Б.В.Г - Ольга Макарова

— Что такого в этой книге?

— Почитай. Когда я уеду, почитай.

— Ты все же едешь… И когда?

— Не знаю. Я взял отпуск, чтобы побыть с сыном. Он сказал, что скоро уходит, что его место в том мире, где осталась его мать. Это страшно несправедливо, но он прав… Когда он уйдет, я отправлюсь в Штаты.

— Боже… — измученно выдохнула Шура и закрыла лицо руками. — Когда же все это закончится…

На них падал снег, складываясь в сугробчики на волосах, на плечах… Костер давно погас, даже угли уже не тлели. Изваяния мертвого холода — вот кем были сейчас двое людей и двое радиксов. Скирра холод так и не задел, и пушистик все еще продолжал греть ледяные руки Миха и Дара.

Когда чуткие уши уловили шум, он поднял глаза и увидел, как, лавируя между развалинами и обломками, приближается тот самый востроносый зверь, что так напугал и удивил его еще у моря… Скирр вздохнул и решил не убегать…

…Мих очнулся, когда Рон влепила ему жестокую пощечину. И вряд ли решающим стал сам удар — нет, ему показалось, что оттуда, куда он провалился, кто-то сильный вытянул его за шкирку и встряхнул как следует.

Рон смотрела, как у племянника проясняется взгляд, как к снежно-белой коже приливает кровь… Мих возвращался, понимая, что вряд ли сумел бы это сам.

— Дар ушел, — прошептал он наконец. Замерзшие губы не слушались…

— Куда?

— Искать отца… Дара здесь нет сейчас… мы его звали, но он не возвращается… тетя Рон, верни его… пожалуйста…

В изменившемся взгляде Вероники ничего было не прочитать. Зато, казалось, само пространство заполнила исходящая от нее непонятная сила. Чистая. Никакая. Не ненависть и не любовь, а то, из чего обе они могут произойти…

— Отойдите все! — приказала Рон, и Нефью и Рая, вздрогнув, точно проснувшись от долгого сна, повиновались.

Рон склонилась над распростертым на земле Даром и взяла его руки в свои…

…Я был намерен потратить на сына весь день. Наверное, я был похож на человека, которому обещали скорую смерть: я хватал и ценил каждое мгновения, боясь что-нибудь пропустить. Да, я был похож… только смерти мне не обещали, а вот сына забрать…

Я показал ему город и ответил на тысячу вопросов; угощал мороженым, которое полюбилось ему не меньше, чем когда-то его матери… Я никогда столько не разговаривал, не смеялся, не радовался… Это был очень и очень долгий день. Я понял, почему в детстве дни такие долгие. Я понял, что когда наблюдаешь пристально, не упуская ничего, в твой миг вмещается гораздо больше, чем в чей-то еще. Так и надо жить. Чтоб потом не спохватиться, что полжизни незаметно куда-то делось.

Однако я проворонил закат. Казалось, солнце ухнуло за горизонт совершенно внезапно, и вдруг стало темно. К ночи город притих и обезлюдел. Вдали от проспекта нас встречали ослепшие фонари и темные окна. Я подумал о ночи и о Куполе закрытых небес… Это был страшный и жестокий мир, но именно он подарил мне Рон. И Дара.

Я предчувствовал что-то, но боялся дать этому предчувствию волю… когда меня окликнули, я даже не вздрогнул. Просто обернулся.

…Через ее силуэт просвечивали огоньки носящихся по проспекту машин. Это было что-то призрачное, воздушное, но с каждой секундой оно наполнялось силой и приобретало вес. Вскоре Рон стала абсолютно реальной…

— Рон… — шепнул я и протянул навстречу руки, хотя что-то в ней пугало меня и отталкивало… какая-то непонятная и странная сила…

— Не надо, Влад, — ответила она холодно. — Я пришла забрать сына… Быстрее, Дар, наше время уходит…

Дар сделал к ней шаг… и вдруг остановился. В моем сердце шевельнулась робкая надежда… Но нет: он порывисто обнял меня и, уже не оборачиваясь, пошел к матери. Невидимый ветер стер с обоих силуэтов цвета и форму, и вскоре они растворились в темноте… Мигнул фонарь, осветив кусочек улицы. Она была пуста…

Глава тридцать девятая. Иди, куда шел…

Первый вдох заставил казавшееся до этого безжизненным тело Дара выгнуться дугой. Выдох задержался на полпути и был не менее мучительным. Еще несколько минут Дар, растянувшись на земле, судорожно хватал ртом воздух, не в силах ничего с собой поделать.

Ив взял племянника на руки, как маленького, и сел с ним возле костра. Рон сразу вспомнилось время Ночи и маленький Мих… Сейчас и во взгляде, и в осторожных движениях Ива сквозили такая же бережная нежность и сочувствие. Это было поразительно, Рон поняла, что никогда не привыкнет к этим внезапным странным переменам. Временами Ив приближался к Молчаливому Убийце — идеалу клана «Невидимок», а временами… наверно, просто был самим собой…

На руках дяди Дар согрелся, успокоился и уснул. Но это был уже самый обычный сон, когда ровно билось сердце и сознание не собиралось выскакивать за какие-то мыслимые пределы…

Измученные Рая и Нефью хранили молчание. Мих, сидевший рядом со своей любимой и державший ее за руку, чувствовал ее напряжение: напряжение перетянутой струны…

Вряд ли молчание было простым. Радиксы умеют общаться без слов… Каяла не сводила глаз со своих детей, и мучительная тишина готова была зазвенеть… Неожиданно Мих осознал, что из людей только он один это чувствует: для Ива и Рон это самая обычная тишина. Как же так… как он может понимать этих «чужих» существ… Но подумал о Рае, и слово «чужие» жестоко обожгло душу…

Оффтопик восьмой. Клей.

— Вит! Ты знаешь, что они сделали?! Что эти маленькие люди сделали?! Это немыслимо, Вит! Немыслимо, слышишь?! Я ничего не понимаю…

— Что случилось, Онабу?

— Да вот я и пытаюсь понять! Этот мальчишка, сынок нашего Ройхо, побывал за пределами мира, а Рон сумела его вернуть. Как?!! Мы этого не можем!!! Мы не можем, а они могут! Они побывали там, откуда не могут вернуться Ройхо и Айна: Боги! Старшие, причем!..

— Погоди… Ройхо? Откуда ты знаешь?

— Знаю. Я тоже пытался его дозваться, вместе со всеми. И заодно понял, что сны — для всех миров общие. Они, как клей, соединяют и разделяют их одновременно. Они — преграда, в которой мы вязнем, а этот мальчишка — нет. Он лавирует в ней, как какой-нибудь из моих детей — в морской воде!

— Онабу, что происходит-то?..

— Не знаю… не знаю… На этом мирке всегда ломается судьба. Что-то произойдет, причем очень скоро. Мне страшно…

Дар проснулся в тепле целой кучи курток, и, едва пошевелившись, сразу ощутил дурноту. Но мысли, тем не менее, были ясные и, кажется, недоумевали, почему их не слушается тело…

«Мама!» — хотел радостно воскликнуть Дар, но растрескавшиеся пересохшие губы даже не пошевелились. Однако Рон все равно улыбнулась. Ясному взгляду сына, полному искренней радости. Она принесла ему кружку горячего чая, держать которую Дар, естественно, не смог…