По ту сторону черной дыры - Дмитрий Беразинский

Игумен ехать наотрез отказался, приводя в оправдание своё хилое здоровье. Но как он признался Шуре Лютикову за рюмочкой сливянки, ему захотелось продолжить отдых. Шура прослезился и угостил местного понтифика горбушей. Они расстались очень довольные друг другом. Шура договорился поменять десять тонн капусты на двести пудов (двадцать берковцев) ржаной муки и пять бочек меда. Святой отец проявил также восторг, отведав консервированной перловой каши, сдобренной сухожилиями каких-то копытных. Он спросил, для чего это предназначено.

— На случай войны! — брякнул начальник склада и тут же подумал: «Действительно! Теперь то оно нахрена!»

Игумен сказал, что готов обменять эту кашку на сукно и войлок, либо солонину.

— Что, каша понравилась? — жирная харя Лютикова расплылась в улыбке.

— Буду кормить ею моих иноков во время Великого Поста.

— Ну, это жестоко, святой отец! — заохал старший прапорщик.

— Зато богоугодно! — отрезал тот.

Ратибор, одетый в новый камуфляж, трепался о чем-то с подполковником Семиверстовым. Рядом с ними стояла дочь подполковника — Татьяна. Она чего-то ожидала, а чего — стало ясно, как только подъехала «Волга» Норвеговых. Татьяна сразу призывно замахала рукой Андрею-младшему.

— Вон Таня тебе машет, — обратила в нужную сторону внимание сына Елизавета Петровна, — иди к ней, сынок. Нехорошо заставлять женщину ждать.

— Ладно, я пошел, чао! — Андрей направился к подружке.

— Взрослая девушка, что ей нужно от этого, почти ребенка? — вздохнула мать, — ей-то уже двадцать один год — замуж хочется!

— Мам, любовь у них! — захихикала Полина.

— Молчи, бесстыжая! — укорила дочь Елизавета Петровна.

— Глядите, как Вовка вырядился! — воскликнул вдруг Андрей.

К столам сквозь толпу протискивался Мурашевич, таща за руку Дуню. Оба были одеты, как сказал бы диктор Центрального телевидения, выгнанный в свое время с курсов этнографии, «в национальные костюмы».

Кафтан Володе еще нашли, а вот шаровары пришлось в срочном порядке шить. В этом наряде он был похож на Сварога — легендарного бога вселенной, который сошел на землю в облике сурового и непреклонного мужа.

Одетая в точно такой костюмчик, только женской вариации, Дуня со своей туго заплетенной косой олицетворяла богиню весны и любви — Ладу. На голове «богини» красовался миртовый венок. На изготовление этого венка было израсходовано три пачки лаврового листа. Евдокия распространяла вокруг себя аромат супа «харчо» и ощущение вечного праздника. Вокруг них сновали юноши и девушки, наряженные посланниками Сварога: Леля и Полель, Переплут и Тур, Зюзя и Карачун.

— Привет древнеславянскому пантеону! — сказал со смехом Волков.

— Это что! — отозвался Мурашевич, — где-то тут шатается группа скандинавских богов. Сметанин заделался под Одина, Горомыко — под Тора. Роль Видара исполняет Абрамович, а Локи — Шура Лютиков.

— А Фрейя у них есть? — спросил Андрей.

— Есть! И ты знаешь, кто это?

— Худавая?

— Ай, куме, та вы знали! — притворился разочарованным Володя, — ходят с Одином в обнимку! Особист от такого срама заперся в своей квартире и отключил телефон.

— И в чем их основная задача?

— Ходят по толпе, требуют эль, но соглашаются и на простую водку. Время от времени кричат «Тролль таки ю олл!»

— А что это значит?

— Аналог нашего «чтоб вас черти забрали!» Кстати, а где Настя?

— Настя, поворотись, тебя не видать! — попросил Андрей, тронув за плечо девушку, которая стояла рядом с ним.

— Да погоди ты! — отмахнулась она, что-то разглядывая.

— Чего… — раскрыл рот Мурашевич, — Настя, это ты?

Она наконец обернулась.

— Нет, это черт с болота! — ответила ехидно она, — ха-ха! Да ты просто красавец!

Володя покраснел.

— По-моему, здесь с тобой никто не сравнится. Кроме моей очаровательной гаубицы…

— С меня идея! — заявил Андрей, — где-то здесь бродит капитан Селедцов с фотоаппаратами. Нам необходимо сфотографироваться.

— Селедцова искать не нужно, Андрюша, — раздался сзади немного картавый голос, — ба! Что я вижу? Натуральный парадокс близнецов! Андрей прав — это необходимо запечатлеть для истории. Отойдем в сторонку!

Их сфотографировали на фоне «Волги». Андрей и Володя по краям, а сестры в центре. Селедцов насиловал «Зенит-ТТЛ», забегая из разных позиций, а по завершении сказал, что сделает два снимка из «Поляроида», ибо нетерпение молодежи понятно старенькому капитану.

Праздник начался грандиозным тостом в честь Андрея. Затем мяли бокалы за Мурашевича. Третий тост провозгласил капитан Малинин, и все заулыбались, наблюдая, как он самозабвенно пьет из горлышка. Его любовь к женщинам была общеизвестна, и её не могли прекратить никакие причины. Позднее он, уже изрядно нахрюкавшись, пытался исполнить «Я хочу быть с тобой» Вячеслава Бутусова, подыгрывая себе на гуслях. Посередине песни он уснул, и его супруга, позвав на помощь двоих «архангелов» из резервной команды, отправила его с ближайшей оказией домой.

Переусердствовал с зельем и игумен. Пьяненько хихикая, он благословил обе пары: Андрея с Настей и Володю с Дуней. Затем, натолкнувшись на целовавшихся Сметанина и Софью Николаевну, благословил заодно и их. При этом он дико извинялся, что забыл в монастыре икону пресвятой Богородицы, что как только келарь доставит сей атрибут, таинство будет совершено по всем правилам.

Когда стемнело, был дан салют двадцатью залпами из двух орудий, стоящих на боевом посту в Бобровке. Все тихонько смотрели на это прекрасное зрелище. Почти протрезвевший отец Афанасий стал на колени и, крестясь, смотрел на распускающиеся цветы салюта. Ратибор стоял рядом с Ильиничной, задумчиво положив руку ей на плечо. Единственная незамужняя дама из городка, похоже, нашла свою половину. Рядом с ними стоял младший брат Ратибора — Алексий. Они с супругой стояли обнявшись и, глядя вверх, заново переживали молодость. Где-то поблизости их дочь — пятнадцатилетняя Мара что-то оживленно нашептывала долговязому Воробьеву. Санька хмурился и невпопад кивал головой. Затем, когда разомлевшая девица попыталась его поцеловать, в ужасе вырвался и убежал.

Алкоголь притупил страхи и фобии поселян. Они целый вечер гуляли по городку точно по музею, заходили в гости, где их дискомфорт отступал окончательно благодаря доброжелательности хозяев и потреблению специальных напитков. Языковые, а более смысловые барьеры тоже постепенно терялись в омуте общения. И только Мара бродила по городку с глазами полными слез.

После того, как салют закончился, на плачущую девчонку наткнулась Полина и привела ее в компанию. Там Мара, захлебываясь от слез, поведала о своем горе.

— Лучше бы тебе, девочка, забыть о нем, — посоветовал ей Андрей.

— Но ведь он такой красивый! — снова зарыдала она.

— И это у него единственное достоинство, — произнес Мурашевич, — к тому же, мужик не должен быть смазливым. Послушайся лучше совета Андрея.

— Но почему! — закричала Мара.

— Действительно, почему? — спросила и Дуня. Володя смутился.

— Андрей, ты старше. Объясни им — я теряюсь.

— Понимаете, девочки, — откашлялся Волков, — он «голубой». Гомосексуалист.

До Дуни начало доходить.

— Он, что, не может быть с женщиной?

— Да! — запыхтел парень, — но не по той причине, по какой ты подумала.

— А по какой? — спросили хором три девушки, кроме, естественно, Полины.

— Он предпочитает мужчин, — сказал Володя.

— Да они просто смеются надо мной! — возмутилась Мара.

— Нет, малыш, не смеемся, — вздохнул Андрей.

— Да как так можно? — удивилась Настя.

— Можно. В задницу, — цинично пояснила Полина, — по строению тела он — обычный мужик, но своим мужским естеством он пользуется лишь в туалете.

— Ну ты, сестренка, даешь! — покачал головой Андрей, — снимаю шляпу. Парень должен был родиться девчонкой — ишь, какая харя смазливая!

— Вы нас точно не разыгрываете? — осторожно спросила Евдокия.

— Лучше бы разыграли, — тихонько ответил ей Володя, — судя по всему, девочка крепенько втрескалась.

— Наверное, не разыгрывают, — отвечала, подумав, Мара, — то-то мне все время казалось, что я с подружкой дурачусь.

— Что, значит дурачусь? — в ужасе всплеснула руками Настя, — и с какой-такой подружкой?

— Настя, перестань! — скривилась Дуня.

Андрей приобнял Мару и погладил ее по голове.

— Ничего, моя хорошая, ты еще до безобразия молода — найдешь себе другого парня, — она на миг крепко прижалась к нему, а затем резко отстранилась.

— Да, ты на ощупь совсем другой! Неудивительно, что Настя… — она не закончила фразу, повернулась и убежала.

— Как меня обнять, так две недели решался, а двоюродную сестричку лапать — это всегда пожалуйста! — капризно проворковала Анастасия, прижимаясь к нему. Внезапно Мурашевич хлопнул себя по лбу.