По ту сторону черной дыры - Дмитрий Беразинский

— Да, ты на ощупь совсем другой! Неудивительно, что Настя… — она не закончила фразу, повернулась и убежала.

— Как меня обнять, так две недели решался, а двоюродную сестричку лапать — это всегда пожалуйста! — капризно проворковала Анастасия, прижимаясь к нему. Внезапно Мурашевич хлопнул себя по лбу.

— Ой, Андрюха! Я же совсем забыл — Львов сказал, чтобы ты сразу после салюта шел в санчасть. Тебе нельзя еще так много ходить. И пить, и есть, и прочее, — Володя лукаво посмотрел на приятеля.

— Хорошо, — согласился Волков, — пойдем.

Взошла луна. По дороге шли пятеро молодых людей и с наслаждением вдыхали вечерний воздух. Будущее было пока безоблачно, прошлое — непонятно где, а спирали истории гнали Старика-время вперед — к недоступному краю мира.

Глава 14.

Три дня спустя в лесу затерялась небольшая группа, возглавляемая начпродом — майором Галкиным. Люди пошли за грибами. Тут и сыграла с Сергеем Васильевичем дурную шутку его наследственность.

Его дед — Петр Галкин — был прямым потомком Иисуса Навина, легендарного библейского героя. Страсть к путешествиям неотступно преследовала их династию. Любимым занятием Петра Галкина было водить белополяков по полесским болотам в поисках партизан. Проводник из Галкина был никудышный — в деревне его выгнали из пастухов. Стадо никогда не возвращалось домой — максимум, пятнадцать процентов наиболее упорных, да еще десять находили деревню самостоятельно по азимуту.

Но поляки — люди, вообще, очень доверчивые. Увлекаемые проводником, они вязли в топи, как мухи в патоке. Люди не коровы. Пришлось белополякам, скрепя сердце, повесить Петра на суку корявой ивы. Сиротой остался маленький Вася Галкин. Мать повесили солдаты кайзера Вильгельма за то, что когда её попросили нарисовать как добраться до соседней деревни, она ошиблась, и полвзвода утонуло в выгребной яме за огородом.

Василий рос смышленым мальчиком. К шестнадцати годкам закончил Нахимовское училище, стал его гордостью, сдав на «отлично» лоцию и навигацию. Великая Отечественная война застала его в Таллине. Мечтая отличиться в морских баталиях, паренек нанимается лоцманом на немецкий линейный корабль «Дер Вератер», на котором вступает в связь с дочерью капитана — фройлян Кирхнер.

Василий, управляя кораблем в кромешной тьме и постоянном тумане, зарулил в Тронхейм-фьорд. Высадившись на берег, оккупанты принялись вырезать мирных норвежских жителей. Когда туман рассеялся, оказалось, что произошла ошибка, но было уже поздно — город Тронхейм оказался в лапах нацистов. Лоцмана призвали к ответу, говоря, что согласно диспозиции они должны были быть в Мурманске, но в ответ на упреки капитана, Василий равнодушно заявил:

— Майн готт! Захватим и Норвегию — отличные луга!

Кляня идиота-лоцмана нехорошими немецкими словами, штандартенфюрер Кирхнер загнал своих доблестных орлов обратно на корабль, и приказал идти на полных оборотах к Мурманску.

Разворачиваясь, Вася зацепил кормой за брекватер, и линкор дал течь. Осмотрев пробоину, Кирхнер понял, что боги отвернулись от него. Он вынул из кобуры «парабеллум», и застрелил гордость мореходки на месте.

— Никогда не доверяй нахимовцам! — пробормотал штандартенфюрер, пуская себе пулю в лоб.

Май 1945 года. Советские солдаты выкуривают из роскошного особняка семейство Кирхнеров. Взгляду запыленного майора предстает очаровательная немка с трехлетним карапузом на руках. Фрау что-то тараторила на своем прусском наречии. Переводчик поведал майору, что эта женщина утверждает следующее: пацан — сын русского героя — Василия Галкина, который в одиночку потопил немецкий линкор.

— Ya, Ya! Vasily Galkin! — повторяла немка, как попугай, — Pif-paf!

— Чего? — не понял майор.

— Расстреляли Василия, — пояснил переводчик.

— Ах, ну конечно! — вздохнул красный командир, — за линкор у них высшая мера.

Он решил взять мамашу с сыном в СССР. Оставлять ребенка предполагаемого Героя Советского Союза в Германии было нелогично. Привез майор их в свой родной Новогрудок, да и сдуру женился на красавице Берте. Загнала она его в гроб своей немецкой педантичностью через десять лет, а сама полностью посвятила себя воспитанию сына.

Сергей закончил с отличием школу, затем МВИЗРУ, но был почему-то направлен в часть «Бобруйск — 13», где и дослужился до майора. Выше его не отпускал Рябинушкин, который очень ценил Сергея Васильевича, шутя поговаривая:

— Вот уйду я на дембель, Серега, тогда займешь моё место, — и при этом хохотал во все горло. Рябинушкин был младше Галкина на два года. Им давно была пора на пенсию обоим, но неразбериха в республике сохранила кормушку и шефу, и заму.

Жена, Алевтина Тимофеевна иногда в сердцах обзывала его неудачником. Галкин молча слушал ее тирады, а затем как бы невзначай спрашивал:

— Мать, что у нас сегодня на обед?

— Шашлык по-карски, — не понимая, о чем речь, отвечала супруга.

— А завтракать чем мы изволили, что-то не припомню?

— Кашей гречневой с сосисками.

— Так… А ужинать чем будем?

— Карп в желе.

— Ну не знаю… не знаю… Тина, может тебе дубленку купить?

— Да у меня их три!

— А может нам стоит квартирку подремонтировать…

— Глаза разуй! В прошлом году под «евро» все сделали!

— Дык что же ты, сучка, меня достаешь! — вскакивал и делал страшные глаза Сергей Васильевич, — может тебя для полного счастья плетью разок вытянуть? А!?!

Затем оба шли на кухню. Жена тянулась к шкафчику за валерьянкой, а Галкин к холодильнику — за водкой. Полечившись таким образом, ни затем сидели на диване и слушали «Лунную сонату».

Пропали грибники. Не вернулись вечером пять человек: Галкин, Малинин, Знак и жены двух последних. Об этом утром и доложила Норвегову Алевтина Тимофеевна.

— А почему, извините за любопытство, вы не с ними? — спросил командир базы.

— Да я бы с ним к подруге в соседний подъезд не пошла бы — заблудилась! Такого Сусанина свет еще не видывал! Хотела бы я знать, как он с работы домой добирается?

— На машине, Алевтина Тимофеевна, на машине. А может они с ночевкой?

— Да нет же! Они собирались часок побродить около городка — грибов насобирать. У Малинина вчера был день рождения. Сорок пять годков стукнуло.

— Да! Дела… — протянул полковник, — придется вызывать «Бойскаута».

«Бойскаут» — так прозывался на базе старший прапорщик Мухин, всю свою бурную молодость проведший в разведроте. Отпуска он проводил в тайге, как он выражался, «охотясь на комаров».

Позвонили ему, но трубку никто не снимал.

— Или на «очке», или пьян в стельку, — констатировал Норвегов.

Жены у Мухина не было. Ни одна женщина не смогла привыкнуть к его проспартанской обстановке. Из мебели в квартире у него было всего: телефон, полуторалитровая пластмассовая бутылка с водой, да охапка сена, на которой спал хозяин. Завтракал и обедал он в солдатской столовой, а на ужин вообще мог поймать себе жирную крысу и устроить целое пиршество.

Вдобавок, он крепко и на всю жизнь побратался с «зеленым змием», и его основной исторической сущностью, в особенности по утрам, стала борьба с похмельем.

Как— то, подвергнув свои утренние ощущения классификации, он определил двадцать видов бодуна. Вот некоторые из них:

1. Легкое недомогание после «Столичной»;

2. Приятная истома после «Кристалла»;

3. Сухость во рту после массового приема сухого вина;

4. Тяжко налитая голова после чернила;

5. Великая сушь после спирта «Роял»;

6. Очумение от смеси водки с пивом;

7. Частичная потеря памяти после коктейля из шампанского, водки и «зубровки».

Заканчивался этот список перлом: «Ощущение прострации, связанное с принятой накануне смеси зубного эликсира с гуталином».

Недомогание, овладевшее Леонидом Ивановичем в это отвратительное утро, грозило вписаться в вышеупомянутый каталог под номером двадцать один: «жуткая мигрень, как следствие принятия огромного количества водки, разбавленной спиртом». Лучи восходящего солнца осветили не рожу, не морду и не харю. Выражение муки, застывшее на челе Мухина, давало сто очков форы выражению лица Иисуса Христа, изображенного на распятии. Если бы, сохранив это выражение, старший прапорщик сел бы где-нибудь у храма просить милостыню, он обеспечил бы себя на всю оставшуюся жизнь.

С усилием разлепив глаза, он стал прикидывать, где бы ему опохмелиться. По этой части он был докой. Ходили слухи, что однажды в таком состоянии он продал за сто долларов бобруйским цыганам коня на колесиках.

Раздался звонок в дверь.

— Карамба! — выругался Леонид Иваныч и пошел открывать. На пороге стоял Норвегов. В руках у него был полиэтиленовый пакет.

— Здорово, Иваныч! Нам нужна твоя помощь, — Мухин не сводил завороженного взгляда с пакета. Заметив это, Норвегов извлек оттуда бутылку водки и кольцо колбасы.