Тайна Дамы в сером - Ольга Строгова

Но на человека свежего и неосведомленного, тем более иностранца, явление Кости должно произвести впечатление. А тут еще Манечка, зарыдав от страха, спрячется за широкую спину рыцаря и защитника, и тому уж никак невозможно будет уйти, оставив слабую, беззащитную женщину одну.

Вот только насчет слабой и беззащитной – не перебор ли? До субботнего происшествия он, пожалуй, и поверил бы в Манечкины испуганные всхлипывания, но после… Не верю, скажет он, Станиславский не обязан всему верить. Ладно, плакать не будем, и говорить ничего не будем тоже, а будем молча стоять и смотреть. Огромными, черными, смятенными глазами… Да, вот именно! Молча! Все – взглядом! Что вы на это скажете, Станиславский?

Манечка потянулась, разминая затекшую от неподвижного сидения спину, и посмотрела на часы. Однако! Уже четверть девятого! Ну и порядочки у них тут, в стоматологии, никакого понятия о трудовой дисциплине! Так, на чем мы остановились?

Задумано неплохо, ничего не скажешь, но вот куда нам девать Лешку?

Не отправлять же его, в самом деле, к бабушке в Тулу…

– Заходите, – буркнула невыспавшаяся медсестра, распахнув наконец двери кабинета, и Манечка зашла.

Явившись минут сорок спустя на работу и швырнув отяжелевшую по дороге сумку на ее привычное место, Манечка первым делом ринулась к большому зеркалу – убедиться, что холодные резиновые пальцы стоматолога не нанесли ущерба нежному персиковому румянцу и тщательно прорисованному контуру губ. Затем она освободилась от шубки и сапог («молния» на правом, как назло, разъехалась окончательно, придется булавкой скалывать!) и проверила дорожную сумку в шкафу – как ей там, не надоело ли; ничего, милая, скоро на волю, может быть, даже и сегодня, если твоей хозяйке удастся разрешить одну маленькую проблемку…

Зазвонил телефон. Манечка, бросив на него неодобрительный взгляд, уселась за свой стол, положила перед собой чистый лист бумаги, ручку и задумалась. Телефон вякнул еще пару раз и сконфуженно замолчал.

На листе стали появляться имена Манечкиных знакомых и подруг. Некоторые из них сразу награждались двумя или даже тремя вопросительными знаками, против других рисовались знаки восклицательные, ухмыляющиеся рожицы и прочие загадочные значки. В конце списка как-то машинально, сами собой написались имена Ирины Львовны и Татьяны Эрнестовны, но Манечка, вздохнув, тут же их и вычеркнула. Сестры, конечно, помогли бы ей в любом деле, помогли бы с радостью и во всем, кроме…

Манечкины размышления прервала своим приходом Оксана Георгиевна Бельская. Вид у нее, как всегда, был цветущий; свежая, энергичная, хорошо отдохнувшая на больничном, она была полна желания общаться.

Слушая трескотню Бельской, Манечка написала ее имя на обратной стороне листа и наградила одним вопросительным знаком.

– А у вас тут, говорят, новости, да какие! – Бельская перегнулась через стол, чтобы заглянуть в Манечкины записи, но Манечка была настороже.

– Ксаночка, – сказала она, складывая лист вчетверо и глядя Бельской прямо в ее прозрачные, выпученные, как у рыбы, глаза, – а тебе разве на урок не надо? Тебя твои второклашки не заждались?

– Та ни, – беспечно отмахнулась та, – у меня ж там практикантка… Ты мне, Маруся, лучше вот что скажи: иде ж ваш гарный хлопец?

– Який гарный хлопец? – медленно преспросила Манечка. – Ах, гарный хлопец…

Тихо, вкрадчиво, почти ласково произнесла Манечка последние слова, не сводя огненного взора с новоявленной соперницы. Правая рука ее, потянувшись к узорчатому поясу на алых шароварах, нащупала рукоять дедовской шашки, левая же поднялась и поправила выбившийся из-под мерлушковой папахи вороной чуб. Манечка глубоко вздохнула, жадно втянула трепещущими ноздрями степной воздух, пахнущий лошадиным потом и близкой кровью, глянула на низкое еще солнце, на чумацкие возы у самого горизонта, приподнялась на стременах и…

– Его сегодня не будет, – отрезала Манечка, отворачиваясь от Бельской и включая компьютер.

– Ты это точно знаешь? – усомнилась Бельская. – Откуда?

Манечка усмехнулась:

– Сам мне сказал. Дела, говорит, разве что к вечеру, говорит, зайду, с тобой повидаться… А я ему – ладно, Карл, заходи, только не поздно, у меня у самой дома дел полно.

– А ты что же, зовешь его просто по имени и на «ты»? – продолжала удивляться Бельская.

Тут Манечка завела руки за голову и сладко улыбнулась.

– Да еще бы я стала ему «вы» говорить после всего того, что было…

У входной двери кашлянули. Женщины вздрогнули и обернулись.

– Ой, Аделаида Максимовна, а мы и не слыхали, как вы вошли… Здрасьте!

Директриса кивнула. Лицо у нее было бледнее, чем обычно, и выражение какое-то странное – то ли растерянное, то ли и вовсе обиженное. Голос, впрочем, был такой же, как и всегда, – тихий и бесстрастный.

– Оксана Георгиевна, – сказала директриса, – зайдите, пожалуйста, ко мне.

Бельская, хорохорясь, вздернула нос и прошла мимо директрисы в кабинет. Манечка проводила ее укоризненным взглядом, покачала головой и вернулась к своему списку.

Как и большинство людей, занятых исключительно собой, Оксана Георгиевна не отличалась особым умением читать по лицам других и угадывать их настроения. Директриса обращалась к ней вежливо и спокойно, слова ее, как всегда, носили оттенок мягкого увещевания, и уже через несколько минут Бельская совершенно уверилась в том, что этой душеспасительной беседой все и закончится.

Она выпрямилась в кресле, положила ногу на ногу и посмотрела на директрису взором прямым и открытым. На вопрос, какие меры она, Оксана Георгиевна, собирается принять, чтобы разрешить конфликт и наладить наконец отношения с родителями учеников, искренне и убежденно ответила, что никакого конфликта на самом деле нету, а это завуч начальной школы к ней придирается. Ну, есть среди родителей 2-го «А» отдельная кучка злопыхателей и клеветников, так что ж теперь, будете всему верить, что им примерещится?..

Директриса слушала Бельскую не перебивая, нахмурившись и сжав губы в тонкую бледную полоску. Бельская, не замечая этого, уносилась все дальше и дальше на волне полного непризнания собственной вины, переходящего местами в праведное негодование несправедливо обиженной честной труженицы, пока раздавшийся со стороны директорского стола странный хрустнувший звук не заставил ее умолкнуть на полуслове.

Пару минут спустя Бельская тихо и скромно вышла из кабинета, пробормотала что-то неразборчивое в ответ на вопросительный взгляд Манечки и поспешила к лестнице. Добравшись до своего класса, она отпустила практикантку и отсидела в классе все оставшиеся уроки, не выходя в коридор даже на переменах и разговаривая с детьми сдержанно, вполголоса и без обычной резкости.