Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов - Джон Эплби

Генрих II не сомневался, что Бекет снова попытается бежать из страны, чтобы рассказать обо всем папе или, быть может, королю Франции. Он приказал разослать по всему побережью стражников, которые должны были его перехватить. К тому же он послал Людовику VII письмо с описанием того, что произошло в Англии:

«Моему повелителю и другу, Людовику, светлейшему королю Франции, Генрих, король Англии и герцог Нормандии и Аквитании и граф Анжуйский, посылает привет и любовь.

Да будет тебе известно, что Томас, бывший архиепископ Кентерберийский, был публично объявлен преступником и изменником моему делу и осужден моим судом, где заседали все бароны моего государства, а сам подло бежал, открыто названный изменником.

Поэтому я искренне умоляю тебя не допускать человека, известного своими преступлениями и предательством, или его людей в твое королевство или позволять ему, если захочешь, получать советы и помощь от тебя и твоих [людей], как я не стал бы давать их никому из твоих врагов и врагов твоего государства, ни я сам, ни мои подданные, и не позволял бы никому делать этого.

Более того, если захочешь, помоги мне отомстить моему врагу за позор и защити мою честь, как я защитил бы по твоей просьбе твою, если бы такая потребность возникла.

Подтверждено Робертом, графом Лейстером. В Нортгемптоне»[122].

Члены Большого совета вздохнули с облегчением, узнав, что неприятное дело архиепископа отложено, хотя бы на время, и занялись делами Уэльса. Оуэн Гвинедд на севере, Рис ап Груффид на юге и большая часть принцев, имевших земли в центре Уэльса, так успешно вытесняли англичан из своей страны, что в руках короля остались лишь города Басингверк на севере и Кардиган на юге. Генрих II и совет постановили весной и летом будущего года организовать большой поход на Уэльс.

Генрих II во время своих предыдущих стычек с валлийцами усвоил одну вещь – рыцарям, облаченным в громоздкие доспехи и сидящим на тяжелых конях, с легковооруженными быстроногими валлийцами не справиться. Поэтому он заявил, что основную часть его войска должны составлять пехотинцы, и сообщил об этом письменно всем крупным землевладельцам. На этом совет завершил свою работу.

Томас Бекет тем временем сумел выйти в море и 2 ноября с тремя спутниками высадился на берег Фландрии. В тот же самый день из Дувра отплыла весьма солидная делегация. Генрих II отправил к королю Франции и папе архиепископа Йоркского, четырех епископов, графа Вильяма Эрандела, Ричарда Илчестерского, Джона Оксфордского и ряд менее значительных лиц, велев им сообщить свою точку зрения на конфликт с архиепископом Кентерберийским. Они вышли в плавание в такой сильный шторм, что, по злорадному замечанию Вильяма Фиц Стефана, с епископа Лондонского сорвало рясу с капюшоном и унесло в море[123].

Томас, облаченный в поношенную монашескую рясу, и его спутники провели первую ночь на земле Фландрии в сарае. На следующее утро они отправились в цистерцианский монастырь, расположенный неподалеку от Сент-Омера. Они шли пешком, еле передвигая сбитые в кровь ноги. Мимо них проехали два молодых человека, у одного из которых на руке сидел сокол. Томас бросил быстрый восхищенный взгляд на птицу.

«Этот человек – архиепископ Кентерберийский!» – воскликнул владелец сокола.

«Не говори глупостей, – ответил его спутник. – Как это архиепископ Кентерберийский мог оказаться здесь, да еще в таком виде?»[124]

Многие сподвижники Томаса, в том числе и Герберт Бошам, бежавший во Францию чуть раньше, присоединились к нему в Сент-Омере. Когда люди узнали, что Томас прибыл во Францию, толпы французских священников бросились засвидетельствовать ему свое почтение. Самым влиятельным из них был архиепископ Реймсский, брат короля Людовика VII.

Тем временем английская делегация получила у короля Франции, находившегося в Компьене, аудиенцию и передала ему письма Генриха II, в которых часто упоминался «Томас, бывший архиепископ Кентерберийский», словно король имел право смещать архиепископов.

«Я такой же король, как и король Англии, – заметил Людовик, – но я не рискнул бы сместить со своего места даже самого захудалого попа в моем королевстве»[125].

Английская делегация не нашла понимания у короля Людовика VII. Он заверил послов Генриха, что возьмет Томаса под свою защиту и сделает все, что в его силах, чтобы изложить его дело папе в самом благоприятном свете.

Через несколько дней французский король принял Томаса в Суассоне. У архиепископа было к тому времени уже сорок сподвижников, и все они были прекрасно одеты и имели добрых коней. Людовик принял Томаса с большим почетом и милостью и заверил его, что будет всячески ему помогать.

Конечно, Людовик VII обласкал человека, которого Генрих II объявил предателем, из желания досадить английскому королю, но при этом он испытывал огромное восхищение и уважение к архиепископу и был рад ему помочь.

Около 25 ноября посланцы Генриха прибыли к папскому двору в Сане. В присутствии папы и его кардиналов они начали излагать дело короля. Первым заговорил епископ Лондонский, который заявил, что причиной всех раздоров между королем и церковью Англии был Томас.

«Будьте же милосердны, брат мой», – перебил его папа.

«Милорд, я милосерден к нему».

«Я сказал, брат мой, чтобы вы были милосердны не к нему, а к себе».

Сконфуженный Гилберт уселся на свое место. Тогда свой рассказ начал епископ Хиларий Чичестерский, знаменитый проповедник. Он говорил очень напыщенно и очень скоро запутался в словах oportuit… oportuebat… oportuerit и наделал кучу грамматических ошибок.

«Видать, морское плавание тебя сильно утомило!» – крикнул кто-то из слушателей, и вся аудитория громко захохотала.

Тогда встал архиепископ Йоркский и сказал, что лучше всех знает характер и темперамент архиепископа Кентерберийского. Он очень упрям, заявил он, и, составив мнение о чем-то, правильное или неправильное, уже ни за что его не изменит. Только суровое наказание, назначенное папой, способно будет сдвинуть Томаса с места.

После этого слова попросил граф Вильям Эрандел, который молча стоял среди рыцарей и смотрел, как епископы, изрыгавшие хулу на Томаса, выставляют себя на посмешище.

«Милорд, – произнес он на своем нормандско-французском диалекте, – мы, неграмотные миряне, не понимаем, о чем говорят епископы. Поэтому мы должны сообщить вам, если у нас это получится, зачем нас сюда прислали. Мы приехали сюда не для того, чтобы спорить и обвинять кого бы то ни было, особенно в присутствии человека, перед волей и властью которого по праву склоняется весь мир. Мы, безо всякого сомнения, прибыли сюда, чтобы заверить вас, в вашем присутствии и присутствии всего римского двора, что наш повелитель король всегда испытывал и испытывает к вам горячую любовь и преданность».