Драконий родич - Энн Маккефри

— Хранить тайну и не лезть на глаза — разные вещи, — чопорно произнесла Нуэлла, но тут же захихикала. — Или, так сказать, в уши. Я не могу видеть, но слышу лучше любого в кемпе. И чую, кстати, тоже.

Киндан ничего не сказал, и Нуэлла продолжала:

— Я слышала, о чем вы говорили. Я хотела помочь вам, но меня никто не пригласил, и к тому же обо мне никто не должен был знать, так что…

— Так что ты спряталась и слушала, — закончил Киндан.

Он улыбнулся Нуэлле… впрочем, улыбка замерла у него на губах, когда он сообразил, что она ее не видит. Но вдруг девочка подняла руку к его лицу, нашла губы и легонько провела по ним кончиками пальцев.

— Люди думают, что нельзя услышать, как кто-то улыбается, — сказала она, всё так же прикасаясь пальцами к губам Киндана. — Может быть, услышать действительно нельзя, но я всё равно как-то это чувствую. — Она отняла руку. — Я всегда думала, что у тебя должна быть хорошая улыбка. Я оказалась права.

— Спасибо, — сказал Киндан, чувствуя себя немного неловко. Он прикоснулся к собственным губам, словно никогда раньше их не ощущал. — Но мне нужно переодеться к Встрече. Давай посмотрим, что можно сделать для тебя.

В конце концов, они обратились к корзине с одеждой арфиста. Пестрая одежда и шляпа придали Нуэлле такой облик, что она вполне могла сойти и за обитательницу кемпа, и за спутницу торговцев. По совету Нуэллы Киндан наложил ей на лицо немного грима, чтобы затемнить цвет кожи.

— Не забудь несколько флейт, — сказала девочка, когда они уже направились к двери.

— Я не играю на флейте, — возразил Киндан.

— Зато я играю, — с усмешкой ответила Нуэлла.

Они пришли, когда в большом зале уже собирался народ. Мастер Зист и Тарри сидели в углу, а перед ними стояло блюдо с лучшими лакомствами, испеченными Миллой, и кувшин прекрасного кла. Увидев спутницу Киндана, мастер широко раскрыл глаза. Киндан взглядом успокоил своего наставника, а арфист ответил ему гримасой, означавшей «на твоем месте я не стал бы этого делать».

Киндан помог Нуэлле забраться на тот самый стол, на котором сидел накануне вечером, играя на барабане, усадил девочку на табурет чуть подальше и расставил барабаны.

— А теперь, Нуэлла, я хотел бы послушать твою флейту, — сказал Киндан.

Нуэлла с готовностью заиграла короткую живую мелодию. Мастер Зист вскинул голову, заметил Нуэллу с флейтой и пронзил Киндана еще более встревоженным взглядом. Когда мелодия закончилась, Киндан повернулся к Нуэлле.

— Это было великолепно. И много еще ты знаешь?

— Лучше всего у меня получается эта, — призналась Нуэлла. — Но я разучивала с мастером Зистом еще четыре.

Киндан кивнул своим мыслям.

— Что ж, в таком случае я заставлю тебя поработать. Я начну на барабанах, а когда устану, попрошу тебя сыграть одну мелодию. Тебе придется играть не больше одной своей вещи на мои три. Ты с этим справишься?

— Справлюсь, — ответил Нуэлла. — Но мне никогда не приходилось играть подолгу.

— Ты поймешь, что можно играть бесконечно долго, если, конечно, позволять себе хороший отдых время от времени, — заверил ее Киндан.

Нуэлла улыбнулась, и Киндан изумился тому, насколько она похожа на брата. Только она была гораздо красивее. Ее ярко-голубые глаза прямо-таки засветились, когда губы девочки растянулись в улыбке.

Киндан наклонился к ней и прошептал на ухо:

— Иногда мне придется оставлять тебя одну на некоторое время, чтобы я мог послушать, что люди говорят. Часто бывает, что люди, когда их никто не слушает, говорят такие вещи, какими никогда не поделились бы с арфистом. — Нуэлла кивнула.

— Жаль, что здесь столько народу, — сказала она. — Я могла бы услышать намного больше, чем ты.

— Готов поклясться, что так оно и есть, — согласился Киндан. — А если ты будешь слушать, пока я играю, а потом рассказывать мне, я буду тебе очень благодарен.

— Договорились.

Первый час прошел просто замечательно. Мастер Зист взглядывал на Киндана лишь для того, чтобы подбодрить мальчика жестом или улыбкой. Флейта Нуэллы оказалась огромной подмогой для Киндана, который мог шнырять в толпе, состоявшей главным образом из женщин и подростков, и подхватывать тут и там лакомые кусочки сплетен.

Он с удовольствием выяснил, что все только и говорят, как повезло Даре: под ее кров, мол, поселили сразу четверых учеников. Единственной недовольной оказалась сама Дара, которая, как Киндан и ожидал, уже выяснила, что Тарика нисколько не обрадовало массовое вторжение в его тщательно охраняемую личную жизнь. Киндану пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться при мысли о негодовании Тарика.

Получив тяжелый поднос со всякими лакомствами и кувшин холодной воды от благодарной Миллы («А кто эта прелестная девочка, которая играет вместе с тобой?» — «А-а, эта? Она из торговцев»), Киндан вернулся на сцену, чтобы начать очередную пьесу. Но едва он начал постукивать по барабану, постепенно усиливая звук, как почувствовал, что Нуэлла у него за спиной вся напряглась. Он быстро оглянулся и увидел, что она принюхивается, чуть раздувая тонкие ноздри. В тепло помещения ворвалась струя холодного воздуха снаружи: со смены возвратился Наталон. На плечо Киндана легла легкая рука; Нуэлла наклонилась к нему.

— Он сначала переоденется, — сказала она. И тут же в ее голосе зазвучала радость. — Зенор пришел!

Действительно, в этот момент в зал вошел Зенор. Он начисто отмыл лицо после работы. Рядом с ним шла мать, ведя за руки младших сестер. Он приветственно помахал рукой Киндану и зашагал было к скамье, стоящей возле дальней стены, как вдруг сообразил, кого видит, и резко повернулся к музыкантам.

— Он увидел меня, да? — прошептала Нуэлла.

Киндан мог только кивнуть, что — как он мгновением позже сообразил — можно было и не делать, но Нуэлла, вероятно, уловила его движение. Она сняла руку с его плеча и бесшумно вернулась на свое место.

Да, похоже, вечер действительно будет очень интересным, подумал Киндан.

— Ты что, совсем спятил? — прошипел Зенор Киндану, как только сумел отвязаться от матери.

Пока Нуэлла исполняла очередное соло на флейте, Киндан снова спустился в заполнявшую зал толпу, которая стала заметно гуще.

— Или, может быть, она?

— Зенор, но ведь никто, кроме тебя, ничего не узнает, — ответил Киндан. — Мы ее загримировали, сделали лицо темнее, убрали волосы, да и со сцены она не сходит. Торговцы решат, что она одна из нас, а горняки будет думать, что она одна из них.

— Ты что, надеешься, что и отец с матерью ее не узнают, так, что ли? — сказал Зенор, нахмурив лоб. — А уж если Тарик узнает…