Предатель в красном - Эш Хейсс

какую-то ячейку в обществе, и отныне я числилась в учебном отделении. Хоть что-то!

Тест по определению стихии, к джелийскому счастью, разрешили не проходить, и я в документе поставила галочку в графе «элементалий воздуха». С моими баллами на проходном тесте путь в отдел лаборатории и стратегической разработки был закрыт, оставался только отдел боевой подготовки.

Гуляя по аудиториям, коридорам и открытым площадкам в составе группы студентов, мы исследовали учебные помещения.

В широких куполообразных коридорах окна украшали желтые витражи с солнцем шести лучей, а под ними располагалось небольшое светило двенадцати лучей. Второе солнце – имперская семья служителей. В книгах упоминались белые воины света, которые являлись приближенными исполнителями семьи солнца шести лучей Солис-ден, сидящей во главе барьерской власти на самой отдаленной от нас земле.

Несколько беловолосых новичков завороженно любовались изображением светила, купаясь в желтом свете витража. Я бы не нашла слов, чтобы описать их лица в этот момент, который словно был для них чем-то сакральным.

Один из барьеров сложил руки в молитвенном жесте и прошептал фразу на солийском языке, не опуская головы:

– Але́а… [15]

– Але́а Мартину и Дону, – прошептал студент-барьер, проходивший мимо, и я припомнила, что брат тоже постоянно говорил это слово: «але́а».

– Але́а, святой Солис, – произнесла беловолосая девушка, шагавшая навстречу, прижимая книги к груди.

К молящемуся аккуратно пристроился другой барьер и, коснувшись его сложенных рук, опустил их, отрицательно покачав головой. И я прошептала внутри себя главную истину белого города:

«В Кампусе есть только одна вера и только один бог – создатель Кампуса».

Откуда бы барьеры ни пришли, кому бы один из них ни молился – подобное не одобрялось в Кампусе. Жители города днем и ночью не переставали шептать священные слова: «Есть только закрытый мир – Кампус. Есть только один бог – Дон».

Староста прошла мимо витражей, ведя за собой группу первокурсников, рассказывая об университетской жизни:

– …Занятия эфилеанов зависят от их подвидовой черты. Барьеры чаще всего занимают библиотеку. – Она осмотрела группу. – Ну вот! Стоило нам дойти до помещения с книгами, они тут же отстали. На чем я остановилась… Ведьмы занимают лаборатории для варки зелий и разработки новых рецептов.

– Это те, что были пару этажей ниже? – перебил ее вопросом ведьмак из группы.

– Да. Ночнорожденные отрабатывают скоростные приемы и практикуются на курсах «противоведьминской обороны». Элементалии стихий и волки почти все свободное время проводят на корте.

Из центра группы раздался новый вопрос:

– А почему ночнорожденные практикуются на этой… «противоведьминской обороне»? Они же вроде союзные подвиды после освобождения от рабства гнили прошлых веков.

– Когда это ночнорожденные следовали морали в отношениях с союзниками? – язвительно спросила ведьма из первых рядов.

– Что ты там вякнула? – возмутился ночнорожденный из толпы.

– Кровососы то и дело убивают ведьм. Конечно, мы обороняемся!

– Оба подвида «хороши», – встряла староста. – У ведьм тоже есть занятия по «противоночнорожденной обороне». Так что как ночные жители, так и жители леса иногда нарушают условия союза.

– Наши предки подарили им жизнь под солнцем… И это после стольких лет рабства ведьм! Неблагодарные кровососы, – зашипела та же ведьма, и староста бросила на нее настороженный взгляд, в коем даже я смогла прочесть что-то вроде: «Полегче в выражениях».

– Ну так вы ее только древним ночнорожденным подарили, – возмутился бледный эфилеан. – Обращенные, у кого прям совсем жидкая кровь, и часа под солнцем провести не могут.

– Тупой ты, кровосос, – парировала ведьма. – Историю, что ли, не читал? Предки наши были рабами чистокровных! Кому нам еще было дарить эти возможности? Вам, низкосортным, бывшим людишкам?

– Вы же все дружненько как-то умудрились наколдовать заклинание аж на весь эфилеанский мир? Так почему обращенных обделили? Не мы же, как ты сказала, низкосортные, вас в рабство взяли? Нам могли бы свободу под солнцем подарить, а древним чистокровным – жалкие часы.

– Если бы я была в ковене, который пожертвовал собой ради этого заклинания, я бы продала душу некромантам, да кому угодно, чтобы это заклинание не дарило свободу, а всех вас сожгло.

– Мы в городе равноправия, – строго обратилась староста к ведьме. – Я, конечно, не смотритель, но если верзилы в голубых формах такое услышат, упекут за решетку по закону города. За разжигание межвидовой ненависти. За такое, кстати, мало кого милуют.

– Так что ротик свой прикрой, тина, – усмехнулся ночнорожденный студент. – Твои предки сидели в рабстве, и ты тоже окажешься взаперти.

– Ну все! – возмутилась староста. – Оба, угомонитесь. Так… так, так! Я опять забыла, на чем остановилась.

Пока я внимала оживленной перепалке, не заметила, как в моем окружении появились две незнакомые фигуры.

– Скукотища, – пробурчал один, рыжий и тощий.

– И не говори. Рассказывают одно и то же, – отозвался второй, с темными волосами.

– Так сам хотел новых студенток посмотреть! А я вообще-то уже есть хочу!

– Не гунди. Я еще никого не выбрал. В соседнем районе есть дешевая булочная. Найдем себе красоток и поведем знакомиться с городом. Ну а дальше все по сценарию.

В животе предательски заурчало, да так громко, что парочка обратила внимание на звук.

– Тоже новенькая? – спросил у меня эфилеан, говоривший о голоде. По признакам подвида он, как и его напарник, был эфилеаном воды.

Я кивнула.

– Я сказал: искать красоток, а не монашек, – съязвил второй.

– Все так плохо, ловелас, что, кроме компании монашки, вариантов у тебя не осталось? – усмехнулась я.

– Он всегда такой, – как-то неловко с улыбкой выдал рыжий, потерев затылок. – Почему в платке ходишь? Это по моде какой-то?

– Портовой, – соврала я. – У берегов ветрища страшенные, все местные в платках и шляпах ходят, вот.

Студенты переглянулись между собой и пожали плечами.

Со стороны группы раздалось громкое объявление:

– А сейчас мы проследуем в кабинеты администрации.

– Ну уж нет! – возмутился рыжий, обращаясь к напарнику. – Иди без меня, я пойду есть булки!

Мой живот снова издал урчащий звук, вновь привлекая внимание. Повисла неудобная пауза.

– Охота не удалась, – признался темноволосый и от безысходности осмотрел меня с ног до головы. – Платок снимешь? Тогда я угощаю.

– Можешь засунуть себе… – договорить не успела, меня перебил рыжий:

– Я и в платке угощу.

Снова повисла неловкая пауза, но когда живот в третий раз издал требовательный звук, напряжение спало и раздались легкие смешки.

Покинув территорию университета, мы отправились бродить по городу. Как оказалось, булочная, в которую они собирались наведаться, находилась не в соседнем районе: идти до нее не меньше двух часов.

Уж не знаю, каким джелийским счастьем, но мне удалось выпросить у смотрителя немного свободы, чтобы тот не смущал своим присутствием компанию. Однако полностью отвязаться от сопровождения не получилось, и