Хранитель историй (СИ) - Константин Нормаер

— Стойте! — крикнула Клер, испугавшись собственного голоса, который показался ей каким‑то чужим.

Сквидли повиновлся. В тишине узкого коридора было отчетливо слышно его тяжелое с хрипотцой дыхание.

— Что вам от нас надо?! — произнесла она более уверенно.

— Мне? От вас? — Сквидли рассмеялся, продолжая стоять к девушке спиной. Широкие плечи ходили вверх — вниз, будто мачты при сильном ветре.

От этих слов Клер сделалось жутко. В погоне за чужой тенью, она совсем перестала понимать, что творится вокруг. Ей захотелось просто лечь, закрыть глаза и отрешиться от всего живого.

— Мой брат выкинул книгу, которую вы ищите. Слышите меня?! Выкинул! И я не собираюсь отчитываться перед вами. Я лишь прошу покинуть Прентвиль, покинуть нашу жизнь и больше никогда не возвращаться. Ради нас с Риком, ради нашего покойного отца. Ради всего святого! Разве это так сложно? — ее губы дрогнули.

Выслушав девушку, Сквидли медленно повернулся. Его лицо изменилось: глаза ввалились, щеки опали как два пустых мешка, а на виске пульсировала огромная багряная язва. Если бы Клер не видела этого человека раньше, она бы решила, что его тело мучает какая‑нибудь тропическая болезнь.

— Вы просите то, чего я сделать не могу, мисс Джейсон. Мой путь избран, и не в ваших силах изменить маршрут. На счет книги — вы заблуждаетесь. Она все еще у вашего брата.

— Зачем вы нас мучаете? — взмолилась Клер.

— Мучаю?! — удивился Сквидли. Двумя гигантскими шагами он оказался возле девушки. В лицо пахнул запах жареного лука и горечь табака, а еще, Клер смогла различить в нем резкий дух болезни. Такой же, как у мистера Бишепа, когда тот заговорил не своим голосом.

— Вы видите эти отметины? Здесь, и вот тут, — его палец уткнулся в висок, а потом спустился к шее, и лишь в конце она увидела еще два очага экзем на обоих запястьях.

— Что это?

— Это недуг, который достался мне в наследство от вашего славного папаши. Много лет назад, он взял то, что ему не принадлежало.

— Дети не расплачиваются за роди…

— В моем мире — расплачиваются, мисс Джейсон. И я не приемлю других законов и правил!

— Клянусь, я отдам вам книгу.

— Нет, — Сквидли поморщился. — Ее должен принести твой брат. И никто другой. Слышишь? Никто другой.

Клер почувствовала невероятную слабость. Едва удержавшись на ногах, она лишь чудом не потеряла сознание. В голосе мистера Сквидли царила безысходность.

— Завтра, к полуночи, книга должны быть у меня, иначе у мистера Бишепа быстро отыщится достойная компания.

Дождь нехотя капал с черепичных крыш, а сливы в виде драконов с открытой пастью, изрыгали настоящие потоки воды. По всем предположениям непогода поселилась в Прентвиле надолго.

Клер провожала мистера Сквидли обреченным взглядом, понимая, что даже заполучив заветную книгу отца, он не оставит ее семью в покое. И вряд ли им будет уготована судьба милосердней, чем господину цветочнику.

Башенные часы пробили восемь. День пролетел с невероятной скоростью. Милостивый Дункан — покровитель времени торопился, желая быстрее очутиться на кровавом пиршестве, которое собирался устроить Скивдли, в прибрежном городке Прентвиль.

Капитанская комната была крохотной, но достаточно уютной: легкий беспорядок, пара идеально белых скелетов в холщовой одежде и полное отсутствие крыши… а в остальном, все как обычно.

Пристально уставившись на волнующееся море, Скиталец указал на обитый бархатом диван и, глотнув из фляжки, поморщился.

— А вы везунчики, сыны фортуны. Точно везунчики, сожри меня Кракен, — заявил он, и устроившись напротив Рика, протяжно закашлял.

— У вас лихорадка, мистер? — встревожено предположил Оливер.

— Мы все больны, мой друг. И все по — своему, — откликнулся моряк. — Но спешу тебя уверить — это не смертельно. По крайне мере я очень надеюсь, что не обманываю самого себя.

Поднявшись на смотровой мостик, Скиталец пристально вгляделся в туманные пряди, которые, словно морская гладь, ласкали верхнюю кромку корабля.

— Тот человек, что приходил к тебе был высок и плечист?

Вопрос моряка обрушился, словно гром среди ясного неба. Повернувшись вполоборота, он кинул в сторону Рика пристальный взгляд.

— Да, все верно. И одет, будто настоящий путешественник, неспособный усидеть на месте, и готовый пуститься во все тяжкие, ради обычного спора.

Облокотившись на деревянный поручень, моряк коротко кивнул:

— Вижу у тебя слишком много вопросов, а недоверие ко мне, больше чем пролив Одноглазого странника. Поэтому, начнем пожалуй, по — другому. Сначала я расскажу тебе свою историю, а потом ты ответишь мне той же любезностью.

Рик не долго думая, согласился. Его приятель не стал возражать. Протерев очки, Оливер внимательно уставился на Скитальца, стараясь не упустить ни слова.

… Мне трудно рассуждать о чужих мечтах, но когда я был достаточно юн, то совсем не грезил морем и дальними странствиями по неизведанным землям. Мое детство проходило близ поселка Руна, где десять раз в год устраивали речные ярмарки, на длинных, узких лодочках, которые неспешно покачивались между двумя пологими берегами. Мы жили слишком дружно, чтобы думать о плохом, пока в наш поселок не пришли Охотники за падалью. Когда в деревне заводили про них разговор, то использовали выражения: «Сухопутные крысы» или «Речные черви». В моем детском воображении, они являлись в ночных кошмарах именно в таком образе: худые, длинные с огромными кривыми носами.

Но в тот день, когда они посетили наши края, я понял, что внешний вид совсем не главное. Главным была их непомерная жестокость. Они не щадили никого на своем пути. Наши деревянные жилища горели за милую душу, словно сухая солома. Крики, мольбы о помощи и настоящие реки крови — вот то небольшое наследие, что мне досталось от детства. Из‑под меня, будто выбили опоры, отправив в свободное плавание, в океан одиночества и бесконечной боли.

Ровно тысячу дней я был рабом собственных кошмаров. Подмастерье у старого лодочника, каменщик на Серых рудниках, второй помощник мельника Руфа — жизнь разделилась для меня на бесконечные отрезки невероятно сложной, однообразной работы. С речного поселка доходили слухи, что разбойники пришли снова, и мне ничего не оставалось делать, как бежать к побережью, подальше от собственных воспоминаний.

Без еды и гроша в кармане я добрался до Люкстена. Крохотный, но весьма сносный во всех вопросах городишко, встретил меня достаточно дружелюбно. Местный кондитер в обмен на легкую работу, угостил меня выпечкой, благодаря которой я смог просуществовать еще неделю. В то время, я как никто другой умел растягивать удовольствие от еды, деля ее на сотню маленьких кусочков. Но даже при таком отношении к еде, мои запасы закончились раньше намеченного. И я вновь оказался в царстве голода. Частые головокружения и бесконечный вой в животе привел меня в таверну «Дырявая лодка». Название, сами понимаете — не очень, ну так и мне не приходилось выбирать новое пристанище. Остановившись на пороге, я вроде бы успел попросить у хозяина корочку хлеба и тут же брякнулся в обморок.