иностранных силовых структур. «Сумма зависит от страны. Например, киргизским силовикам за не очень важных людей предлагали двести долларов — просто за то, чтобы подвезли их к границе и передали узбекским коллегам. В других случаях суммы достигали нескольких тысяч и даже десятков тысяч долларов», — рассказывает Виталий Пономарев. В целом на сегодняшний день, по данным Виталия Пономарева, в Узбекистане 4–5 тыс. человек сидят по обвинению в причастности к исламистской деятельности

Шанс на ренессанс

Жесткая антиисламская кампания Каримова загнала узбекских мусульман в глубокое подполье, однако у них еще есть шанс оттуда выйти. Так, некоторые аналитики считают, что спасти узбекских исламистов смогут талибы. Ряд российских и зарубежных СМИ пишут, что если талибы придут к власти, то они займутся экспортом революции в Узбекистан. Однако другие эксперты утверждают, что эти страхи гипертрофированы.

«Тут многое будет зависеть от позиции самих пограничных с Афганистаном государств. Если тот же Узбекистан будет поддерживать своих соплеменников на афганской территории, могут возникнуть проблемы. Если же Ташкент проявит готовность договариваться, риски будут минимальны», — говорит Семен Багдасаров. По его мнению, с талибами вполне можно и нужно договариваться: «Когда в девяностых годах они вышли на границу с Туркменистаном, то покойный Туркменбаши с ними быстро нашел общий язык, на границе было тихо и спокойно. Талибы не раз говорили, что выступают за добрососедские отношения при условии невмешательства соседей во внутренние дела Афганистана. Ну и, в конце концов, в целом они являются не столько международными террористами, сколько пуштунскими националистами, и история доказывает, что пуштуны никогда не проводили экспансию вне границ своего обитания».