Девятый для Алисы - Дарья Волкова

сама Алиса — это, бесспорно, его личная навязчивая идея, фетиш, наваждение и черт его еще знает что. Но теперь, теперь, когда она, наполовину уже раздетая, дрожала и стонала в его руках — теперь обстоятельства их первой встречи снова вылезли на первый план. И он снова вспоминал.

Совершенно совершенное обнаженное женское тело. Разведенные в стороны руки. Пышная грудь с розовыми пятнами дерзких сосков. Узкая талия, крутой изгиб дальше вниз, округлые бедра и изящные щиколотки. Но тогда он почему-то, не иначе как по какому-то капризу фокуса внимания… а, впрочем, так наверное, устроены все мужики… хотя Михаил никогда и ни с кем эту тему не обсуждал, и, может, это он такой один извращенец… Но взгляд тогда, охватив всю фигуру целиком, зацепился там. В развилке сомкнутых бедер, где была только гладкая кожа, и где угадывалось самое начало сокровенной части женского естества. И много-много раз потом он представлял, как сведенные у нижней вершины угла линии расходятся, превращаясь… во что? Обычно на этом месте Мишка уже переставал вспоминать и фантазировать, а отдавался движениям собственной руки.

А вот сейчас у него есть шанс не фантазировать, а посмотреть. Потрогать. Поцеловать. От такой перспективы Мишу бросило в жар. Нет, это не шанс и не перспектива. Это то, что он сейчас же сделает. И до оргазма ее доведет — там. Потому что объективно в банальном возвратно-поступательном он сегодня явно не будет чемпионом — судя по тому, как его уже сейчас накрывает возбуждением. Поэтому — сначала Алиса. Сделает с ней то, о чем грезил несколько месяцев.

Пуговица, вжик молнии, джинсы соскользнули с девичьих стройных ног легко. Следом за ними скользнул вниз и сам Михаил, опускаясь на колени.

— Миша, что ты делаешь? — потрясенно прошептала Алиса. Вместо ответа Миша поцеловал женский живот. Гладкий как… как что? Как идеально отциклеванный скользяк. Гладкий, теплый.

Нежный.

А вот кружево царапнуло губы. Как можно на такую нежность — такое колючее? Немедленно снять! И он поддел пальцем узкую полоску кружева, медленно стягивая вниз. Увидел, как сильнее сжались девичьи бедра. Подул туда, на обнажающуюся кожу. Алиса вздрогнула, всхлипнула — где-то там, наверху. А Михаил потянул сильнее, и пара веревочек и треугольник кружева, по недоразумению считающиеся женскими трусами, упали к ногам с красным педикюром. На коже остались слабые розовые полоски — следы от белья. Ну разве же можно на такую нежность — такую пакость?! Надо будет купить Алиске нормальные удобные трусы…

И на это парадоксальной мысли Миша принялся медленно и не торопясь зацеловывать розовые следы от жесткого кружева.

***

Ее никогда не целовали. Нет, в самом деле. Слюнявое сопение Владимира и пахнущее виски дыхание — не в счет. И дальше лица его так называемые поцелуи не распространялись. Грудь он мял руками, а еще ниже и вовсе не спускался. Брезговал, наверное. Алиса этому только радовалась. Она и представить себе не могла, чтобы он там коснулся ее пальцами. Или, боже сохрани, ртом. Пусть уж тыкает между ног членом, к этому она привыкла, это же… как положено.

То, что делал с ней сейчас Миша, явно выходило за границы «как положено». Он целовал ей грудь. А потом его поцелуи спустились туда, где никто Алису никогда не целовал. А потом куда-то делись трусы.

Тело стало как будто из воска, и с каждым поцелуем становится все жарче. И воск плавится, плавится… Его губы что-то шепчут ей в живот, спускаются ниже. А потом восковую куклу Алису подхватывают под попу и сажают на стол — сзади жалобно звякнули тарелки, а ее бедро оказывается у Миши на плече. Ой, что же это… А потом второе.

Когда его губы коснулись ее ТАМ, восковые руки куклы Алисы стали совсем мягкими — и она скользнула назад. Тарелки упали и, возможно, разбились. А она в последний момент уперлась локтями в поверхность стола, вцепилась в края. Так ей была видна лишь рыжевато-золотистая макушка. А все остальное Алиса не видела. Но ЧУВСТВОВАЛА.

Как шершавые губы коснулись. Сначала легко и едва заметно. А потом прикосновения стали плотнее, а потом… язык. Алиса застонала. Она раньше стонала специально для Владимира. Чтобы не слышать его пыхтение и сопение. Сейчас стон сорвался с губ сам собой. Низкий. Громкий. Горловой. Потом еще. По животу прошла судорога. А Миша продолжал. Сначала нежно и едва касаясь, потом сильнее, плотнее. Алиса оторвала руку от стола и вцепилась в волосы на его затылке. Если он сейчас прервется — она умрет! Но он не останавливался. К языку добавились пальцы, что он ими делал, Алиса просто не представляла. Запрокинув лицо вверх и вцепившись в волосы на мужском затылке, она тяжело дышала, прикусывала губу, чтобы не стонать слишком громко — но это не очень получалось. Все тело, до самых кончиков пальцев на ногах горело, а там, там, где было его губы и язык, было совершенно горячо и… и так, как Алиса не представляла. Что может быть так. Что можно забыть про все, и только стонать, впиваться пальцами в мужской затылок и…. и…

Наслаждение было острым до беспамятства, она выгнулась, а потом рухнула обратно на стол. Ее бедра крепко сжали его плечи, а пальцы так и остались плотно вплетенными в его волосы. Мало ли что «так не положено». Оказывается, мужской язык между ног — это самое прекрасное, что бывает на свете.

***

— Ты как? — он наклонился над ней, придерживал под спину и смотрел. А у Алисы не получалось рассмотреть его лицо — зрение расфокусировалось и никак не возвращалась четкость, а еще…

— У меня… — она шмыгнула носом. — У меня сопли побежали. Знаешь, оказывается, у меня из носа течет, когда я кончаю.

— Да? — четкость зрения все же вернулась, и Алиса увидела, что Миша смотрит на нее ошарашенно. — А раньше… без соплей получалось?

— А раньше я не кончала.

Миша шумно выдохнул, а потом подхватил ее на руки и прижал к себе крепче.

— Можешь смело вытирать нос о мою футболку.

***

Он нес ее на руках в комнату. Алиса висела в его руках совершенно безвольно, как тряпичная кукла. Лишь уткнулась носом в его плечо. Сопли вытирала, наверное.