Глаза ребёнка - Ричард Паттерсон

— Как будто, если ты сенатор, женщин можно менять как перчатки, — резко оборвал ее Крис. — Просто выбираешь какую-нибудь посимпатичнее или более искушенную в любви, или же страстную путешественницу с дипломом магистра истории искусств, чтобы, когда Карло повзрослеет, отправиться с ней в Лувр, о котором она расскажет куда интереснее тебя самого. Черт побери! — пылко продолжал он. — Твоя мать права в одном — мне сорок шесть лет. В этом возрасте я уже могу трезво оценить свои чувства по отношению к тебе. — Паже сделал паузу. — Нас разделяет единственное обстоятельство, что шесть лет назад ты стала женой Рикардо Ариаса. И где же, скажи на милость, мне найти другую такую женщину. Которая понимала бы меня, когда я разговариваю с ней, и настолько искреннюю со мной, что каждое сказанное ею слово обретало бы особый смысл. Женщину, имеющую волю жить своей жизнью даже перед лицом таких невзгод, о которых большинство и не подозревает. Разделившую бы мою любовь к людям, небезразличным мне. К Карло, наконец. — Выражение лица Паже сделалось мягче. — От которой все переворачивалось бы внутри, достаточно лишь коснуться ее рукой или взглядом. С которой можно было бы родить ребенка.

Терри почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы.

— Я и не знала, что тебе этого хочется.

Крис сосредоточенно изучал ракушку, лежавшую на его ладони.

— Понимаю, — произнес он в ответ. — Мне следовало бы сказать тебе это раньше или вообще не говорить. Но пока ты борешься за Елену, какое значение имеют мои чувства? И следует ли придавать им какое-то значение?

Она взяла его за руку.

— По крайней мере, я бы знала, чего ты ждешь от жизни.

Крис не отнял своей руки.

— Терри, я сделал это вовсе не с целью изменить что-либо или вызвать твою жалость. Этого недостаточно даже для того, чтобы оправдать еще одну неделю, проведенную вместе. И тем более на этом невозможно построить жизнь.

— Тогда зачем же ты говоришь мне это?

Ей показалось, что Крис в замешательстве, затем она почувствовала, как он крепко сжимает ее ладонь.

— Потому что я хочу, чтобы, как только мы выберемся из этого болота, ты переезжала ко мне. И если от этого будет лучше и нашим детям — а я верю, что мы можем сделать так, чтобы им было лучше, — мы никогда не расстанемся.

Терри боялась перебить его неосторожным словом.

— Понимаю, ты можешь считать иначе, — глядя куда-то в сторону, продолжал Кристофер. — Тебе всего-навсего тридцать. Ты еще можешь встретить человека, своего сверстника, и он разделит с тобой надежды, которые ты питала, выходя замуж за Рики. Вы заведете много детей, купите дом, у вас будут друзья — ваши ровесники, наконец, вы одновременно состаритесь. — Он замолчал, словно неуверенный в том, какие чувства пробуждают в Терри его слова. — Мне казалось, что, когда тебе присудят опекунство, ты лучше поймешь меня и мои представления о нашей совместной жизни. Но, похоже, тебе придется понять меня сейчас. Чтобы ответить самой себе, сможешь ли ты — при условии, что нам удастся как-то урегулировать проблему с Рики, — жить той же жизнью, которой живу я, и желать от нее того же, чего я желаю. — Крис отпустил ее ладонь и снова подобрал ракушку. — Но если ты не уверена, что хочешь быть со мной, тогда какое для нас двоих имеет значение, кто такой Рики, что он делает с нами или где он в данный момент находится.

— Какой же ты глупый, честное слово, — произнесла Терри, прикрывая ладонью глаза.

Для Криса ее слова были неожиданностью. Он смотрел на Терезу с добродушной улыбкой, пытаясь понять, что она хотела этим сказать.

— Вот и Карло утверждает, будто я идиот, — промолвил он. — Что значит единодушие.

— Вот именно, Крис. И я бы с радостью родила от тебя ребенка.

Он казался совершенно потрясенным. Терри взяла его руки в свои.

— Крис, ты думаешь, почему мне так грустно? Боже мой, если бы ты просто стер Рики с лица земли, жизнь с тобой была бы для меня сущим наслаждением. — Она запнулась от неожиданно пришедшей мысли, которая была слишком мучительна, чтобы выразить ее словами. Потом продолжала уже не столь горячо: — Но чего нет — того нет. Знай я в то утро, что принесу с собой в твой дом, я бы никогда не вошла в него.

— Ты это серьезно? — спросил Паже.

— Разумеется, серьезно. Посмотри только, во что нам обходится возможность быть вместе. Карло подозревается в совращении малолетнего ребенка. Елене, возможно, придется давать показания против него в битком набитом газетчиками зале суда. И — вне зависимости от того, насколько обоснованы обвинения Рики, — если кто-то из наших детей пострадает в результате этих судебных разбирательств или же я навсегда потеряю Елену, то в происшедшем мы будем потом винить друг друга. Крис, я слушаю тебя, и мне кажется, что ты забываешь о самом существовании Рики.

Кристофер встал и отвернулся от нее. У самой кромки воды двое рыбаков укладывали сети в лодку. Кроме них, на пляже никого не было. Хотя крутые склоны защищали бухту от ветра, стало заметно свежее. На берег мерно накатывались тяжелые волны. Он поежился и скрестил руки на груди.

— Боюсь, ты не простишь себя, — сказал он, — если позволишь Рики решать за вас с Еленой.

Терри невольно подумала о том, что, возможно, Крис поможет дочери больше, чем она, ее мать. Но она тут же решительно покачала головой, отгоняя от себя прочь эту мысль.

— Крис, с Еленой нужно огромное терпение. Это не Карло — она слишком предана Рики, слишком рьяно защищает его. Не уверена, что ты отдаешь себе отчет, насколько она трудный ребенок.

— Таким же был и Карло, когда стал жить у меня, — произнес он, пряча руки в карманы. — Теперь мне предстоит вторая попытка, с твоей дочерью. И для меня это очень серьезно.

Тереза почувствовала инстинктивное желание прижаться к нему, но совладала с собой. То, что ей предстояло сказать Крису, что она должна была сказать, — страшно тяготило ее.

— Если подтвердится, что Карло виновен, все это будет невозможно. Мы с тобой будем невозможны.

— Я понимаю, — проговорил он, не сводя с нее глаз. — Но это еще одна причина, чтобы осадить Рики.

— Публично? А как это скажется на Карло?

— Трусость скажется еще хуже.

Терри задумчиво посмотрела на него.

— Не думаю, что ты вправе принимать за него подобные решения.

Крис снова сел напротив.

— Это решение самого Карло. Он принял его перед нашей поездкой в Италию.

Она представила их вдвоем и как сын объявляет о своем решении, потому что хочет видеть отца счастливым.

— И ты позволишь Карло пойти на это? — спросила Терри. — Ради нас?

— Ради нас и ради него тоже. — Он помолчал. — Елена ни разу не сказала, что Карло развратничал с ней, — она просто отказывается говорить об этом случае. Рики каким-то образом удалось внушить ей, что, выгораживая Карло, она предает отца. Но для нее сказать неправду значило бы предать Карло. Поэтому девочка нашла выход, единственно возможный для ребенка — хранить молчание. — Крис говорил все более уверенно. — Честно признаться, все это грустно. Ради них самих мы должны избавить Елену и Карло от этого наваждения. Но мы ничего не добьемся, если спасуем перед Рики.

Терри потерла пальцами виски.

— Рики считает судью Скатену своим приятелем, — произнесла она. — Если я добьюсь, чтобы Ариаса вызвали в суд, он пойдет. И потащит нас всех за собой. Вместе с твоими надеждами на кресло сенатора.

— Совсем не уверен в этом. Потому что на сей раз твоим адвокатом буду я.

Тереза не могла скрыть изумления.

— Ты шутишь…

— Ничуть. Скатена управляется с семейными делами, подобно сатрапу, считая, что никто этого не видит. Но когда я приду в зал суда и вызову Рикардо Ариаса для дачи показаний, это увидят все. И если Рики не одумается, то я его просто размажу, и никакой Скатена не соберет. Впрочем, — уже спокойнее закончил Крис, — думаю, он и не захочет этого делать.

Терри пребывала в замешательстве.

— Но сначала, — попробовала возразить она, — судья предоставит Рики удобную возможность разделаться с Карло и Еленой.

— Я сильно сомневаюсь в этом. Перед нашим отъездом я подготовил ходатайство с просьбой отложить всякое заслушивание показаний Карло и Елены в суде, пока не будут представлены официальные результаты психиатрического освидетельствования девочки и всех нас. Учитывая сложившиеся обстоятельства, даже такой отпетый идиот, как Скатена, не захочет выступать в роли судьи, который — перед Богом и людьми — подвергает подростка и шестилетнего ребенка унизительной процедуре публичного допроса. Поскольку любой здравомыслящий человек, за исключением, пожалуй, Рики, скажет тебе, что подобная процедура является прерогативой профессионального психиатра и должна проводиться сугубо конфиденциально.