Неприкаянные - Эйлин Фарли

Сын Картера явно был помощнее и ниже ростом. Эти спортивные штаны сгодятся вроде. Черные, с белыми лампасами. Натягиваю. Господи! Лысая башка, рубаха в красную-коричневую клетку, эти штаны. Ну вылитый правый белый радикал! Не хватает лишь подтяжек и татуировок с изображением символов Третьего рейха. Франк, увидев меня сейчас, каталась бы по полу и ржала до икоты…

Боль!

Перестань, наконец, вспоминать ее, дурак!

Мир Картера.

Так-так… Перед домом большая вытоптанная поляна. Рядом, справа припаркован древний пикап Форд серии «F» производства начала пятидесятых. Шикарная техника, если б не в таком запущенном состоянии. Обшарпанный, ржавый шедевр американского автопрома. Возле тачки — естественно, коллекция ржавых прицепов и гора шин. У Картера свое лесное ранчо. Такое большое, что забора не видать за деревьями.

— Пойдем-пойдем, — похлопывает по плечу старик.

Следую за ним. Огибаем дом. Святые угодники! Между лысых кустарников пестреют гоночные машины. Те, на которых катаются в парках аттракционов. Краска на кузовах облупилась и подвыцвела, но всё равно на фоне ноябрьской серости и белых проплешин снега они выглядят ярко. Мир Картера— музей, назначение которого — показать экскурсантам, насколько всё тленно, недолговечно. Крутое место! Вот бы вырасти здесь. Нестарый Картер в более-менее здравом уме, его супруга. Куча разных интресностей. Настоящий рай для мальчишки.

Франк.

Могла ведь она, в теории, быть моей соседкой? Подругой. Бои пиратов и королевского флота на речке. Драки понарошку. Воображаемые гонки на этих вот машинах. Лазанье в опасных местах. Вечно разбитые локти и колени с болячками. Расчесанные комариные укусы. Дом на дереве из подручного барахла. Будь я рядом с ней с самого детства, возможно, она бы не стала таким чудовищем. Я тоже был бы другим. Нам обоим не хватало свободы. И друг друга. Мы встретились не в том месте, не в то время. Не в той реальности. В мире, где душно и плохо. Каждый сам по себе. Среди массы жестоких людей. Сглатываю. Горький ком. Просто нужно время, чтобы забыть о ней. Франк. Я так ни разу и не назвал ее по имени, хотя она попросила. Просила всего один раз. Гордость. Неумение прощать. Всю жизнь я таил, копил злобу на обидчиков. С момента смерти мамы.

Надлом.

Мартин. Кто тот человек, имя которого она в тревоге произнесла во сне? Может, он ранил ее? Обманул? Неважно! Она предала меня, хотя должна была всё рассказать. Мы могли что-то придумать. Лицемерю. Нет ей прощения в любом случае! Другие парни, которых она использовала. Франк обменяла собственную безопасность на покалеченные судьбы. Снюхалась с моим врагом. Подружись мы раньше, я точно не допустил бы этого. Взросление вместе. Может, я даже стал бы её первым мужчиной. Внимательным любовником. Конечно, она бы бесила выходками, доставала каждую секунду. На время учебы в университете я мог оставить ее одну подумать. Чтоб она повстречалась с другими парнями. Постарался не ревновать.

Вру!

Жутко бы ревновал! Но мог пойти на это ради нее. Решила б жить со мной — супер! Позволял бы ей заниматься чем хочется. Любой ерундой, любым оригинальным делом. Я из тех, кто в состоянии обеспечить любимой девушке нормальную жизнь. Всё бы сделал, лишь бы она не скучала. И растрачивала неуемную энергию на нормальные дела, а не гробила здоровье.

Тяжело, больно!

Не в этой реальности. Как же мне душно без нее!

— Сынок, что с тобой?

Вздрагиваю. Картер передо мной. Вход в ангар.

— Тебе поплохело? Голова кружится? — заботливо интересуется старик.

— Нет, просто вспомнил кое-кого.

— Девушку?

— Нет, приятеля.

Не желаю отвечать на его вопросы.

Глава 29

Стеллаж с книгами, именуемый библиотекой. Почитать особо нечего. Муть одна. Корешок книги. «Расправь крылья». Что тут? Ну и дерьмовая же обложка. Похожа на буклеты, которые раздают сектанты. Голубое небо, белый голубь со светящимся нимбом. Ясно. Религиозная хрень про то, что мир устроен справедливо. Про смирение и кротость. Послушание и принятие всего, что сваливается на грешную башку.

Джина, мать твою! Она же вроде говорила, что сегодня какой-то концерт в часовне. Просила прийти. Блин! Как могла забыть? Мы были под кайфом, вот почему.

Часы высоко на стене. Три двадцать пять после полудня. Блин блинский! Есть пять минут. Три тридцать — начало, если не путаю. Наверняка персонал уже собрал психов внизу.

Бег. Коридор, ведущий к выходу. Дамочки толпятся у двери. Санитар Вуди перекрывает им путь.

— Не толкайтесь, леди! Встаньте в ряд, — громко командует.

Открытый шкаф с нашей верхней одеждой и обувью для прогулок. Эти вещи — единственное напоминание о прошлой жизни. Мой белый дутый пуховик одиноко висит на железной вешалке. Быстрее, быстрее. Ботинки вместо тапочек. Тапочки на нижней полке. Фух, успела!

Конец колонны, в которой я последняя. Спина тучной женщины. Бурое страшное пальто. Голова скрыта под шапкой такого же цвета. Катышки, торчащие зацепки шерстяных ниток. От этой «леди» пахнет протухшей капустой. Вуди открывает дверь. Поток свежего воздуха. Колонна начинает движение…

Из открытых дверей часовни слышится органная музыка. Настоящего органа там нет. Священник на репетициях использует стерео-систему. Часть зрительниц уже внутри. Запах ладана. Никогда его не любила. Он какой-то тоскливый.

Ступени, порожек, предбанник. Небольшой зал. Церковные лавки со спинками в два ряда. Сажусь слева, у самого выхода. Предпочитаю галерку. Места для двоечников и разгильдяев.

Как же скучно! Не люблю концерты из-за того, что они всегда начинаются с опозданием. Традиция томить зрителей. Сводчатый потолок. Маленький голубь с нимбом украшает центр купола. Совпадение. Мистика. «Когда голуби плачут»[45]. Песня Принса[46]. Обожаю его!

«Разыщи, если хочешь, снимок,

Где мы с тобой обручены поцелуем»…

Слушала эту песню в вечер после ссоры. В вечер, когда приняла решение.

«…Как ты можешь оставить меня

Одного в этом мире, который так холоден?

Может, я слишком требователен,

Может, я просто как мой отец — слишком дерзок.

А может, ты просто как твоя мать,

Которая вечно недовольна.

Почему мы кричим друг на друга?

Звучит так, будто, голуби плачут…»

Слеза скопилась в уголке глаза. И потекла по щеке. Ноющая тоска! Если б Господь был милостив, то он бы забрал меня…

— Видишь того придурка, детка? — кивнул Келли в сторону долговязого парня, сидящего в одиночестве за столом в столовой.

Роберт Грэйвз. Хмурый, презирающий всех тип.

— Что притихла, любимая? Думаешь, он тебе не по зубам?

— Заткнись! — прошипела.

Да, казалось,